Читать интересную книгу "Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг. - Фред Андерсон"

вскоре обнаружила, что живет на индейской кукурузе и муке. И хотя все знали, что скоро прибудут французы, нехватка провизии вынудила капитана Трента вернуться за провизией на восток от гор. Мичман Уорд остался руководить строительством, которое близилось к завершению 13 апреля, когда до Форкса дошла весть о том, что большие силы французов спускаются по Аллегени. Уорд поспешил сообщить эту новость лейтенанту Фрейзеру, который оставался на своем торговом посту примерно в восьми милях вверх по Мононгахеле. Не мог бы Фрейзер немедленно спуститься и принять командование, пока Трент не вернется и не организует оборону? Фрейзер ответил, что «он должен потерять шиллинг за пенни, которые он получит от своей комиссии в это время». И что у него есть дела, которые он не может уладить в течение шести дней», — был не совсем тем, что Уорд надеялся услышать. Тем не менее отважный прапорщик заявил, что «будет держаться до последней крайности, прежде чем скажут, что англичане отступили как трусы», и призвал своих людей достроить крепость. Они только что повесили ворота 17 апреля, когда на реке появилось не менее пятисот французских солдат на каноэ и пируэтах, с восемнадцатью пушками. Причалив к лодкам у форта, солдаты построились в шеренгу, подошли к стенам на расстояние мушкетного выстрела и потребовали встречи с английским командиром[52].

Командир французских войск, капитан Клод-Пьер Пекоди, сеньор де Контрекур, был преемником Легардера де Сен-Пьера на посту коменданта Страны Огайо. Как и Легардер, Контрекур был крепким старым ветераном пограничной службы. Генерал-губернатор Дюкейн приказал ему воспользоваться весенними приливами и перебросить свое командование из форта ЛеБёф в Форкс, где он должен был, не теряя времени, основать последний форт в цепи, которая обеспечит безопасность долины для Новой Франции. Когда шпионы Контрекура сообщили, что англичане начали строить форт на этом месте, он быстро ретировался, и теперь не был настроен на переговоры. Он прямо заявил мичману Уорду, что тот может выбирать между немедленной капитуляцией и захватом поста силой. Уорд взвесил все шансы — сорок английских добровольцев и плотников без еды в наспех сооруженном частоколе против профессиональных солдат численностью не менее тысячи человек, обладающих достаточной огневой мощью, чтобы разнести форт в пух и прах, — и сделал выбор в пользу доблести. Как только стало ясно, что Контрекур позволит ему и его людям покинуть пост с честью и имуществом, Уорд больше не протестовал. В тот вечер, как бы желая показать, что обид нет, Контрекур угостил Уорда и его людей роскошным и желанным ужином.

Этот план форта Ле-Кесне, первое точное изображение французского форта, опубликованное в Великобритании, был основан на схеме, нарисованной в 1754 году пленным виргинцем, капитаном Робертом Стобо, и тайно вывезенной из форта вождем племени делаваров Шингасом. В поперечном разрезе справа на схеме изображены юго-восточная и северо-восточная стены, которые имели толщину от десяти до двенадцати футов у основания и были сделаны из горизонтальных бревен, засыпанных землей и щебнем. Стены, обращенные к реке, менее подверженные пушечному обстрелу, состояли только из бревенчатого частокола. Два равелина — стреловидные сооружения перед стенами со стороны суши — были задуманы как оборонительные укрепления, но из-за небольшого размера форта в них разместились госпиталь, жилые помещения и складские помещения. Казармы (рогатки), в которых жило большинство солдат, здесь не показаны. Она находилась к северо-востоку от форта и представляла собой прямоугольник размером сто на четыреста футов, расположенный на одной линии с правым равелином. Любезно предоставлено библиотекой Уильяма Л. Клементса Мичиганского университета.

В полдень следующего дня виргинцы спокойно удалились, а Танагриссон «обрушился на французов… и сказал им, что он сам заказал этот форт и сам заложил первое бревно». Его гнев, подогреваемый осознанием того, что французский контроль над фортами означал конец его регентства над индейцами Огайо, был интересен главным образом ему самому. Контрекур проигнорировал его жалобы, осмотрел жалкий острог, который виргинцы только что закончили, и решил построить на его месте форт, достойный носить имя генерал-губернатора Новой Франции. Пост, который люди Контрекора возведут в месте слияния Мононгахелы и Аллегени, будет не простым частоколом, а компактным квадратом размером 160 футов между точками четырех бастионов. Окруженные двумя равелинами и окруженные сухим рвом, бревенчато-земляные стены форта Дюкейн со временем вместили в себя небольшую центральную парадную площадку, караульное помещение, офицерские квартиры, склады провианта и пороха, госпиталь, кузницу и пекарню. Сначала на бастионах установили восемь пушек, позже добавили еще. Чтобы форт мог выдержать осаду, его оснастили внутренним колодцем и парой акведуков для уборных, чтобы сточные воды защитников беспрепятственно уходили в обе реки. Хотя форт Дюкейн никогда не был достаточно большим для размещения всего гарнизона — для этого рядом пришлось построить казармы, или рогатки, — он мог вместить двести человек на случай нападения[53].

Помимо Детройта и Ниагары, это будет самый впечатляющий военный объект в глубине континента. Один взгляд на него говорил о том, что французы приехали погостить.

ГЛАВА 5

… и спотыкается

1754 г.

В ТОТ ДЕНЬ, когда прапорщик Уорд и его люди покинули форты в Контрекуре, подполковник Вашингтон все еще трудился на восточном склоне Аллегени, ведя свои войска к складу Уиллс-Крик. Он смог покинуть Александрию только 2 апреля, так и не сумев набрать 200 человек, которых ему поручили собрать и переправить в страну Огайо. Когда 20 апреля весть о капитуляции Уорда достигла Вашингтона, Виргинский полк состоял из менее чем 160 необученных, плохо экипированных, плохо снабженных и плохо одетых солдат. Единственной причиной, по которой большинство из них записались в полк, было обещание Вашингтона, что по окончании службы они получат земельные наделы вблизи форта, который им предстояло защищать. Обещанное им жалованье — восемь пенсов в день, или чуть больше трети зарплаты рабочего, — конечно, не было стимулом. Да и сами руководители экспедиции не были довольны своим жалованьем. Вашингтон сам жаловался Динвидди на мизерность жалованья и действительно удержал командиров своих рот от увольнения по этому поводу, взывая к их чувству чести. Динвидди, который не имел опыта военного руководителя, но знал, что такое контракт, когда видел его, остался равнодушным к этим «несвоевременным жалобам». «Джентльмены очень хорошо знали условия, на которых они должны были служить, и были удовлетворены, — напомнил он Вашингтону. Если бы они намеревались возражать, их возражения «следовало бы высказать до поступления на службу»[54].

Губернатор недооценил значение жалоб офицеров, ведь жалованье было лишь одним из аспектов большой, глубоко тревожной