Читать интересную книгу Скульптор-экстраверт - Вадим Лёвин

– Да ты-то чего так орешь, чего хайло раскрыл? Ты что, тоже Дантеса, что ли, презираешь?.. – я издевательски ухмыльнулся.

– Да, презираю!!! – Всеволод стоял напротив меня, сжав кулаки.

– За что презираешь?.. – мое правое веко подергивалось в нервном тике.

– За то, что он нарушил кодекс чести – правила проведения дуэлей!!!

Пришло время нам с Севой отмерять шаги и выставлять барьеры… Мы стояли друг напротив друга, полные решимости ответить за свои слова… и в любой момент снять с руки и бросить перчатку в лицо обидчику…

– Да тебе-то до этого какое дело? Двести лет уже прошло. Ты то, чего вскакиваешь как бешеный?.. И с кулаками на меня бросаешься. Я то-то где тебе дорогу перешел?

– Дурак ты, Вадим! Он Пушкина убил. А сам в это время портсигаром сердце себе прикрыл, как мне его не презирать после этого?! Это подло, к твоему сведению. Подлец он… И ты тоже!!!

– А я-то с какой стати стал подлец?!

– С такой стати!

Всеволод сбавил обороты, и я тоже взял себя в руки, мое веко перестало дергаться. Я отошел от скульптора и сел обратно на табурет.

– Как прикрыл-то? Да не кипятись ты, Сев. Сядь, успокойся…

В мои планы явно не входило сегодня стреляться с моим соседом, стоя у барьера – из-за какого-то там французика. Которого я и знать не знал, и видеть не видел в своей жизни ни разу…

После того как крышка слетела и пар из чайника вывалил наружу, скульптор в миг потерял былое раздражение и продолжил разъяснять мне, тупому, все обстоятельства по делу поручика Жоржа Дантеса и поэта, а заодно и камергера Александра Пушкина. Кипятиться-то он перестал, но до конца все же не остыл и покой умиротворенного рассказчика пока все еще не обрел. А посему он уселся на диван и продолжал свое премного любопытное повествование. Продолжал чуть рассерженно, но успокаиваясь постепенно, с каждым новым произнесенным им словом. Скульптор продолжал:

– Понимаешь, Дантес знал, что Пушкин стреляет только в сердце и без промаха и поэтому-то и подложил себе заранее, до дуэли, под сердце портсигар. Раненный в живот, Пушкин своим выстрелом попал ему в портсигар, после чего пуля срикошетила в руку Дантеса и ранила его. За это секундант Пушкина, подполковник Данзас, Дантеса на дуэль вызвал.

– Дантес и Данзаса, что ли, до кучи прихлопнул?

– Б… Вадим, как с тобой все-таки тяжело разговаривать, ты вообще, что ли, ничего не знаешь? Данзас ни одной дуэли не проиграл за свою жизнь. Если хочешь знать, он на дуэлях стрелял только в голову противнику, он не промахивался вообще. А если его вызывали на дуэль, то он выбирал в качестве оружия шпаги, а не пистолеты. К твоему сведению, дуэль на шпагах – самая страшная и жестокая из возможных дуэлей. Дуэлянты стоят напротив друг друга, выставив вперед одну ногу, и дуэль прекращается, если только один из них уберет выставленную вперед себя ногу. Дантес испугался драться с Данзасом и сбежал за границу, после того как его помиловали и выпустили из тюрьмы… Сосед, ты что, смеешься? Ты только подумай? Как это мой дедушка этому всеми презираемому мерзавцу мог пожать руку… Ты что?! – Сказав это, Всеволод вовсе успокоился… Окончательно!

Я же после этих его слов понял, что мне сегодня с утреца не суждено будет глотнуть кофейку за компанию со стариной Дантесом, его здесь явно не ждут и не жалуют… Как жаль, как жаль!

К этому моменту хозяин дома расслабился и, закинув ногу на ногу, докуривал очередную сигарету.

Вечером того же дня я не поленился и выяснил для себя, заглянув в википедию, что Дантес умер в 1895 году, к тому времени дедушка Всеволода, как оказалось, еще и не родился.

Пришлось напомнить о себе соседу – позвонить ему и потревожить его на ночь глядя…

– Сева, Дантес умер в 1895 году.

– Как ты узнал?

– Да запросто узнал. В википедию заглянул. Через десять минут последовал ответный звонок.

– Я позвонил тете. Она сказала, что это случилось двадцатью годами ранее, Александр Адамович со своим папой, Викулой Морозовым, видел живого Дантеса в Ницце, а не с дедушкой.

Услышав это от скульптора, я успокоился… Да что это меняет по большому счету… Да мало что… Да ничего… Завтра все равно наступит утро, и будет день, и будет пища для новых размышлений… О Боже Милосердный, зачем и за что нам все это дано Тобой???

Глава 5. Всеволод и Анна

Ноябрь в тот год выдался совсем уж теплым. Таких ноябрей мне не доводилось встречать на своем веку ни до и ни после. Тот ноябрь больше походил на конец апреля, когда земля подсохла, и уже не слякотно, и все готово к приходу мая. Именно поэтому никто в Москве и не заметил, как на смену осени пришла зима.

