— Я так понимаю, не я один заметил все эти любопытные взгляды?
— Конечно, нет.
— Не обращай на них внимания. Появится что-то новое, и они забудут о нас.
— Сомневаюсь. Ты вроде холостяка из Блу Бич, и я уверена, что они хотят, чтобы ты подарил розу местной девушке.
— Другие люди не решают, с кем я провожу время.
Они могут не решать, но это не значит, что они не будут говорить об этом гадости.
Я показываю на свой живот.
— В других новостях, мне нужно найти более креативные способы скрыть это. Я показываю все больше, и я не хочу, чтобы люди узнали.
— У нас будет ребенок, Уиллоу. В конце концов, это выйдет наружу. Ты борешься с реальностью этого, и поэтому я воздерживаюсь от того, чтобы что-то сказать, но тебе лучше поскорее смириться с этим. Мне нужно рассказать дочери и родителям, пока у тебя не начались роды.
Даллас не лукавит.
Он говорит все прямо. И так было всегда, сколько я его знаю, к чему я не привыкла. Парни, с которыми я встречаюсь, обычно лжецы, которые шепчут тебе на ушко сладкие слова, а потом делают все наоборот. У меня никогда не было такого парня… такого мужчины, как Даллас.
Он прочищает горло.
— И, раз уж ты у меня в заложниках, я лучше задам вопрос, который не дает мне покоя.
О Боже. Что теперь?
— Скажи мне правду. Почему ты скрыла это от меня?
Я оглядываюсь вокруг. Сколько времени нам понадобится, чтобы вернуться на землю?
— Уиллоу, — говорит он, практически выкрикивая мое имя. — Дай мне четкий ответ, а не что-то поверхностное. Мне нужна правда. Правда.
Я наклоняюсь и делаю глубокий вдох. Вот так. Он хочет этого. Я дам ее. Ему это не понравится.
— Я помню каждую секунду нашей ночи вместе. — Мой пульс бьется так, будто в меня вот-вот врежется товарный поезд. — Ты заставил меня почувствовать себя особенной, почувствовать, что у меня может быть кто-то, кроме изменяющего подонка. Ты заставил меня почувствовать себя живой. — Я действительно собираюсь это сделать? Я хочу казаться сильной, но мой голос ломается. — По крайней мере, временно. — Я останавливаюсь, чтобы сделать еще один вдох, и трушу.
— Что случилось, что заставляет тебя сомневаться в том, что наша ночь не была особенной?
Его взгляд прикован ко мне, напряженный, и он опирается локтем на колено. Его свободная рука лежит на моем бедре.
— Ты назвал меня ею.
Я думала, что и раньше привлекала его внимание, но мое признание перевело его на более высокий уровень.
Его голова дернулась в сторону.
— Что?
— Ты назвал меня ею… Люси. — Слезы застилают мне глаза, разрывая хватку, которую я пыталась удержать. Вот так. Я сказала это. Я сказала ему правду.
Его лицо искажается от боли и неверия.
— Что? Не может быть. Ты лжешь.
— Я не лгу.
Я жалею об этом каждый день. Жалею, что не ударила его по лицу и не закричала, когда это случилось, но я не могла его винить. Я не могла винить его, потому что мое намерение заняться с ним сексом было таким же — забыть человека, которого я так хотела. Я хотела стереть Бретта. Он пытался стереть Люси.
Он проводит рукой по лицу. Я провела последнее десятилетие, читая человека, который лгал годами, а Даллас не лжет о том, что не помнит.
Он придвигается ближе, чтобы взять мой подбородок в руку.
— Черт, Уиллоу. Прости меня. Неудивительно, что ты ненавидишь меня до глубины души и едва можешь смотреть на меня. Прости меня. Боже, какой же я мудак.
Он проводит рукой по моей щеке, повторяя извинения. Я вдыхаю аромат сахарной ваты и корицы в его дыхании.
Конец нашей поездки все ближе, и я жалею, что у меня нет тревожной кнопки, чтобы заморозить нас на месте.
— Ты единственная женщина, которую я целовал, кроме Люси, — говорит он, его губы в сантиметрах от моих. — Единственная женщина, к которой я прикасался. Единственная женщина, которую я когда-либо имел в своей постели.
