приглашение, но почему-то в ее устах оно прозвучало так, будто у нее в доме сегодня проходит небольшой прием для местных лавочников.
– Это же здорово, – сказал Майкл.
– Он приходит к нам сидеть с детьми.
– Ага. Понятно. Ему не хватает тех сумм, которые он дерет с вас за мясо?
– Он всего лишь продавец, а не хозяин. Ребята его обожают.
– По той причине, что они – мясоеды?
– По той причине, что он разбирается в футболе и классно играет на «Икс-боксе». – Она выболтала о Джозефе больше, чем собиралась. – Ладно. Это к делу не относится. Если у вас будет желание зайти на бокал вина, милости просим.
– Благодарю.
Он не сказал, что завтра должен рано вставать, а потому вынужден отказаться, но и не запрыгал от радости и счастья. Вообще говоря, в их возрасте напрасно было бы ожидать столь бурных излияний, тем более что Майкл, судя по всему, не раз получал такие приглашения. Но если вдуматься, ожидать столь бурных излияний было бы нелепо в любом возрасте.
– Я от этого избавлен.
– Простите, от чего?
– От «Икс-бокса». У меня две дочери.
– Вот оно что. Повезло вам. И что заменяет им стрелялки?
– Преимущественно книги.
Люси приставила два пальца к виску и мысленно застрелилась. Майкл хохотнул.
– Поймите правильно. Чтиво, если хотите знать, весьма низкопробное. Всякие антиутопические напасти.
– Ужас какой. Хорошо, что мои сыновья от этого далеки и все выходные просиживают, разинув рот, перед мониторами. Дочери живут с вашей бывшей?
– Да. Ко мне приезжают по субботам раз в две недели. Банальная история.
– И как вы к этому относитесь?
– Ну как – разумеется, болезненно.
Люси прикинула, что обречена выслушивать различные версии одной и той же истории еще лет десять, а то и пятнадцать, пока не начнет встречаться с мужчинами, чьи дети поступили в колледж. А кроме того, ей стало любопытно, скажет ли хоть кто-нибудь из ее новых знакомых: да это же просто офигеть! Я их поддерживаю материально, я с ними вижусь, но остальное время принадлежит мне. В такой возможности она тут же усомнилась. Прежде всего, это против правил. При всей свежести ощущений ей не следует завязывать ни сексуальных, ни эмоциональных контактов с таким мужчиной.
– Могу себе представить.
Ну вот. Приличия соблюдены, можно двигаться дальше.
В качестве первого они выбрали какое-то блюдо на двоих – из креветок, обильно приправленных чесноком, и она, естественно, начала думать, есть ли у нее в сумочке жевательная резинка и не обидится ли он, если по пути домой она предложит жвачку и ему. А потом она стала думать, какой в этом будет подтекст – насколько прямолинейный и насколько ханжеский, а потом забеспокоилась, как бы он не заметил, что она задумывается о том, чего следует и чего не следует ожидать в дальнейшем, и не уделяет внимания текущей беседе. Она взяла себя в руки и развеяла все тревоги относительно жвачки.
Разговор зашел о писательском ремесле, потом о преподавании, о референдуме. (Майкл высмеял мысль о том, что страна когда-либо проголосует против своих собственных экономических интересов, и Люси прониклась его убежденностью.) Поговорили также о своих неудачных браках, и его объяснения краха собственной семейной жизни не отличались ни легковесностью, ни своекорыстным самобичеванием. Он ей нравился. Она пригласила его к себе на бокал вина, и он ответил ей взглядом, изображающим страх. Но при этом с улыбкой.
– Джозеф – Майкл. Майкл – Джозеф.
Они пожали друг другу руки.
– Как издательство, – сказал Майкл.
Джозеф ответил ему непонимающим взглядом.
– Есть такое издательство, «Майкл Джозеф», – пояснил Майкл.
– А, – сказал Джозеф.
– Да, – подтвердил Майкл и усмехнулся. – Меня такая книжная продукция не слишком интересует[4].
– Майкл – писатель, – сказала она в отчаянной попытке объяснить, почему ее гость в первые десять секунд знакомства упомянул издательство «Майкл Джозеф».
– Круто, – сказал Джозеф.
Он не собирался уточнять, какие книги написал Майкл, – Люси это сразу поняла. Вряд ли его интересовали подобные сведения. Время от времени Люси приглашала местных писателей выступить перед школьниками, но такие выступления всегда наталкивались на полное равнодушие. Поначалу она расстраивалась (в ее школьные годы учащихся знакомили только с мертвыми писателями), но многие из ее выпускников уже повзрослели; из них вышли медсестры, полицейские, турагенты, продавцы, работники лондонского метрополитена. Вспоминались также двое профессиональных футболистов, один бухгалтер, один ветеринар и один рэпер. Они стали ценными и оцененными членами общества без помощи художественной литературы.
Мужчины немного помолчали, уставившись в пол, а Люси, глядя на них, старалась ни о чем не думать. Перед ней стояли просто писатель-романист Майкл, с которым она только что поужинала, и бебиситтер Джозеф, работник мясной лавки. Но с особой настойчивостью она гнала от себя мысли об их физическом различии: гладкое лицо Джозефа – и седеющая щетина Майкла, рослая, поджарая фигура Джозефа – и брюшко Майкла, да еще старческие пигментные пятна на руках. Если взять годы каждого, сложить и разделить пополам, то получится примерно ее возраст, но жизнь, к несчастью, движется только в одном направлении. Люси стремительно удалялась от Джозефа в сторону Майкла и чувствовала, что ориентироваться можно лишь на то, что впереди, но никак не на то, что утрачено навсегда.
– Как прошел вечер? – спросил Джозеф.
– Пусть Люси ответит, – сказал Майкл.
– Ну… от фильма мы оба не в восторге, а ужин был хорош.
– Это лучше, чем наоборот, – сказал Джозеф, и Люси посмеялась – наверное, дольше, чем того заслуживала эта шутка.
– Мальчики хорошо себя вели?
– Отлично. Мы не скучали.
– За приставкой?
– Да и за домашкой тоже.
– Они вызвались делать уроки?
– Нет. Я спросил, что им задано, и тогда они сели за домашнее задание.
– Ого. Ничего себе.
Потребуй кто-нибудь от Люси составить список вещей и занятий, которые она считает сексуальными, «домашнее задание» не попало бы туда ни под каким видом, будь этот список длиной в сотни страниц. Однако сейчас ее пронзило внезапное, знакомое, но почти забытое чувство. Неужели она достигла того возраста, в котором ответственность и непреклонность становятся привлекательными чертами? И как удалось Джозефу обогнать ее на десятилетия в достижении этого рубежа?
Вручив Джозефу сорок фунтов (расставание с такой суммой далось все же менее мучительно, чем былая необходимость раскошелиться за какой-нибудь скверный вечер, проведенный с Полом в шумном ресторане), она проводила его до порога, оставив Майкла ждать в кухне.
– Спасибо, – сказала она и необдуманно чмокнула его в щеку.
Джозеф усмехнулся и зашагал по тротуару.
Она крикнула ему вслед:
– Слушайте, может, вам «Убер» вызвать?
– Нет, я сам доберусь.
С этими словами он остановился и повернул назад, к ее дому.
– Беру свои слова обратно, – сказал он. – Существует только один тип.
– Простите?
– Ну… о чем мы говорили. Эх. Забудьте.
И на этот раз побежал трусцой.
Она откупорила бутылку вина, принесла два бокала, проводила его в гостиную и сделала вид, будто методично выбирает компакт-диск.
– Вы какую музыку предпочитаете? – спросила она.
– А что у вас