И я пошла к о. Сергию.
Конец первой серии.
Продолжение следует.
И никаких сомнений. Ни малейших. За все годы.
Можно ли сменить духовного отца? Нет. Пробовала. Сдуру. Показалось, что удастся усидеть на двух стульях. Но он мне живо объяснил, что такая возможность допустима лишь, если твой пастырь умер, отпал от Православия (стал раскольником, еретиком) либо кто-то из вас двоих уехал так далеко, что постоянная связь невозможна. Так что ты, дорогая, конечно, свободна идти на все четыре стороны, но обратной дороги не будет. И из всего многолетнего доверия к нему, из опыта, уже прожитого, родился нормальный вопрос ребенка к отцу:
– Батюшка, значит, это будет неправильно?
– Да.
– Тогда позвольте остаться. И простите.
Как любить своего духовника? Чтобы не впасть при этом в придыхания, экзальтацию и душевные обожания: чего это батюшка вон ее и исповедует долго, и по головке погладит – а со мной по-быстрому разобрался – и до свидания, доченька? Или: ах, бедный батюшка, так болен, а пришел служить, и голоса у него нет, и руки дрожат от слабости… И вообще поговорила бы я с ним подробненько, о жизни своей, о проблемах, да он требует краткости и вменяемых конкретных вопросов.
Как ко всему этому относиться? Спокойно. Священник – не нянька-мамка, а посредник между тобой и Господом.
Это как?
Очень просто.
Одним махом потерял все Иов – богатство, детей, жену, здоровье. Остался один, на гноище. И чего ему на его гноище не хватало? Здоровья-семьи-покоя? Ничего подобного. Иов отчаянно взывал: «Нет между нами посредника, который положил бы руку свою на обоих нас» (Иов 9, 33). Ему не хватало того, кто стал бы между ним и Богом, соединил.
Общего друга, который любит обоих нас – и меня, и Его, и потому может просить Его обо мне, и Тот не откажет. Потому что это и Его друг.
Такой посредник – духовный отец.
Просит ли он за меня?
Да. И это ощутимо.
А я-то чем могу быть ему полезна? И могу ли вообще?
Надеюсь.
Во-первых, ежеутренней молитвой о духовном отце. Что интересно – всячески норовя сократить утреннее правило, я никогда, кажется, не отсекала единственной молитвы – этой. Ну разве что уж такая немощь охватывала, что даже «Господи, помилуй» было не вымолвить. Не перекреститься. Что там от моего слабого писка до Господа дойдет? Хоть что-то. Я пискну, еще кто-то из чад, и еще, и еще – не все же такие слабенькие, как я. Да и много нас. Как пишет (хотя и по иному поводу) новомученик о. Митрофан (Серебрянский): «Помни: хотя капля, но пользы; а ведь из капель ручьи, реки и моря составляются. Ты принесла на жертвенник Божественной любви и правды каплю, другая сестра каплю… все по капле», а вместе «уже ручей, реку»…
Во-вторых, не мешать. По возможности не грузить своими делами и проблемами. Постоянные прихожане знают: когда ты лишь начинаешь ходить в церковь, священник не жалеет на тебя времени и сил. Но нужно быть готовым: разговоры стихнут скоро. Это «скоро» для всех разное. Зависит, наверное, от твоего умения вылезти из манежика и хоть чуть-чуть продержаться на собственных нетвердых ногах.
Однажды понимаешь: вот этого спрашивать вовсе не нужно, сама ответ знаю. А потом еще более странно: пришла с неразрешимой проблемой, об которую всю голову сломала, встала, жду своей очереди – и вдруг: «А что я тут делаю-то? Все предельно ясно». А еще потом в ответ на твой вопрос ты нежданно-негаданно впервые слышишь не ответ, а: «Иди молись». Как так молись? Зачем это? Я все время молюсь. Вы другую такую молитвенницу еще подите поищите. Мне не «молись» от вас нужно, батюшка, а ответ. Но тебе снова: «Иди. Молись». Что делать? Идешь. Молишься. Что-то проясняется. Подкатываешь снова. А тебе вновь: «Молись». И вот через недельку все почему-то решается. Само.
И нас уже – ощутимо – не двое, а трое. Духовный отец соединил меня с Тем, Кто и подает все ответы. Уж не знаю, как он это проделал. И знать не должна.
В-третьих, помощь моя – в том, чтобы не препятствовать вести себя куда надо. Есть известная притча, как к одному святому пришел человек (будущий преподобный Павел) и попросился в послушники. Тот дал ему задание: научиться выполнять заповедь «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых», и проситель ушел. Вернулся спустя много лет.
– Где ты был так долго?
– Я выполнял твое благословение.
А мы что делаем с благословением священника?
Да что хотим, то и делаем. Урезаем, подправляем, за бываем, откладываем на потом.
