Костюм, на самом деле, играет большую роль в самоутверждении. Костюм это наша ролевая маска, которая помогает нам встроиться в определенную роль. Вспомните, как трудно нажраться вхлам, если ты в деловом костюме. Или чувствовать себя уверенным, если стоишь в одних трусах перед одетым человеком. Маска имеет силу!
Вот и мне так казалось, когда я плыл в Черное Урочище. Теперь же почувствовал себя клоуном.
«Надо настроиться!» – скомандовал я себе. Опустил глаза, заставил забыть по всё окружающее и сконцентрировался на дыхательной гимнастике. Полное сосредоточение. Шел среди своих людей на полуавтомате и заставлял себя вспоминать сцены из «Ревизора», в которых Хлестаков распускал хвост перед провинциальными чиновниками. Если честно, так ушел в себя, что даже вздрогнул, когда Шитайа толкнул меня локтем в бок:
– Ицкагани, владыка!
Поднял глаза. Мы уже стояли на подворье перед большим кирпичным домом. У широкого входа нас встречали человек семь. Который из них Ицкагани – угадать нетрудно. Вон он: не низкий – не высокий, не толстый – не худой, не молодой – не старый. В целом, невзрачный мужик, но в богатейшем большом плаще, который плотно запахнул, что твой байроновский герой. И такое величие он из себя излучал!!! Хоть рукой черпай и обмазывайся. Похоже, Ицкагани тоже захотел меня поразить. На такое величие равным не ответишь. Ну, так я его просто сломаю. Смехом!
«Какой еще Ицкагани? Да меня сам Государственный Совет боится! Я с Пушкиным на короткой ноге!»
– Где Ицкагани? – театральным шепотом спросил я своего вождя. – Вон тот? В плаще? – и уже во всю глотку. – Да ладно?! Сам!
Я раздвинул рукой своих людей и, распахнув улыбку во всю морду, широко шагнул вперед.
– Ну, здорова, имачата! Будем знакомы!
«Только широкие жесты, только громкий голос, – зудело в моей голове. – Это повадки хозяина».
Распахнув объятья (как мог), я ломанулся прямо на Ицкагани. Владыка полез обниматься с враждебным вождём!!! Оторопели все, Сын Обезьяны в экстазе едва не рухнул в обморок. Местные вздрогнули, отшагнули, крепче стиснули копья в руках.
Не переборщить бы… Я замер на полшаге. Лениво так махнул рукой: мол, чего это я? И захохотал (надеюсь, натурально).
– Уж месяц соседствуем, а всё не виделись! Ну как так, а? Не заходишь. А мне все уши прожужжали: Ицкагани то, Ицкагани сё! Даже интересно стало, что тут у меня за имачата такой замечательный. Ну, думаю: у меня ноги длинные – сам дойду. Принимай гостей, имачата!
Ицкагани слегка оправился от шока, снова запахнул дорогой плащ и степенно произнес:
– Прошу: будь моим гостем, Хуакумитла Сухая Рука! – и поманил внутрь здания.
Я проигнорировал то, что меня не назвали владыкой, и с детским любопытством на лице ринулся в проход, опережая местного князька. За моей спиной был Вапачиро – чего бояться!
Зал большой, почти как мой тронный. Только много окон, много света, и вокруг циновки да подушки раскиданы. Что они все-таки за люди, четлане! Вроде не совсем дикари и в ремеслах искусны – но полностью отрицают мебель! Всю жизнь на полу проводят.
– Дорогой гость! Познакомься с моим отцом.
С высокого постамента прямо мне лицо пустыми глазницами пялился расписной череп. И беззвучно скалился черными зубами.
Глава 9. Ничего личного – просто бизнес
Не понял! Я замер перед алтарем с черепушкой. Похоронные обряды четлан мне были смутно знакомы. В основном, они своих покойников сжигали в позе плода, глядящих на восток. Потом кости собирали и закапывали прямо в доме, подле очага. Богатые закапывали в специальных сосудах, бедняки заворачивали в тряпки или циновки. Совсем бедные, кстати, могли закапывать только черепа – места не было. Были еще отдельные группы мертвяков – например, те, кто умирал на закате или на рассвете – которых в доме хоронить нельзя. Кости увозили в специальное место, утыканное каменными столбами-охранителями. А детей, не доживших до посвящения и беременных женщин, не сумевших разродиться, вообще не сжигали. В Крыле их забирали жрецы и уносили в потайную пещеру.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Но про расписные черепа на алтарях не слышал. И ведь не спросить никого: что делать? В пол кланяться или на ересь злиться? Оставалось только гнать дурку дальше.
