Но означает ли это, что он в Кремле работает?
Сомнения охватили Иду, стало ужасно страшно, что она отдаст деньги не тому человеку. А тот, кто простил обиду, оставшись без компенсации, вдруг решит все же пожаловаться на произошедшее кому следует… И Мишу посадят, точно посадят…
Вот, причём тут, вообще, я⁉ — окончательно расстроилась женщина. — Никому ничего плохого не сделала, а теперь должна за весь табор отдуваться! Надо откровенно поговорить с Павлом, он со всеми дружит, наверняка знает, кто у нас в Кремле работает, — приняла, наконец, решение Ида и немного успокоилась.
* * *
Дома оказался раньше всех, у парней сегодня тренировка, придут поздно. Кашеварить сегодня придётся мне. Только завязал фартук и встал к раковине чистить картошку, как раздался стук в дверь.
Это оказалась Ида Данченко. Вид у неё был очень уставший и встревоженный.
— Добрый вечер. Ну, как, съездили в колхоз? — спросил я, пропуская её в квартиру. — Что там?
Она зашла, я закрыл за ней дверь, а она уставилась на телефонный аппарат и ошарашенно замерла, как будто привидение увидела.
— Паш, — судорожно сглотнув, повернулась она ко мне, — так это же ты в Кремле, получается, работаешь! У тебя у одного во всём доме телефон есть.
— Ну, вот так случилось, — улыбнулся я, разводя руками.
— Паша, как хорошо, что я сразу к тебе зашла! — вдруг бросилась она ко мне.
— Тихо, тихо! Что такое? — озадаченно отступил я в кухню.
— Общий сход нашего табора поручил мне передать тебе это, — выложила она на стол что-то завёрнутое в красный шёлковый платок с бахромой. Свёрток был подозрительно правильной прямоугольной формы.
— Это что? — поражённо уставился я на неё. — Деньги, что ли? Зачем?
— За тем, чтобы у нас и наших охламонов не было неприятностей, — сильно волнуясь, ответила Ида.
Ничего себе, Вася их напугал, — подумал я.
— Что решили-то с Мишкой и Линой? — решил сразу уточнить главный вопрос.
— Я что, решила, что ли? Знать их не хочу! — вдруг расплакалась она. — За что мне всё это? Я-то в чём виновата?
— Ну, тихо, тихо, всё хорошо, — усадил я её за стол и поспешно поставил чайник на плиту. — Мишка, конечно, сморозил огромную глупость! Сам себе перекрыл дорогу и в Москву, и, я так понимаю, теперь и к Лине. У неё такой фингал под глазом вчера расцветал. Не каждая женщина такое простит.
— Мишка хороший парень, — вдруг начала заступаться за него Ида. — Это мать его всех взбаламутила вместо того, чтобы почтовый ящик проверить! Дура!
Налил ей чаю, сделал бутерброд с копчёной колбаской.
— Не расстраивайтесь так, — уговаривал я её. — Каждый сам кузнец своего счастья…
А сам всё думал, что же делать? Отказаться от денег?
Ида спросила, работаю ли я в Кремле? Значит, Вася сослался-таки на мою работу, чтобы жути там в таборе посильнее навести. И правильно — вот как получилось хорошо.
Так, а что произойдет, если я от денег откажусь? С точки зрения табора, я замыслю недоброе, раз по нормальным для них понятиям не готов договариваться.
Решил от денег не отказываться. Пусть, лучше, я буду в глазах цыган злой, обидчивый и злопамятный, но задобренный, чем благородный, щедрый и великодушный, но не взявший денег за обиду. Пусть, смотря на Москву, поеживаются, видя над ней взирающее на них око Саурона. Целее буду, так точно. Не нужно будет, проходя мимо кустов, прикидывать, не бросится ли оттуда кто с ножом меня резать, для окончательного решения подвисшего вопроса, надумаю я их сдавать милиции и КГБ, или нет. Мне как-то в Святославле хватило острых ощущений, когда с топором бродил, в ожидании нападения уголовников.
Иде, в качестве моральной компенсации, дал с собой копчёной камбалы пару килограммов. Уж кто-кто, а она ко всей этой истории, точно, никакого отношения не имеет. Наоборот, хотела дать шанс бестолковому племяннику.
Глава 6
* * *
Подмосковный город Быково.
Лине пришлось купить больничный. Не идти же на работу с синяком на лице… Участковому врачу даже объяснять ничего не надо было, Лина положила только шоколадку на стол и под шоколадкой десятку.
— Недели хватит? — спросила доктор.
Лина неопределённо пожала плечами. Откуда ей знать? Можно подумать, у неё синяки регулярно на лице появляются.
Лина позвонила на работу, предупредила, что заболела и поехала к матери в Быково. Та была на работе и очень удивилась, увидев дочь, входящую в дом культуры, где Инга Леонтьевна совмещала обязанности вахтёра и гардеробщицы.
Ещё больше Инга Леонтьевна поразилась, увидев синяк на лице дочери, когда та сняла большие солнцезащитные очки.
— Что случилось? — испугалась мать. — Муж на тебя руку поднял?
Лина расплакалась и рассказала, как всё было, показав еще и синяки на руках. Как она терпела, сколько было сил, а потом сбежала из колхоза. А Миша приехал с двумя цыганами забирать её назад и это они, а не Миша руки распускали. Но потом прибежали на шум соседи и устроили драку, избили цыган и выпроводили их прочь. Она теперь боится дома появляться.
— Пашка с третьего этажа, кстати, поменял замок в двери, — протянула Лина матери новый ключ. — Принесла наших мужиков подъездных нелегкая, только хуже всё сделали.
— Ты совсем у меня дура? — спросила Инга Леонтьевна, задумчиво глядя на дочь. — Было бы лучше, если бы соседи не вступились, и цыгане тебя в табор обратно увезли? Ты, вообще, представляешь, что дальше было бы?
— Ну, почему сразу дура? Мам! — обиделась Лина. — Ну, можно же было не лезть сразу в драку!
— Мужики из подъезда за тебя заступились, так скажи им спасибо! Могли бы и глаза отвести в сторонку, мол, ничего