Между прочим, за это с нас спросится.
Что отвечать будем, православные?
У священника духовный опыт – не моему чета. Мою пустыню он уже прошел и может теперь вести по ней других. Знает, где в ней камень и раскаленный песок. А где путь к роднику. Ибо его стоянки – далеко отсюда. Быть может, уже на подступах к земле обетованной. Или на берегу Иордана. Или за ним. Не мое это дело, его пути познавать. Но на моих он меня направляет.
– Я не могу молиться. Тащу себя, тяну, ненавижу за это, но все равно, раз за разом опускаю и утреннее и вечернее правила.
– Бывает. Делай так…
Благословение
– Благословите ли ехать в поездку?
– А ты сама как считаешь, нужно это?
Да что мне считать-то. Ручки – ковшиком, бровки – домиком, глазки – пуговичные, походка – уточкой. И скороговоркой, с придыханьицем:
– Как благословите, батюшка.
– Ну нет. Сначала реши, потом придешь и благословишься.
Да не хочу я ничего решать. Просто скажите, как надо.
Не тут-то было.
Сначала испытай варианты решения твоей проблемы. Под единственным углом зрения – какой из них пойдет на пользу твоей душе и душам ближних. Не можешь понять умом – вымаливай решение. И лишь остановившись на чем-либо, иди к священнику, и он даром Святого Духа засвидетельствует: «Да, это верно» либо «Нет, так не годится».
Только так. Свой опыт – и поверх него благословение.
Но нам это не нравится.
Мы хотим либо делать так, как решили (иначе – зачем было и решать?), либо чтоб решали за нас. Вариант: «Не чихну без благословения!»
Вот идет священник. К нему подходят, сложив руки ладонями крест-накрест, правая сверху: «Благословите, батюшка».
Благословляет.
Милый такой, приятный обряд…
Правда, иногда он начинает несколько раздражать и нервировать. Выходит, например, отец настоятель из тра́пезной, с двух сторон – живой коридор: сложенные ладошки, умильные личики, кто-то следом семенит – не успел, кто-то деликатно работает локтями, проталкиваясь поближе. Все это крайне нелепо – и участвовать в представлении не хочется. Отхожу в сторонку. Раз отхожу. Другой. Третий. Двадцать пятый. И вот в какой-то момент в голове щелкает – видно, пришла пора выяснить и этот вопрос.
После занятий в воскресной школе все разошлись, я осталась в классе одна, мыла пол – была моя очередь. Учитель уходил. Рвануться за благословением, огибая длинный ряд столов? Можно, конечно, но как глупо это будет выглядеть. Да и зачем? С этим я и обратилась к нему: зачем? Что это – церковный этикет? «Благословите» вместо вежливого мирского «здравствуйте, батюшка» и «до свидания, батюшка», которые до сих пор рвутся с губ в соответствующих ситуациях? Или попытка обезопасить себя, подстраховаться на дорожку? Благословлюсь – и меня окутает такое светлое чистое облако, которое охранит от злого человека, мчащейся машины, летящего сверху кирпича? («Боже мой, какая пошлость!», – как говаривал господин Мерзляев в фильме «О бедном гусаре замолвите слово».)
Да, я и сама понимаю, что все это – ответы неверные, но тогда тем более: зачем?
Батюшка ответил примерно так: каждый получает то, чего ждет и просит. Вот сейчас я иду мимо вас и в своем священническом благословении могу подать вам благодать Христову. Но вам это не нужно, вы заняты. Значит, мимо вас прошел Сам Господь Иисус Христос. А вы остались при своем усердии и своем вымытом поле.
Швабра треснулась о плитки – подхватывать было некогда: мой учитель – и с ним Христос – уже почти скрылись за дверью.
Однако успела.
Благословите!
Путь в небо
Священники стоят перед алтарем: «Не отвержи мене от лица Твоего и Духа Твоего Святаго не отними от мене». Лицом к Нему, а за ними, за их спинами, ими защищенные, за ними следом, по их следам и путям – все мы. Они ведут за собой в Царство Небесное, к престолу Божию тех, кто хочет и может следовать за ними.
Это реальность.
Но прочувствовать ее во время службы удается редко.
Литургия как путь в небо…
Из проповедей настоятеля протоиерея Сергия Филимонова (усеченное, пересказанное и переложенное):
«Не осуждайте своих пастырей. Вы не знаете священнических крестов. Ибо многое от вас скрыто. И если вы видите их изнемогшими, погружающихся в дремоту во время исповеди – помолитесь о них».
«Мне глубоко безразлично, кто и что подумает и скажет обо мне. Но мне глубоко небезразлично, о чем спросит меня Господь, когда я предстану пред Ним».
«Умер о. Василий. Но я не скорблю. Ибо еще один пастырь предстал ныне пред лице Создателя, дабы молиться о своих чадах, обо всех нас».