Я хочу сейчас быть прежней! Хотя бы ненадолго.
Моя блуза, красивая, шифоновая, надетая в честь праздника, имеет широкий ворот, который удобно спускать с плеча. А вот снимать ее неудобно. Зубов и не собирается, судя по всему.
Ему вполне хватает юбки.
Широкой, плиссированной, легко задирающейся к голове.
Он проделывает это все неторопливо, но получается быстро. Буквально в два движения я оказываюсь перед ним голой.
Снизу.
Он смотрит, выдыхает, облизывает губы… А меня дрожь бьет от воспоминаний, как он делал мне хорошо когда-то этими губами.
Вообще, все происходящее сейчас как-то двоится в подсознании, словно мы с Зубовым одновременно занимаемся любовью не только в настоящем времени, но и там, в далеком прошлом. Именно тот, окончательный раз, которого у нас не сложилось.
Его, помнится, вызвали куда-то звонком…
И наша ночь осталась незавершенной. Растянулась на года.
И вот теперь… Это словно финал. Итог творящегося между нами безумия.
— Красивая такая, Клубничка, — шепчет он, неожиданно мягко проводя по половым губам жесткими подушечками. Я чувствую, как он размазывает влагу, сначала по мне, ритмично касаясь клитора и одновременно чуть-чуть погружаясь пальцами.
Это так… Так… Я не могу даже слов найти, чтоб обозначить. Развратно? Горячо? Правильно? Бесстыдно? Все вместе. Определенно, все вместе.
Я вздрагиваю и сжимаюсь от каждого касания, каждой, самой маленькой, ласки.
И, не отрываясь, смотрю в его лицо. И схожу с ума вместе с ним.
Зубов оставляет на мне одну ладонь, второй вытаскивает из кармана презерватив, прикусывает обертку зубами.
Я смотрю.
Я никогда не видела ничего эротичнее.
Шелестит молния, шелестит обертка…
Подготовился… Или постоянно носит? А мне есть до этого дело? Нет. Определенно нет.
Его пальцы не устают ласкать, волнами проходит по телу предвкушение удовольствия…
Невольно выгибаюсь, прикусываю губу, и в следующий момент Зубов опять на мне, опять лицом к лицу. Его взгляд серьезен и жаден. Он… Он словно команды ждет?
— Давай уже, — выдыхаю сквозь зубы и нетерпеливо бью пятками по спине.
— Не торопись, — усмехается он, — успеешь оседлать.
Я хочу ответить, что уже. Уже оседлала. Но в этот самый момент Зубов издевательски медленно начинает погружаться в меня.
И… И он очень предусмотрительный, мой первый мужчина. Очень опытный. Потому что его жесткая ладонь запечатывает мне рот именно в то мгновение, когда я вскрикиваю. Несдержанно и жалобно.
Я и забыла, насколько он большой! И насколько это круто: чувствовать в себе мужчину! Это… Это что-то невероятное!
Невозможно сдерживаться. Потому и вскрикиваю, моментально позабыв, где мы находимся.
А вот Зубов, похоже, помнит.
Потому что руку не убирает, шепчет в ухо насмешливо и жарко:
— Тихо, Клубничка, тихо… Потом покричишь. Потом. Не здесь.
До меня смысл фраз плохо доходят, потому что именно в этот момент он начинает двигаться. И каждое его горячее слово сопровождает мощный толчок здоровенного члена.
И я не слушаю, да. Вскрикиваю. Потому, наверно, Зубов и не убирает руку ото рта.
Ну и еще, судя по зверскому взгляду и набирающим силу движениям, ему нравится на это смотреть.
А мне нравится, когда он так делает.
Я закидываю руки, цепляюсь за столешницу, обнимаю его ногами, смотрю, как он чуть выпрямляется, кладет вторую ладонь мне на ягодицу, фиксируя пожестче, и смотрит то в мои, наверняка, совершенно дикие глаза, то вниз, туда, где соединяются наши тела.
Лицо у Зубова в этот момент настолько зверское, настолько… Сумасшедшее какое-то, что меня трясти начинает от смеси наслаждения и боли, которую доставляют его действия.
Я и себя ощущаю самкой, кем-то… Но определенно, не человеком.
Наверно, так и надо? Мозги отключились, что нам остается? Только животная часть, упоительно радующаяся сейчас тому удовольствию, которое приносит близость.
