Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тоня тогда отвыкла от его криков, так просто бросила трубку. Так дня два продолжалось. Наконец сообразил он, что криками ничего не добьется, и объяснил суть.
Оказалось, тетя Лина оставила свою долю квартиры Тоне. Специально нотариально все оформила. А дядьке ничего не сказала. И после смерти никакого ему письма с объяснениями — того, мол, с тебя хватит, что есть. Ужас, как дядька рассвирепел, никогда Тоня его таким не видела. Судом грозил, адвоката нанял, я, орет, тебя, такую-сякую, вообще без площади оставлю!
Справки принес, что он пенсионер и инвалид труда. Откуда уж взял, купил, наверное, инвалидность, он всегда был здоров как бык, на нем стадион вспахать можно.
Нотариусу, видно, слушать все это надоело, он и спрашивает строго: чего конкретно от племянницы хотите? Чтобы она вам квартиру отдала? В честь чего? Дядька так оторопел и снова начал про больного пенсионера, которого все обижают. Ну, нотариус его из кабинета выгнал и говорит Тоне вполголоса, что закон, конечно, на ее стороне, но дядька может судиться, ему спешить некуда и заняться нечем. Втянет Тоню в тяжбу, а ей это надо? Лучше договориться по-хорошему, чтобы квартира была у них пополам. А он уж дядькино согласие обеспечит.
Тоня-то на все была согласна, она, как обычно, от крика в ступор впала, ничего не соображает. На том и порешили. А только пользы от такого соглашения Тоне мало было. Сначала-то она у мужа жила. А потом, когда от Вики ушла и домой заявилась, на свою законную жилплощадь, такое там застала…
Оказывается, дядька женился. Вот так вот, все законно, в ЗАГСе расписался, жена его Тоне документ показала. Официальный, с печатью. Но это потом, а поначалу Тоня обалдела прямо, когда увидела, что в квартире творится.
Тетя Лина-то квартиру в порядке содержала. Ремонта дорогого, конечно, не было — откуда денег взять? — но все аккуратно, обои подклеены, нигде ничего не валяется. А тут в прихожей тюки какие-то, чемоданы, сумки, коробки, музыка играет, из кухни чад, как будто там целого барана жарят. Тоня о тюки споткнулась, свой чемодан уронила. Выходит из дальней комнаты какой-то тип — черный, с усами. Посмотрел так, ты кто, спрашивает?
«А тебе-то что, — Тоня отвечает, — хозяин где?»
«Хозяин? — протянул так, а сам глазами засверкал. — Ну, я хозяин, а что?»
Тоня аж поперхнулась, сумку выронила, куда, спрашивает, дядьку девали? Хочет крикнуть, а в горле ком. И не то чтобы дядьку она так пожалела, просто уж больно противно все. Ну, тот крикнул что-то на своем языке, похоже на «Мириам», что ли, и тут же выбежала из кухни женщина. Вроде молодая, только лицо какое-то несвежее, как будто молью траченное. Зуб золотой торчит, улыбка от этого неприятная, фальшивая. Руками всплеснула, якобы обрадовалась, а как заметила Тонин чемодан, так посмурнела лицом. В комнате скрылась, и тотчас оттуда дядька вышел. Небритый какой-то, неаккуратный, потертый. Лицо помятое, желтое, одет неряшливо. У тети Лины не такой был — сытый, гладкий, чистый весь, аж лоснился.
Ни «здрассти» не сказал, ни еще какого привета. Только уставился на чемодан и сумку как баран на новые ворота.
— Эт-та чего? — наконец спросил и пальцем ткнул, а голос хриплый, как будто с похмелья.
Да это так и есть, поняла Тоня, когда дядька подошел ближе, он же с жуткого похмелья. И вообще он пьет. Вот уж чего не водилось раньше, при тете Лине.
— Эт-та чего? — повторил дядька и пнул Тонин чемодан.
— Вещи мои, — Тоня решила держаться тверже, — а это кто такие? — Она махнула рукой в сторону коридора, где стояли теперь трое — женщина и двое мужчин, один тот, усатый, другой худой, небритый, щеки впалые, глаза ввалились.
— Эт-та? Жена моя, Мариночка… — сказал дядька, — и братья ее Аслан и Махмуд.
— Ты женился? — удивилась Тоня. — Еще со смерти тетки года не прошло!
— А твое какое дело? — вызверился на нее дядька. — Ты мне будешь указывать?
Тут эта его женушка всплеснула руками и скрылась на минуту в комнате, а после принесла корочки. И показала их Тоне из своих рук. Все правда, свидетельство о браке, дядькина фамилия черным по белому, и эта Мириам, что ли, или Малика, на «М» в общем.
— Да мне, в общем, все равно, — Тоня отступила, поскольку от дядьки жутко разило перегаром, а от его женушки — бараньим салом, — у тебя своя жизнь, у меня — своя.
И подхватила чемодан, намереваясь войти в дальнюю комнату, которая раньше была ее.