Я расслабляюсь под его прикосновениями, под его словами. Должно ли это признание возбуждать меня? Должно ли это заставить меня захотеть сесть на него и получить арест за публичное непристойное поведение?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— И это не из-за отсутствия попыток, — продолжает он. — Я могу показаться высокомерным придурком, но ко мне ежедневно стучались женщины, но я никогда не обращал на них внимания. Заменить Люси быстрым трахом не было моим намерением. Я мог бы сделать это с кем угодно. Я мог бы назвать ее имя, но, клянусь тебе, я знал, в ком я был, и это была не она.
Я тяжело дышу и провожу мозолистой ладонью по своей щеке.
— В ту ночь нам обоим не хватало других людей. Мы можем согласиться с этим.
Я киваю на правду.
— Что ты хочешь от меня? — шепчу я, мои губы почти касаются его губ.
— Я хочу, чтобы ты переехала сюда насовсем. Я хочу, чтобы ты растила здесь нашего ребенка. Я не хочу, чтобы ты уезжала.
Его глаза смягчаются, и я провожу языком по губам, даже не осознавая этого.
Боже, отчаянное желание поцеловать его, желание трахнуть его, желание его прикосновения к моему телу — это все, что я сейчас чувствую.
— Что ты хочешь от меня, Уиллоу?
Снова обхватить рукой твой член. Почувствовать тебя внутри себя в последний раз. Чтобы ты любил меня, как любил ее.
— Я… я не знаю, — отвечаю я, задыхаясь. Я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме нас.
Он делает резкий вдох.
— Почему я не могу перестать думать о тебе?
Я делаю шаг, не в силах остановить себя, и прижимаюсь губами к его губам. На вкус он больше похож на сахарную вату, чем на запах. Он стонет, перемещая руку с моего лица на шею, ныряет в мои волосы и притягивает меня ближе, открывая рот так, что наши языки встречаются.
Его рот мягкий и запретный. Если он поцелует меня только один раз, я буду на грани. Он придвигается ближе, используя свое колено, чтобы раздвинуть мои ноги, и скользит рукой по моему бедру, останавливаясь там, где заканчиваются мои шорты.
— Что ты делаешь со мной? — бормочет он, забирая меня глубже в рот и просовывая руку под ткань, раздвигая пальцы.
Я стону и наклоняю бедра вверх, позволяя ему продолжать. Его пальцы пробираются к моей серединке, прямо над трусиками, и он проводит по ней большим пальцем.
— Черт, — стонет он. — Ты вся мокрая.
Я закрываю глаза, пока он сдвигает мои трусики в сторону.
— Так, кто следующий в очереди? — кричит оператор.
Рука Далласа исчезает через несколько секунд, и он падает спиной на сиденье, его дыхание затруднено.
— Черт. Мне жаль. Этого не должно было случиться.
Я поправляю шорты, провожу руками по волосам, чтобы поправить их, и скручиваю руки вокруг живота. Без сомнения, я бы ударила его по лицу, если бы мы не находились в общественном месте.
— Ты прав. Этого больше не повторится, — шепчу я.
Оператор подмигивает нам, когда вагон останавливается, и мы выходим.
— Это происходит постоянно, мужик, — говорит он, ухмыляясь. — Подумал, что ты не захочешь продолжать свое шоу перед всеми.
О, черт. Он увидел нас.
Я спотыкаюсь, мои ноги слабеют, и Даллас кладет руку на мою спину, чтобы поддержать меня. Мы снова молчим, как будто он не держал свою руку в моих шортах всего несколько минут назад, как будто он не собирался раздеть меня в вагоне колеса обозрения. Он направляет нас прямо к Стелле, которая ждет, пока Хадсон и Мейвен закончат кататься.
Наш разговор заканчивается.
Наша связь заканчивается.
Моя надежда на то, что он когда-нибудь снова прикоснется ко мне, заканчивается.
Я не могу привязаться к нему. Я не могу снова впустить Далласа Барнса.
В мою голову. В мою вагину. В мое сердце.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ДАЛЛАС
Мои надежды сводить Уиллоу на ярмарку, чтобы она передумала и решила остаться здесь, разбились о мое лицо.
Все из-за меня и моего члена.
Все из-за моего отсутствия секса.