Очень бдительно некоторые следят и за тем, чтобы их не покинула благодать. Вообще-то это правильно. После причастия, например, рекомендуется хранить свою душу и тело в тишине и непорочности, дабы не согрешить и тем не лишиться единства с Богом – каковое и есть суть причащения. Но люди часто вкладывают в это совершенно иной смысл, магически-потребительский. Некоторые прихожане после причастия вовсе не разговаривают, и не от благоговения перед принятой святыней, а чтобы благодать «не вылетела». Они активно сторонятся всех вокруг – ведь благодать может покинуть тебя даже от случайного прикосновения! Особенно жалко смотреть на мучения таких «благочестивых» ценителей благодати в храмах, где, как в нашем, например, яблоку упасть негде. Ну-ка попробуй, сохрани себя в тесноте от случайных прикосновений! Между прочим, благодать напрочь «оттягивают» кошки. Коснулся твоей ноги усатый-полосатый – и все. Считай, не причащался. Начинай сначала. Такая вот очередная благоглупость. Недавно я узнала и еще нечто новенькое. К нашим свечницам подошла пожилая женщина с запиской. В ней что-то было написано неверно, и свечница исправила запись. Что тут было! «Я с этой запиской через церковный порог переступила – значит, так ее и нужно подавать, ничего в ней исправлять нельзя!» – горячилась потерпевшая. Чем так страшен церковный порог? Уму непостижимо.
Иконы бывают, оказывается, «сильные» и «слабые». А иконы мучеников в доме держать вообще нельзя, чтобы никто из домашних не мучился. Разговаривают мать с дочерью:
– Ой, я так и знала, Наталья – мученица!
– Ну, ничего, у меня вообще раба Нина!
Место и поза стоящего тоже исполнены внутренних «смыслов». Так, встав под куполом храма, по мнению адептов экстрасенсорики, можно основательно «подзарядиться» космической энергией. (Я помню, как двадцать лет назад сама входила во все церкви, и действующие, и недействующие, развернув ладони вверх – «ловила энергию». Прости меня, милосердный Господи!) А на «Херувимской» кто-то стоит, плотно прижав ноги друг к другу, «чтобы бес не прошел». Правда, неясно, почему бестелесное существо, спокойно проходящее сквозь стены, пространство и время, не протиснется между плотно сжатыми конечностями.
Некоторые носят поясок с молитвой «Живый в помощи Вышняго», надевают кольцо с выгравированной молитвой, кладут в кошелек иконку. Понятно, что, оказавшись вне дома, можно при желании помолиться на икону, которую взял с собой. Однако такое с первого взгляда благоговейное отношение к святыне может быть вызвано и языческим желанием иметь при себе некий оберег, амулет. Предполагается, что икона, кольцо с молитвой или иной освященный предмет может сам, своей собственной силой, защитить от беды. При этом не оказывается никакой разницы между церковным предметом и заговоренным талисманом. «Зачем же тогда нужны эти кольца и пояса?» – спросите вы с недоумением. Расскажу такой случай. Парень уходил служить в армию. Он был неверующим. Но мать дала ему с собой переписанный 90-й псалом («Живый в помощи Вышняго»), обычно читаемый в опасности, и попросила зашить в солдатскую гимнастерку. Маму он любил и просьбу ее выполнил. Зашил бумажку в клапан нагрудного кармана. А когда в первый раз прыгал с парашютом, тот почему-то не раскрылся. И камнем падая вниз, он вспомнил о материнской молитве, хлопнул себя по нагрудному карману и закричал: «Живый в помощи, спаси меня!» Снова дернул лямки, и парашют сработал! То есть не бумажка спасла мальчика, а то, что он благодаря ей в нужный момент вспомнил о Боге и воззвал к Нему.
Суеверие – это состояние души человека, которая не уповает на Бога, а верит лишь материальным вещам. Которая привыкла торговать и торговаться, покупать и продавать. Родная сестра язычества – магия, т. е. стремление человека подчинить себе духовный мир, быть как Бог. В итоге в душе вместо веры и упования воцаряются идолослужение и магизм.
Об этом еще в I веке писал апостол Павел: «Негодных же и бабьих басен отвращайся, а упражняй себя в благочестии» (1 Тим. 4, 7). Вот как давно процветает культ незнания и полуверы!
Практика доверия Богу
Но что же делать? Ведь накажет. Не услышит. Не поможет.
Смешно, честное слово. Смешно и нелепо.
Мы боимся, что нас не услышит и не захочет помочь Творец вселенной, Вседержитель, в чьей руке – каждое наше дыхание и жизнь каждой травинки, и потому пытаемся воздействовать на Него, заручиться какими-то формулами или обрядами, чтобы связать – кого? – Создателя свободы.