— Куда это? — прошипел дядька. — Там занято!
А тот, усатый, широко распахнул перед Тоней дверь. Она хотела войти, но встала на пороге как вкопанная. Ее комната под завязку была набита мешками, тюками и коробками. Еще какие-то вещи лежали просто так, на полу.
— Видала? — злорадно усмехнулся дядька. — Нет у тебя здесь комнаты, я ее сдал. Ты меня, инвалида-пенсионера, бросила без средств к существованию, должен я на что-то жить? Пенсии-то на лекарства не хватает.
— Ага, и на выпивку тоже, — разозлилась Тоня.
— Ты меня не трогай! — заорал дядька дурным голосом. — Чужие люди приласкали, накормили, обогрели! А племянница родная бросила как собаку бездомную!
Тут он икнул и закашлялся. Если бы дядька был в голосе, то Тоня бы отступила, потому что на его крик она реагировала всегда одинаково — застывала в полном ступоре и не могла ничего с собой сделать. Но сегодня дядька был не в лучшей форме, а у Тони просто не было выхода — жить-то негде.
— Половина квартиры моя по закону, — сказала она, — так что освобождайте комнату. Или я пока в другой поживу.
— В другой мы живем, — с ужасным акцентом сказал усатый, — тут тебе места нету…
— Вот так вот прямо? — Тоня очень рассердилась. — А если я в полицию пойду? У вас документы в порядке?
— Какая полиция, какая полиция? — затараторила бабенка визгливым ненатуральным голосом. — У нас документы в порядке, у нас с полицией никаких конфликтов нету, в нашем отделении брат мой двоюродный работает.
— Ты туда и не суйся, — прохрипел дядька, — у них там все схвачено. Уходи по-хорошему, если неприятностей не хочешь. А то напишу на тебя заявление, что ты наркоманка, так еще и загребут.
— Ах ты, скотина! И так столько крови мне попортил! — Тоня была на грани отчаяния. — Думаете, в вашем паршивом отделении вся власть? Ишь что выдумал — всю квартиру захапать! Тебе это так просто не сойдет, и этим тоже!
Тут вперед выскочил тот худой со впалыми щеками. Неожиданно сильной жилистой рукой он толкнул Тоню в узкий тупичок перед ванной и прижал к стене. Тоня содрогнулась, увидев совсем рядом его глубоко посаженные глаза, желтые, как у кошки, которые горели сейчас диким безумным огнем.
— Никуда не ходи, — прошипел он, и она с ужасом почувствовала прикосновение чего-то страшного и холодного к своей шее, — пойдешь — прирежу, как куренка. Тогда вся квартира наша будет. А тебя кто хватится, кому ты нужна?
Тоня почувствовала, что ноги стали ватными и сползла бы по стенке вниз, если бы страшный тип не держал ее.
— Поняла? — прошипел он. — Вали отсюда и сиди тихо, тогда будешь жива!
Еще раз тряхнул ее и ушел. Тут прибежала Мириам или как там ее, снова всплеснула руками, залопотала по-своему, затормошила Тоню, протащила по длинному пустому коридору и вытолкала на лестницу, выбросив следом ее вещи.
Опомнилась Тоня уже на улице и заторопилась уйти как можно дальше от этого дома, уж очень страшным было лицо одного из братьев, Махмуда кажется, и жутким прикосновение ножа к ее шее.
Она сняла комнату у тетки на вокзале, думала, что временно, а осталась там надолго. Сунулась было к юристу насчет квартиры, но тот ничем ее не обнадежил. В суд, конечно, подать можно, сказал он, но дело это долгое, муторное, дядька не будет на заседания являться, отговариваясь болезнью, кучу справок принесет. А этих его новых родственников выкурить из квартиры никак не получится, раз у них вся местная полиция подмазана.
Так и бросила Тоня это дело — против лома, как известно, нет приема. Не очень даже она и удивилась такому повороту событий — ясно же, что полная она неудачница, раз уж с замужеством не получилось, то и квартиру оттяпали. Насчет дядьки она никогда не сомневалась, что сволочь он первостатейная.
Понемногу отходила она от своей, с позволения сказать, семейной жизни. Выбросила Вику из головы, такое лучше вообще забыть навсегда. Что она и сделала. Поменяла в очередной раз работу, купила кое-какие вещи в хозяйство. Тетка, что квартиру сдавала, оказалась редкостная выжига, у нее на кухне мебель вся ломаная да пара кастрюль закопченных и вилки гнутые.
Подала Тоня на развод с Викой, чтобы уж совсем мосты за собой сжечь. Он, правда, звонил пару раз, предлагал помириться, да Тоня послала его подальше, вспомнив кое-какие слова из дядькиного лексикона. Не знаешь, когда пригодится!
Развели их без проволочек — ни детей нет, ни имущества общего. А через некоторое время звонит та самая соседка да и рассказывает, что попал Вика в аварию на новой своей машине, ударился головой, кости кое-какие переломал.