Читать интересную книгу "Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг. - Фред Андерсон"

этом, те, кто осмелится помешать вам исполнить приказ, который его величество имеет несомненное (да и до сих пор не оспаривал) право отдавать, являются агрессорами и совершают враждебный акт. — И это один случай, в котором вы уполномочены отражать силу силой. Другой случай — если вы обнаружите лиц, не являющихся подданными его величества, не действующих по его королевскому поручению, намеревающихся возводить крепости на королевской земле, и если они, после того как вы потребуете от них отказаться от этих действий, немедленно не прекратят их, то продолжение таких незаконных действий, в нарушение требования, сделанного королевской властью, является враждебностью; и вы должны, согласно вашим инструкциям, принудить оружием (если необходимо) к выполнению вашего призыва[38].

Учитывая состояние знаний о внутренних районах Америки в британском правительстве, кажется маловероятным, что Холдернесс или Георг II могли знать, входит ли долина Огайо в несомненные пределы Виргинии. Однако у Динвидди было свое мнение, и оно оказалось наиболее важным.

Уже через год эти вопросы будут представлять не только картографический интерес. Однако, когда лето перешло в осень 1753 года, они были лишь одним из аспектов зрелой политики, с помощью которой Ньюкасл надеялся остановить французские авантюры, не дожидаясь войны. В тот момент другие колониальные вопросы тоже требовали внимания, и ни один из них не был более срочным, чем ухудшение отношений с индейцами на северной границе. Торговый совет недавно узнал, что 16 июня на встрече представителей ирокезов с провинциальным советом Нью-Йорка возникли разногласия, когда разгневанный Хендрик, главный представитель ирокезов, сообщил губернатору Клинтону, что «цепь завета между вами и нами разорвана». Недовольство условиями торговли, которые предлагали купцы в Олбани, и слишком очевидное отсутствие интереса со стороны провинции к поддержке ирокезов в набегах на Канаду в предыдущей войне уже до предела обострили отношения. Теперь же попытка спекулятивного синдиката, партнеров Каядероссераса, обманом отнять у ирокезов более трех четвертей миллиона акров их земли окончательно подорвала терпение Хендрика: «Так что, брат, не жди больше от меня вестей, а мы, брат, желаем больше не слышать о тебе»[39].

Галифаксу не нужно было напоминать, что ирокезы долгое время были самыми надежными англофилами среди Шести Народов и, по сути, единственными, кто предложил свою помощь в предыдущей войне. Поэтому Торговый совет приказал губернатору Нью-Йорка созвать индейскую конференцию для восстановления отношений с индейцами и одновременно разослал циркулярное письмо губернаторам провинций от Виргинии до Нью-Гэмпшира, приглашая их присутствовать и принять участие в переговорах. Пользуясь, как и всегда, возможностью способствовать единообразию в колониях, Галифакс потребовал, чтобы «все провинции были (если это возможно) объединены в один общий договор, который должен быть заключен от имени Его Величества, поскольку нам кажется, что практика, когда каждая провинция заключает отдельный договор от своего имени, очень неправильна и может быть сопряжена с большими неудобствами для службы Его Величества»[40].

Вождь Хендрик (Теаногуин, 1680?-1755). Эта гравюра, проданная в Лондоне в 1755 году, является последним из нескольких английских изображений Хендрика и изображает его в виде постаревшего, покрытого шрамами воина, держащего в правой руке томагавк, а в левой — пояс вампум. Шнурованный плащ и рубашка с рюшами точно отражают его одежду, по крайней мере, на таких официальных мероприятиях, как конгресс в Олбани. Любезно предоставлено библиотекой Джона Картера Брауна в Университете Брауна.

Когда инструкции Торгового совета прибыли в Нью-Йорк, исполняющий обязанности губернатора Джеймс де Ланси приступил к организации конференции, которая должна была состояться в июне следующего года в Олбани. Хотя Совет никогда прежде не брал на себя такую прямую роль и не приказывал вести переговоры об «одном общем договоре», подобные встречи были далеко не редкостью в колониях. За предыдущее столетие было проведено не менее дюжины межколониальных конгрессов, на которых провинции пытались (и, как правило, безуспешно) координировать индейскую политику и обеспечивать свою коллективную безопасность[41]. Поэтому может показаться любопытным, что Виргиния, как провинция, столкнувшаяся со все более зловещей франко-индейской угрозой на своих границах, отклонила приглашение направить делегатов на конгресс в Олбани. Но губернатор Старого Доминиона решил не просить бюргеров прислать делегатов по причинам, которые, по его мнению, были вполне обоснованными. Незадолго до того, как пришло циркулярное письмо совета, Динвидди получил распоряжение Холдернеса от конца августа, в котором тот заверял его, что достаточное количество пушек, дроби и пороха было доставлено для вооружения форта, который он и его партнеры по «Компании Огайо» планировали построить в Форкс-Огайо. Вооруженный инструкциями, которые он мог истолковать как разрешение на военные действия против французов, Динвидди был готов к формированию своей собственной пограничной политики. Обещание Холдернесса оказать поддержку избавило его от необходимости сотрудничать с Пенсильванией, а также от необходимости консультироваться с собственной палатой бюргеров, члены которой, вовлеченные в другие спекулятивные схемы на западе, холодно смотрели на любые действия, которые могли бы благоприятствовать интересам «Компании Огайо» в ущерб их собственным.

Тем не менее Динвидди не стал предпринимать поспешных действий против французов в стране Огайо по двум причинам. Во-первых, он был благоразумным шотландцем, неопытным в военных делах и скорее суетливым, чем агрессивным по темпераменту. Во-вторых, что более важно, его политическое положение в Виргинии было слишком шатким, чтобы рисковать, провоцируя кризис, в результате которого ему пришлось бы просить денег у палаты бюргеров. С лета 1752 года Динвидди был втянут в неприятный спор с бюргерами по поводу платы в один пистоль (испанская монета стоимостью около шестнадцати шиллингов, или пять восьмых фунта стерлингов), на которую он имел законное право в обмен на то, что ставил свою печать и подпись на патентах на земли, пожалованные из владений короля. Законодателей Виргинии возмутил не столько размер «фистульной пошлины», сколько ее принцип. Ни одному предыдущему губернатору не удавалось собрать такую пошлину, а Динвидди пытался сделать это на основании своих исполнительных полномочий, не посоветовавшись с бюргерами и тем более не попросив их принять закон, наделяющий его правом собирать деньги[42].

Как ни банально это звучит, но плата за фистулу вызвала в Виргинии политический пожар. Разрешить губернатору взимать его, утверждали бюргеры, означало бы уполномочить его собирать налог — сбор, на который они, как представители свободных держателей колонии, не давали согласия. Как только бюргеры сослались на право англичан на свободу от произвольного налогообложения, спор перерос в конституционное противостояние между прерогативными полномочиями и правами подданного. Спор о фистульном сборе затянется до середины 1754 года, когда он, наконец, будет решен в пользу губернатора специальным решением