— А ты уже матерый?
Славик вспылил:
— Сергей, я так работать с тобой не могу!
— Ну иди к Миронову, скажи это.
— Я, Кострецов, не стукач, с которыми ты привык иметь дело!
— А чего ж только что грозил: «К Миронову пойду»?
— За это извини, вырвалось. Но если и дальше будешь только в свою сторону грести, вынужден буду доложить по начальству. В глаза тебе говорю, это будет уже не стукачество.
— Эх, Славик, — грустно сказал Кострецов, — знал бы ты, что есть стукачество, и тех, кто на этой ниве трудятся. Такое болото, что все хорошие впечатления от жизни дочерна мажешь.
— Кость, ты не один опер у нас, — набирая в грудь новую убежденность, заговорил Славик. — Но только с тобой трудно работать.
— Вот-вот! Это мне сейчас и подполковник сказал.
— Видишь! — горячо подхватил Унь-ков. — Пусть я салага, но он-то матерый. Да все в отделе так считают. Что ты из себя изображаешь? Идейный?
— Не люблю я красивых слов, — тихо произнес Кострецов. — И напоминаю: Костью ты меня, малец, звать не имеешь права.
Славик насупился и замолчал. Капитан взглянул на его розовые щеки, думая, что все-таки испортил отношения и с этим мальчишкой.
Он встал и, уходя, проговорил:
— Нельзя, Слава, давать наступать себе на мозоли. От них походка зависит.
Опер Кость был костью в горле не только уголовникам.
Часть II
БЕЛАЯ ВОРОНА
Глава первая
Пару раз в месяц поклонник рукопашного боя капитан Сергей Кострецов обязательно занимался в тренажерном зале. Просторный, со всевозможным спортинвентарем зал находился в стенах одного из московских милицейских подразделений. Здесь Сергей обычно и встречался со своим другом Сашей Хроминым — еще одним из их мушкетерской троицы, если считать погибшего Лешу Бунчука.
С Хроминым Кострецов служил в одной роге в армии. Саша, отобранный в горную разведку за такую же крепость костяка и выносливость, что и Сергей, вместе с ним начал тогда заниматься русским рукопашным боем. Фанатиком этого искусства, профессионально заложенного в старой императорской армии, был в разведроте капитан Михеев.
Капитан был поборником идей В. Ознобишина, чья книга «Искусство рукопашного боя» вышла в 930 году. Ознобишин являлся исследователем и разработчиком прикладных комплексов рукопашного боя, знатоком боевых приемов преступного мира и уличных драк. Его система основывалась на многовековом опыте восточных и западных единоборств.
Атлетически сложенный, всегда с непри-глаженным чубом, капитан Михеев внушал ученикам, как «Отче наш»:
— Рукопашному бою за короткое время научиться невозможно. При ежедневных интенсивнейших тренировках нужно минимум три месяца, чтобы более-менее освоить азы, если на толкового инструктора повезет. — Он самодовольно улыбался, не страдая застенчивостью. — И накрепко понять нужно, что изучать требуется именно рукопашный бой, а не какое-нибудь спортивное единоборство вроде таэквондо. Это — русский бой, в котором стоят до последнего, а не какие-то восточные ужимки.
Кострецов и Хромин стояли до упора. Сергея и в разведроте называли Кость. Сибиряк Саша Хромин характером был ему под стать, хотя внешне — прямо противоположный, брюнет, массивного телосложения.
Отслужив, они не потеряли друг друга, потому что Саша поступил в Москве в Высшую школу КГБ на факультет контрразведки. Тогда и сложилось их «мушкетерское» братство, в которое полноправно вошел сокурсник Сергея по милицейской «Вышке» отчаянный Леша Бунчук. Оно было мушкетерским в буквальном смысле: все готовились и оказались на «государственной» службе. Сергей и Леша — оперуполномоченными в милиции, Саша на такой же должности в КГБ-ФСБ.
Раньше в той же тренажерке, куда приехал в этот вечер Кострецов, они встречались втроем. Бунчук, хотя и не знал капитана Михеева, но под жестким руководством своих друзей успешно овладел рукопашным боем.
