Какие стихи 60-х годов я повторил бы сегодня? На вечерах меня просят почитать «Порнографию духа», «Очередь». И сегодня повторю: «Все прогрессы реакционны, если рушится человек».
Поправочка к «рукопожатию»…
Хочу поправить замечательного журналиста, исследователя жизни и быта Москвы и москвичей Льва Колодного. В книге Андрея Вознесенского «Дайте мне договорить!» (Эксмо, 2010) он так комментирует встречу поэтов «на Масленицу в 2008 году»: «У меня собрались гости. Андрей Вознесенский и Евгений Евтушенко оказались за одним праздничным столом. И… пожали друг другу руки. Спустя тридцать лет. Точка. Все эти десятилетия длился их напряженный молчаливый диалог: кто – первый? И вот они встретились, посмотрели друг на друга – и у обоих появились слезы. Одному уже 75, другому – вот-вот стукнет. И оба они первые! И в каком-то смысле – последние».
Да, отношения Андрея Вознесенского и Евгения Евтушенко на протяжении почти всей их творческой жизни были далеко не безоблачными: они ссорились, их ссорили… Быть может, только в юности, в самом начале, то есть в пятидесятых годах, оба одинаково популярные, они были близки.
У Евгения Александровича есть стихотворение «Плач по брату», написанное в 1974 году. Помню, какое сильное впечатление произвело оно на меня при первом прочтении. Несмотря на посвящение известному геологу Владимиру Щукину в сюжете этой стихотворной новеллы мне отчетливо видится аллюзия к «заклятой дружбе» двух знаменитых поэтов.
Вот эти стихи:
С кровью из клюва, тепел и липок,шеей мотая по краю ведра,в лодке качается гусь, будто слитокчуть черноватого серебра.Двое летели они вдоль Вилюя.Первый уложен был влет, а другой,низко летя, головою рискуя,кружит над лодкой, кричит над тайгой:«Сизый мой брат, появились мы в мире,громко свою скорлупу проломя,но по утрам тебя первым кормилимать и отец, а могли бы – меня.Сизый мой брат, ты был чуточку синий,небо похожестью дерзкой дразня.Я был темней, и любили гусынибольше – тебя, а могли бы – меня.Сизый мой брат, возвращаться не труся,мы улетали с тобой за моря,но обступали заморские гуси,первым – тебя, а могли бы – меня.Сизый мой брат, мы и биты и гнуты,вместе нас ливни хлестали хлестьмя,только сходила вода почему-толегче с тебя, а могла бы – с меня.Сизый мой брат, истрепали мы перья.Люди съедят нас двоих у огняне потому ль, что стремленье быть первымело тебя, пожирало меня?Сизый мой брат, мы клевались полжизни,братства, и крыльев, и душ не ценя.Разве нельзя было нам положиться:мне – на тебя, а тебе – на меня?Сизый мой брат, я прошу хоть дробины,зависть мою запоздало кляня,но в наказанье мне люди убилипервым – тебя, а могли бы – меня…
Я не тщусь натягивать на себя тогу литературоведа-комментатора и не хочу трактовать строчки и образы, говорю лишь о своих личных ассоциациях.
Однажды, это было в 1975 году, я попытался проверить свое предположение. Мы встретились с Евгением Александровичем в ресторане Центрального дома журналистов, чтобы обсудить предстоящую поездку поэта на выступление в один из подмосковных городов. Так вышло, в этот вечер он никуда не спешил. После фирменного домжуровского «филе по-суворовски», экзотичных миног, ну и конечно бутылочки «Столичной», слово за слово, визави стал клевать мою журналистскую наживку. Рассказал о своей новой любви (в его жизни тогда появилась англичанка Джан, с которой у него складывались серьезные отношения), поднял болезненную для любого автора тему тиражей в издательстве «Советский писатель», где я работал, и вдруг неожиданно спросил: «Давно не виделся со своим Андрей Андреичем?»
Для меня этот вопрос не был неожиданным: Евтушенко знал о моем давнем знакомстве с Вознесенским, а я знал об их сложных, далеко не братских отношениях.
Я понял, что надо ловить момент, и ответил вопросом на вопрос: «А вы?»
И Евгений Александрович разразился резкой эскападой. Он говорил о том, что Вознесенский – для «золотой» публики, для интеллектуалов, что в каком-нибудь райцентре не понимают его стихов, а «мои понимает весь народ!», но при этом, при этом… они, конечно, великие оба…
К сожалению, ответ на мой вопрос о стихотворении «Плач по брату» был растворен в длинном полупьяном монологе, в котором я чувствовал вечный в мировой литературе синдром соперничества первых поэтов.
Неожиданно поднявшись из-за стола, Евгений Александрович позвал официантку и, бросив: «У меня свидание в Доме актера», прервал нашу трапезу… Когда мы сели в его «Волгу», стоявшую во дворе домжура, и он рванул по Суворовскому бульвару, я взглянул на спидометр и замер… Впервые в жизни я ехал с абсолютно пьяным водителем и на такой запредельной скорости. Конечно, лестно было погибнуть вместе с мировой звездой, но я решил все-таки не испытывать судьбу и попросил Евгения Александровича остановиться в конце бульвара у магазина «Армения»…
В книгу «Дайте мне договорить» составители включили стихи «На «хвосте» Евгения Евтушенко, датированные 18 февраля 2005 года и посвященные Андрею, и «Плач по братку» Андрея Вознесенского от 24 февраля того же года с подзаголовком «Ответ Евгению Евтушенко», опубликованные ранее в «Новой газете». Несмотря на неоднозначные названия, ясно одно: и то, и другое стихотворение – о братстве «крыльев и душ» (вспомним «Плач по брату» Евтушенко, о котором речь выше), о верности общей юности времен Политехнического…
Читаешь провидческие строки Андрея, и сжимается сердце:
Но останутся не экраныИ не выходы за флажки.Лишь слеза над башкой братана,Больше нету такой башки…
… Так вот, возвращаясь к высказыванию уважаемого Льва Ефимовича Колодного, я свидетельствую: пожали Вознесенский и Евтушенко друг другу руки именно тогда, в начале февраля 1987 года. Горбачевская перестройка набирала обороты, и акция отдела литературы «Огонька», собравшая вместе самых ярких поэтов-шестидесятников, была, конечно же, симптоматичной. Нам наивно хотелось, чтобы на новом переломе истории нашей страны они были вместе, как когда-то в далекие оттепельные шестидесятые. Ведь сказал же когда-то Андрей Вознесенский: «Нас мало, нас может быть четверо… Но все-таки нас большинство…»
«Мы не можем допустить того, чтобы нам было стыдно прийти друг к другу на похороны», – как-то сказал Евгений Евтушенко. Его стихи, прозвучавшие 4 июня 2010 года на панихиде по Андрею Вознесенскому, поставили точку в отношениях двух великих поэтов двадцатого века:
Мы все твои дети, Россия,Но стали всемирными русскими,Мы все, словно разные струныГитары, что выбрал Булат.
«Возьми командировку в Витебск…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});