Читать интересную книгу Мы — есть! - Иар Эльтеррус

— Кого там черт посреди ночи принес?

— Открой, батя, — ответил он. — Я это. Артемий.

— Сынку! — задохнулся тот. — Вернулся! Живой!

В доме загорелась свеча, женский голос что-то спросил, батя ответил и женщина заохала, запричитала.

— А ну цыц мне тут! Хочешь, чтоб краснюки пришли?

Дверь заскрипела и на по пороге появилась грузная фигура. Артемий подошел и обнял отца, которого не видел все три года войны. Тот прижал сына к груди и кусал губы. Не чаял уже увидеть. Сам бы в семнадцатом с сыновьями ушел, кабы не деревяшка вместо ноги.

— Заходи! — отстранился старый казак. — Дай хоть погляжу на тебя.

Артемий зашел в родной дом, понимая, что в последний раз. У печи соляным столбом застыла мать, зажавшая себе рот рукой и во все глаза смотревшая на него. Старик поднял свечу и с изумлением оглядел сына, затянутого в черно-серебристую форму с горящим багровым светом глазом на левом плече.

— Это что ж на тебе за форма такая, сынку? — спросил он.

— На новой службе выдали, — вздохнул Артемий. — За вами я, бать. Собирайтесь, времени нет. Наши сейчас заняли станицу, но ненадолго. Победили краснюки, нету больше белой армии. Все. Я чудом живым остался, спасли одни люди. У красных в сарае расстрела ждал, так меня вытащили и службу предложили. Куда деваться было? Да еще и семью с собой забрать позволили, помогли сюда добраться.

— Так, давай по порядку, — нахмурился старый казак. — Ничо я что-то не понял. Садись, глотнем понемногу и поговорим.

— Ладно, — вздохнул Артемий. — Только Михал Петрович говорил, чтоб собирались быстро. Он тоже за своими пошел. И Пашка Мерещенко.

— Михась с вами? — усмехнулся батя, садясь за стол, на котором уже стояла четверть с самогоном и кусок сала с с душистым, домашним хлебом. — Тогда я спокоен. Он вам баловать не даст.

— Он и здесь у нас командиром, — кивнул парень, тоже сев. — Я сам не сильно понимаю, чего случилось. Утром сидели в сарае, думали, все, скоро расстреляют. Краснюки в Крыму тридцать тыщ народу постреляли. Обещали, что раз война кончилась, то простят. Обдурили. Потом нам сказали, что они всех решили перебить.

— Ясно… — помрачнел старый казак и наполнил стаканы самогоном. — Выпьем за помин души рабов божьих.

— И бать… — потупился Артемий.

— Чего?

— Петра я сам похоронил. Еще год назад…

— Вот оно как? — вытер старик слезу с глаз. — Земля пухом…

Они молча выпили и сжевали по куску сала. Услышавшая о смерти старшего сына мать вцепилась зубами в край платка и глухо завыла. Понимая, что шум подымать нельзя, она плакала почти молча. Артемий виновато посмотрел на нее и только вздохнул. С печи виднелись глаза младших сестер, тоже утиравших слезы. Совсем уже девки на выданье, годков по пятнадцати, не меньше.

— Дальше чего было? — спросил батя.

— А потом нас стали выводить. Поначалу подумал, что краснюки на расстрел ведут, оказалось нет. Спасли нас.

— Кто?

— Орден Аарн, — вздохнул Артемий. — Так они себя называют. Я теперь тоже с ними. Они кучу народу из Крыма вывезли, а к себе взяли тыщи три-четыре, не боле. Остальных какому-то Фарсену сбагрили. Я, честно говоря, пошел к ним, когда увидал, что дядька Михась там. Он меня к себе в отряд взял. Пашку тоже. Собирайся, бать. Дядька Михась сказал ничо не брать, там все есть. Нету у нас времени, до рассвета уйти должны. Эти Аарн всем, кого взяли, помогают семьи забрать. Не вернемся мы больше на Русь, бать…

— Это ты чего-то не то говоришь, сынку, — помрачнел старый казак и налил еще самогону.

— То он говорит, Василь, — раздался в комнате голос есаула, вышедшего из закрутившегося на стене гиперперехода. — Краснюки порешили казачество под корень резать. За вами всеми скоро придут, месяц-другой, не боле.

— Ну, здравствуй, Михась! — встал старый казак, не увидевший откуда вышел есаул, и обнял друга. — Рад, что живой. Значит, под корень, говоришь? А откель знаешь?