В тот год казалось, что осень не закончится, а декабрь не наступит, на полях травка зазеленела. Дни исчезали, а осень продолжалась. Та осень и тот ноябрь были грустными, как, впрочем, и всегда, в независимости от погоды. Снег за тот ноябрь так и не выпал на землю… Но все же листочки опали, слезинки дождя пролились с неба, и не зависимо ни от чего по календарю наступил декабрь месяц.

Декабрь наступил, и Анне Петровне пришло время разродиться – по дням и числам, принятым природой. Девять месяцев пролетели для нее и Всеволода сменой времен года – весна, лето, осень, начало зимы. Пролетели так быстро, словно только что выпавший с неба снег взял да и растаял на лету, так и не долетев до земли… И в ночь с первого на второе декабря у жены Всеволода начали отходить воды и он отвез ее в роддом в Москву. А третьего декабря, свет беленький увидела Полина…

Скульптор с утра срочно засобирался в роддом… Всеволод поставил чайник… За окошком переливалось солнышко. Капелька, свисавшая с веточки ивы, сверкала на солнце… Я сидел у соседа на кухне, щурился от солнца и посматривал в окошко, любуясь и принимая на душу благодать наступающего солнечного дня.

– Пойду Импрезо заведу, двигатель прогрею, – сказав это, Всеволод чуть ли не выбежал с кухни на улицу. Я еще раз перевел взгляд со скульптора на окно и увидел, как капелька сорвалась с веточки ивы и упала на землю…

Всеволод как ходил по дому в шортах и футболке, так и выскочил в них из дома во двор, ни сколечко не остерегаясь подцепить какой-нибудь вредный и совсем ему ненужный чих. За то время, пока он выходил на улицу и заводил машину, чайник вскипел, а чай, стало быть, поспел.

Вернувшись в дом, он ни с того ни с сего подошел вплотную ко мне, широко и глубоко раскрыл свой рот, так широко и так глубоко, что я с легкостью для себя разглядел его язык, зубы, горло и гланды. Он подошел ко мне, словно подскочил, так неожиданно и ни с того и ни с сего, что я сразу ничего-то и не понял и сам чуть было не открыл свой рот от удивления… Близко подошел и неожиданно для меня самого, дыхнул мне прямо в лицо, но для чего? Я быстро отпрянул в сторону.

– Ты чего делаешь? Сева!

– Не пахнет перегаром?

– Дыхни-ка, еще разок… – Всеволод еще раз наклонился ко мне.

– Аш!!!

– Нет, вроде не пахнет, тишина… Ноль промилей за версту – зеленый свет тебе в пути… А ты что, вчера глотнул слегонца?

– Да, двести пятьдесят армянского…

– Сев, слушай, а ты заведи себе алкотестер, чужому носу в этом деле я тебе особо доверять не советовал бы.

– А почему твоему носу доверять нельзя? – Всеволод уже сиял до ушей, как, впрочем, и в любое утро чуть ли не всегда.

Чего-то тут не то, чего-то ты не договариваешь, соседушка… Всеволод игриво погрозил мне пальчиком и продолжил:

– Конечно же спасибо, за совет, но мы уж как-нибудь так, без алкотестера. Раньше без него обходились и сейчас как-нибудь без него проживем.

– Напрасно…

Я хотел было развить тему алкотестера и уже раскрыл для этого рот, но услышал от соседа коротко и ясно для себя:

– Харе советы глупые давать, разливай лучше кофе, а я пока пойду, переоденусь.

– Сколько тебе кофе сыпать в кружку?

– Чайную ложку.

– А сахар класть?

– Три кусочка.

Через пятнадцать минут Импрезо прогрелось, задышало выхлопными газами и ожило сердечным постукиванием клапанов, под непрерывный гул мотора. Всеволод оседлал лошадку, а я открыл и закрыл за ним ворота.

Сева приоткрыл глаза и попытался оторвать с похмелья чугунную голову от подушки. Ему с трудом, но все же удалось это сделать. Но в следующее мгновение рвота подступила к его горлу. В это же самое время какой то ПСИХ начал слегка постукивать ему по мозгам медицинским молоточком. Пересиливая тошноту и головную боль, скульптор встал с постели и прошлепал к окну в столовой. Выглянул в окно. За окном он увидел все те же унылые краски, всю ту же осень в начале декабря. Перед домом на своем боевом посту все также стояла под парами его гончая «Импрезо». Сева напряг мозги и с трудом вспомнил о том, что вчера он собирался поехать на ней в роддом, на Парковую улицу. Но как только Всеволод напряг мозги, то тут же, не отходя от окна, схватился за голову. В этот раз ПСИХ саданул Севу молоточком по мозгам с такой силой, что его чуть было не вывернуло всего изнутри наружу. Он сразу же, но в самых смутных очертаниях припомнил, как его вчера, чуть ли не ночью привез домой нанятый им же пьяный водитель. Который на самом-то деле был трезвым как стеклышко, а лишь так причудливо назывался самим же пьяным в дугаря скульптором…