– А как звать отца? – бросил я через плечо. – Сам-то он, поди, не представится.
Ицкагани напрягся – видимо, я повел себя грубовато – но ответил:
– Великий имачата, хранитель Черного Урочища, Охотник За Вторым Солнцем!
– Приветствую, Охотник, – коротко поприветствовал я черепушку (а что, меня вон тоже владыкой не назвали!). – Здоровья желать не стану, но процветания и мира дому твоему – желаю от всей души!
Череп был отполирован добела. Глазницы его аккуратно обвели охрой, а зубы тщательно зачернили. На макушке аккуратно вывели символы восходящего и заходящего солнца. Сам череп покоился на яркой подстилке из перьев и лепестков.
– Охотник За Вторым Солнцем создал это Урочище. Он привечал и заботился о многих беглецах, что прибывали сюда, сделал это место богатым и процветающим, – нараспев начал рассказывать Ицкагани то, о чем я не спрашивал.
Надо снова сбивать его с привычных рельсов.
– Я же к тебе с подарками, имачата! – громогласно оборвал я вождя. – Ну-ка несите корзины!
Сорвал с одной из них крышку, запустил внутрь левую руку и небрежно загреб пачку перьев.
– Вот! Смотри, какие перышки! Красивые! Можешь, отцу своего, как его там, подстелить. Дарю! – и я с улыбкой протянул руку с дарами прямо под нос Ицкагани.
Перья хрустели и мялись в моей пятерне. Пауза затянулась. Но я упрямо не отпускал руку. Имачата, наконец, распахнул плащ и неуверенно принял подавленные перья. Поклонился слегка. Все-таки на фоне меня он был плюгавеньким. Но зато с двумя руками…
– Там еще есть! – небрежно махнул я на корзину. – Чего для соседа подарки жалеть, верно?
Я, конечно, не намекаю… Но князек всё правильно понял. Что-то шепнул своим придворным – и те пошуршали мне ответные подарки собирать. Наверняка захочет меня переплюнуть в этом! А я и не возражаю. Главное, что Ицкагани, судя по его бегающим глазам, еще не решил: подарками меня одаривать или на копье насадить. В зале народу было не так много, так что имачата подавится своим желанием: здесь десяток моих лучших бойцов во главе с Серым. Уж мы им кровушку пустим! Но вот пробиться до реки… Там, чуток выше по течению, затаился Черный Хвост с сотней черных и золотых. Уж он на выручку придет – успеть бы дать сигнал…
Ладно, пока рассчитываем на мирный исход. Играем дальше!
– Где мне сесть-то? – развел я широко руки, насколько, конечно, позволяла правая «кочерыжка».
Ицкагани показал мне на самые нарядные циновки. Я ловко подхватил одной рукой сразу три подушки, лежавшие в разных местах, бросил их на указанную циновку и развалился с комфортом.
– Хороший у тебя дворец, имачата! – я вальяжно потянулся. – Вот, думаю в Излучном тоже себе построить. Побольше, конечно! Народишко сейчас кирпичи стряпает, думаю, за зиму сделаю.
Больше хвастовства! Но дело не только в этом: наверняка до Черного Урочища доходили слухи о строительной движухе в Излучном. Так пусть думают, что я себе дворец строю, а не домик Наф-Нафа (который должен быть крепостью).
Мы поболтали о светских мелочах: как урожай, как торговля, как дела в семье да какая зима ожидается. Ицкагани слегка успокоился и потихоньку пытался выведать у меня мои стратегические планы. Я с радостью «раскалывался»: рассказывал о том, какие хоромы себе отгрохаю в Излучном. В деталях описывал, как гениально я уже «придумал» спать в кровати, сидеть на стуле, есть за столом. Как еще много чего придумаю – и всё гениальное . Грозился собрать войско и прижать, наконец, разбойников-оцколи; как изойду вдоль и поперек все горы, наберу пленников, продам торговцам и заживу богачом! Даже Ицкагани с собой в походы позвал, заверял, что добычей не обижу – я, мол, человек щедрый. Настойчиво звал, чтобы поверил князек, что меня долина Великой не интересует, я в горах геройствовать мечтаю. Пусть надеется, что я там загнусь от шального копья. И не переживает за свои владения.