Давайте все же думать головой. На Бога воздействовать невозможно. Ему не заломишь руку за спину: «Делай, как сказано, кому говорю!», Его не объедешь на кривой кобыле: «Вот я туточки и тамочки, бочком – и с черного хода в рай». Нет, все подобные затеи, хотя и крайне соблазнительны, заранее обречены на провал.
Как же быть?
Просить.
И Тот, Кто знает все наши нужды, Кто ведает, что нам на пользу, а что во вред – подаст все необходимое. И подстраховаться тут никак не получится.
Все христиане знают на собственном опыте – Он помогает. Просили Его, Его Мать, святых – и получали просимое. Получали и получают самыми странными способами и в самых невероятных обстоятельствах. Об этом не принято особо распространяться, потому что, с одной стороны, дело глубоко личное; с другой – никаким чужим опытом никого не убедишь; с третьей – любой христианин настолько часто встречается с подобными ситуациями, что говорить о них особо – вроде как с восхищением сообщать: «Нет, ты только подумай – прихожу в магазин, а там, представь себе, есть хлеб!»
Но все же расскажу один недавний случай; он поразил меня не тем, что произошел, а, если можно так выразиться, «чистотой эксперимента».
В очередной раз оставшись без денег до понедельника (была пятница), в очередной раз попробовала одолжить 500 рублей. И – ноль. Не у кого. Кто не уехал на дачу, остался на выходные в городе, у тех тоже кошельки опустели, а у кого и есть, у тех уже одолжено. Ну ладно, не впервой. Хотя до понедельника, когда получу зарплату, жить не на что. «Одолжу в церкви», – решила я. Но вечером на всенощной та же картина: кто в храме, у тех просить невозможно, а у кого бы попросила – тех нет самих. Лето, субботний вечер, народ поразъехался. Вот тут осталось лишь прислониться к стенке:
– Господи, ну и как Ты это разрешишь?
Спустя пять минут мне протягивали пятисотрублевую купюру:
– Вы платили недавно за распечатку материалов.
– Но я платила гораздо меньше, почти вдвое, никак не пятьсот рублей.
– Именно эта сумма – благословение отца настоятеля. Похожее происходит с каждым из нас на каждом шагу, просто мы не всегда это отмечаем и вообще замечаем.
Неблагодарные мы, что ли? Похоже на то.
Современная притча. Умер некий человек и предстал перед Господом. И говорит Ему:
– Боже, почему Ты заставил меня одного сражаться со всеми бедами моей жизни?
– Нет, Я постоянно был рядом с тобой, помогал и поддерживал, просто ты не замечал Меня. Смотри.
И показал Господь человеку его жизнь: все события ее, все скорби и радости, весь путь его от рождения до смерти. И где шла цепочка следов человека, там рядом тянулась еще одна – от Божьих шагов.
– Но посмотри! – воскликнул человек. – Там, где моя жизнь делалась вовсе невыносимой, где меня одолевали скорби, – отпечатки лишь одной пары ног. Ты оставлял меня тогда!
– Нет, – отвечал ему Бог, – Я нес тебя на руках.
Не услышать, не заметить легче легкого. Он не вторгается в нашу душу под гром литавр и хлопанье бича. Тихо стоит рядом и ждет доверия к Себе. Что за слово: «доверие»? В нем так ясно слышится вера до конца, до предела. Будь «доверие» глаголом, я бы назвала его глаголом совершенного вида от «веры». Завершенность, окончательность, доведенность до конца: я полностью верю Тебе, до-вер-яю.
Пост
– Пост – нарушение свободы человеческой, о которой вы так любите кричать.
– Зачем Богу, чтобы я не ел мяса, Ему от этого не холодно не жарко.
– Мы и так живем скудно, у нас пост непрерывный, дальше поститься просто некуда.
– За что вы, верующие, так ненавидите тело и обычные человеческие желания? Если их дал Бог, значит, они нормальны и их нужно удовлетворять.
– Если Бог меня любит и уважает, то Он стремится, чтобы моя жизнь была радостной.
– Бог всеведущий, Ему не нужны подтверждения моей любви в виде ограничений в пище.
– Любовь к Богу никак не связана с гастрономией.
Пожалуй, ни за что так ожесточенно не спорит человек, как за свое право не соблюдать пост. При этом, заметим, на диете народ сидит поголовно и радостно, даже лечебное голодание протеста не вызывает. Почему же такая ярость охватывает нас, лишь только речь заходит об ограничении в пище не ради тела, а ради духа?
Думаю, потому что это самое страшное, кажущееся угрозой самому существованию: меня хотят уморить голодом. Если я сижу на диете, то воля тут – моя. А если пощусь, то отдаю себя – как кажется – в волю иную, чужую, внешнюю, в волю другой личности. Кому-то нужно, чтобы я перестал есть. И подступает утробный страх за жизнь и накатывает ярость – меня хотят убить, но я не дамся.