Зубов не щадит меня, его член бьет сильно и точно, без остановки попадая внутри в какую-то невероятно чувствительную точку, и от этого меня каждый раз потряхивает. Я чувствую, как в низу живота собирается невозможный смерч, который, если не дать ему волю, грозит снести все, к чертям! Мне необходимо это освобождение, и я царапаю широченное запястье заставляющей меня онеметь ладони, глаза закатываются от удовольствия, поясница гнется… Ну же! Ну еще чуть-чуть!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Хочешь кончить, Клубничка? — хрипит Зубов, жадно разглядывая то безумие, что со мной происходит. Благодаря ему.
Я мычу в его ладонь проклятия, матерюсь, сдавливаю пятками поясницу склонившегося ко мне опять мужчины…
— Сладкая…
И именно это слово меня выносит за пределы сознания.
В голове словно петарда взрывается, все кружится и летит, я даже не осознаю, что все тело прошивают дикие импульсы кайфа, кричу опять, вернее, пытаюсь. Потому что Зубов все контролирует, великодушно позволяя мне полностью сойти с ума. Дожидается, пока дрожь, бесконечно, кажется, бьющая мое бедное тело, чуть-чуть утихает, убирает ладонь от натертых губ, цепляется уже обеими руками за ягодицы и в пару движений догоняет, не отводя взгляда от моего красного лица.
И я тоже смотрю. Мне нравится, как он кончает.
Потом Зубов опять оказывается на мне, обессиленно упирается кулаками в столешницу, мягко касается измученных губ поцелуем.
— Ты — самая сладкая Клубничка на свете, — хрипит он, и эта незатейливая фраза словно гладит меня изнутри. Нежно-нежно.
Я не отвечаю, только провожу ладонью по мокрому от пота лбу.
— Вымотала меня, — комментирует он, усмехаясь, — всю душу вынула.
Я не отвечаю, закидываю руки за голову, потягиваюсь.
Зубов все еще во мне, и это так… Хорошо. Непривычная сытость и спокойствие, в кои-то веки не обрабатывающий на бешеной скорости информацию мозг… Время блаженного безвременья.
Сладкого.
Зубов опять увлекается облизыванием моей шеи, и сейчас это ощущается шелковистой лаской.
Покорно поворачиваю голову, давая ему больше доступа… И утыкаюсь в черный глазок камеры.
Ох. Ты. Черт!!!
— Зубов!!! — шиплю, упираясь в широченные плечи, — тут камера, Зубов! Ты рехнулся?
— Конечно… — он не обращает внимания на мои попытки скинуть его с себя, продолжает исследовать шею губами, — здесь везде камеры… — и, видно, решив, оставить мне хоть немного целых нервных клеток, добавляет, — я их отключил. Потом почищу те, что в коридоре.
— Черт… — напряжение отпускает, а действия Зубова не проходят бесследно для организма, — Зубов… Я убью тебя…
— Обязательно убьешь, — шепчет он, не прерываясь, — обязательно. И оседлаешь. А потом еще раз… И еще… Но не здесь.
Он с видимой неохотой отрывается от меня, одновременно покидая мое тело, и это ощущается неприятной пустотой…
Я стыдливо свожу ноги, Зубов отворачивается, мгновенно приводит себя в порядок, уничтожает все следы нашего присутствия здесь. Деловито и споро.
Я за это время успеваю только юбку опустить и сползти вниз, придерживаясь за стол, потому что ноги ощутимо дрожат.
— Пошли, Клубничка, — командует он, превращаясь все в того же невозмутимого придурка, по лицу которого вообще невозможно понять, чем он сейчас занимался, — держись позади, в коридоре могут быть… Люди.
Я все еще нахожусь в легкой эйфории и подпитии, и только этим могу объяснить то, что меня его слова не пугают. А должны бы.
Но Зубов — опытный шпион.
Мы выходим, никем не замеченные, добираемся до кабинета отдела строения вещества, там я забираю вещи, и затем мы идем вниз. Спокойно и ровно, разговаривая, как коллеги, идущие с фуршета, а не как коллеги, только что хорошо потрахавшиеся.
По крайней мере, я изо всех сил на это надеюсь.
А то мне еще здесь работать.
Карьеру строить…
Зубов идет впереди, я следом, разглядывая его мощные плечи и думая, что уже одно то, что я опять начала думать о карьере, хороший знак.
Sclex_SplittingIntoSections_601186_12_begin