Сергей переоделся, вышел в зал, огляделся: Хромина пока не было. Капитан начал разминку. Когда перешел на снаряды, увидел, что и Саня потеет в другом конце зала. В завершение тренировки они отрабатывали в паре удары и блоки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Закончив, вместе пошли под душ. Переоделись и двинули, по старой традиции, в ресторанчик неподалеку. Выбрали там уединенный столик, заказали, как бывало, хорошего пива. Новым у Кострецова и Хромина стало то, что теперь они брали и по сто грамм водки.
Когда ее в графинчике принесли, друзья подняли по полстакана.
— За Лешу, — сказали в один голос и выпили не чокаясь.
Взялись за пиво, и Саша спросил о вдове убитого Бунчука:
— Давно у Кати был?
— Давно, Сань, — виновато сказал Сергей. — А ты когда заходил? Как Мишка? — поинтересовался он о пятилетием сыне Леши.
Чернобровый широколицый Хромин так и просиял.
— Смышленый паренек, в батьку. Электронную игру ему принес. Ведь дошкольник, а сразу в нее вник. Мне долго и объяснять не пришлось. Был у них на той неделе, Кате деньги оставил.
После гибели Бунчука они договорились помогать Кате, чтобы та не искала заработок, а посидела бы с Мишкой до школы. Да и где матери-одиночке сейчас удобную работу найти? Катя была из уральского города, откуда ей высылали небольшие деньги родители. После гибели мужа, оставшись без средств, она хотела вернуться с сыном на родину. Сергей и Саша допустить этого не могли.
Мишка теперь стал для них вроде сына полка, которого надо поставить на ноги. У Саши с женой детей не было, вот и баловал он пацана дорогими игрушками. Опер МВД Кострецов и опер ФСБ Хромин не имели зарплат, с которых можно было выделять Кате без ущерба для себя. Но они свято жертвовали, хотя Сане от жены за то доставалось.
— Как супруга? — вежливо осведомился Кострецов.
Он не назвал жену Сани Люсей, хотя знал ее с дискотек пединститута, куда курсанты-«мушкетеры» из своих подавляюще мужских коллективов ходили как в караул. Веселая студентка Люся, став женой Хроми-иа, теряла свою оживленность по мере их совместной жизни. Саня, как и Кость, «государеву службу» не хотел продавать за сребреники чьей-нибудь частной безопасности, поэтому Люся, ссылаясь на безденежье, не заводила детей. А Кострецова не жаловала.
— Люся-то? — переспросил Саня и усмехнулся. — Да нормально, шутит редко.
— Видишь, как они поворачивают. Вот я с Ирой и завязал.
— Ты серьезно? — расстроился Хромин, который семьей и человеческими отношениями дорожил как зеницей ока.
Он по-сибирски стойко был готов переносить и свою Люсю. О том, что Ирина нападает на Кострецова по той же линии, что и его супруга, Саня хорошо зная.
— Серьезней не бывает, — сказал Сергей. — Эхма, и не нужна нам денег тьма!
Чтобы не касаться больных мест, они не стали развивать эту тему дальше.
— Сань, — спросил Кострецов, отхлебывая пиво, — тебе, случайно, Леша никогда не говорил о своих стукачах?
Хромин изумленно на него глянул.
— Да кто ж о них говорит даже другу?
— Мало ли. Запутался я с одним своим осведомителем. А свел меня с ним Леша, он его в ГУУРе курировал. Так что, как видишь, друзья-оперы и самым ценным делятся.
Саня поправил тяжелой пятерней смоляную шевелюру.
— Это в МВД. У нас построже. Дружба дружбой… Хотя вспомнил. Об одном своем стукаче Бунчук у меня интересовался. О Яше Тундре.
— Так о нем и речь! Санек! — воскликнул Кострецов. — Тундра-то мне голову и заморочил!
— Этот может, — раздумчиво произнес Хромин. — Гений оперработы. Начинал-то он в КГБ, служил у нас сексотом. Мне ли его не знать. Натренировали на свою голову, могу рассказать…
В восьмидесятых годах по-настояшему организованная преступность была только в советской Средней Азии. Среднеазиатский криминалитет гораздо раньше, чем российский, понял: лучше покупать МВД, нежели ему противостоять. Тогда там уже сложилась четкая структура: на самом верху — воры в законе, потом «авторитеты», «смотрящие», «общаковые», «быки»-исполнители. Воры имели связь со всей местной властью, кроме КГБ. Только наша «контора» противостояла этой мафии, и в первых рядах — наши сексоты. Одним из талантливейших и был Яша Тундра… До вербовки биография его тебе нужна?