— Списки я их расстрельные видел, — помрачнел тот. — Командир мой новый показал. А ему я верю, не станет Никита Александрович в таком деле дурить. Краснюки хотят всех, кого в станицах уважают, порешитьь, чтоб не мешали им народу мозги парить. Учителей, священников, богатых казаков. Ты в Манковке человек уважаемый, тебя они одним из первых кончат. Власть теперь ихняя. Так что, собирайся, Василь. Ничо не бери, что на тебе одето, того и хватит. Там, где жить станем, все по-другому. Но дом будет, земля будет. Везде люди живут.

— Оно-то так, да только…

— Все понимаю, а деваться некуда.

— Тогда отца Филарета предупредить надо, — посмотрел на друга старый казак.

— Уже подумал, — усмехнулся в усы Михал Петрович. — Собирается. Негоже нам без батюшки, а отец Филарет человек хороший, да и казаком когда-то был добрым.

— Тогда выпьем на дорожку, — вздохнул Василь. — Держи стакан, сынку.

Артемий взял протянутый стакан, чокнулся с отцом, с Михал Петровичем и выпил.

— Подымай девок, Прасковья, — повернулся старый казак к жене. — Уходим мы отсель. Нам с краснюками на одной земле не жить. И не выть мне тут!

— Бери оружие, на память чего, и хватит, — посоветовал есаул. — Теплой одежки не надо, идти недалеко.

— А куда ж это? — удивился Василь.

— Щас увидишь, — ухмыльнулся в усы Михал Петрович. — Асиарх, будь добр, открой проход в каюту Артемия. Их пятеро, знать, пять спален.

— Хорошо, — раздался с потолка ворчливый голос дварха.

— А собаку можно взять? — спросил Артемий. — Негоже Серка бросать, он нам всю жизнь верно служил.

— Да на здоровье, — фыркнул Асиарх. — Только смотри, чтобы твоя собака в энергоцентр не поперлась. Сгорит на фиг. О, каюта готова. Открываю проход.

— Эт-то кто говорит? — спросил Василь, ошеломленно хлопая глазами.

— А хрен их знает, кто они такие, эти двархи, — пожал плечами Михал Петрович. — Кажись, душа без тела. Там они везде. Если что надо, у них спрашивай, всегда помогут. Не удивляйся, Василь, скоро такого насмотришься, что ни в одной сказке не слыхал. Эти аарн мертвых оживляют! Не буду брехать, только тех, кто помер пару часов назад. Если раньше, то все.

— Мать твою! — недоверчиво посмотрел на него старый казак.

Артемий стоял немного в стороне и смотрел, как мечутся по дому мать с сестрами, увязывая какие-то вещи в узлы. Батя то и дело порыкивал на них, заставляя оставить то одно, то другое. Сам старик взял только припрятанные в подполе червонцы, иконы из красного угла, ордена и именную саблю. Пошел в конюшню попрощаться со старым, почти слепым конем, долгие годы верно служившим ему. Потом вернулся в дом. Артемий вышел во двор, поймал Серка и привязал к ошейнику пса веревку. Тот все пытался прыгать и ластиться, приходилось постоянно придерживать его.

— Ну, все, — вздохнул старый казак и поясно поклонился дому, в котором родился, вырос и прожил жизнь. — Куда идти?

— А вон, в углу черная воронка, — показал рукой Михал Петрович. — В нее. Ничо страшного, я сам поначалу боялся.

Василь только сейчас обратил внимание, что в темном углу что-то не так. Он подошел ближе и с удивлением уставился на бесшумно вертящуюся, черную, туманную воронку аршина в два высотой. Есаул снова ухмыльнулся в усы, вошел в воронку и сразу вышел обратно, показывая, что действительно ничего страшного.

— Прасковья! — рыкнул старый казак. — Марья, Фенька! Сюда идите!

Заплаканные женщины нерешительно подошли к нему. Он по очереди втолкнул их в воронку и вошел сам. Артемий вздохнул, поднял на руки Серка и последовал их примеру. Его взгляду открылась хорошо знакомая картина жилой каюты орденского дварх-крейсера. Около стола в центре замер батя, ошеломленно вертя головой во все стороны. Мать с сестрами испуганно сбились в кучу рядом с ним. Артемий подошел к почти невидимой двери в спальню и дотронулся рукой до сенсора в виде человеческой ладони. Дверь мгновенно исчезла.

— Где мы, сынку? — хрипло спросил старый казак. — Это что за хоромы? Как мы сюды попали?

— Эти черные воронки сразу на тыщи верст человека переносят, — вздохнул парень. — Через них и нас спасали. А попали мы на летучий корабль ордена, называется «Пик Мглы». Здоровенной такой, пятьдесят верст в длину будет. И как он такой здоровый в небе держится, ума не приложу…

— В небе? Мать твою… Кто ж они такие, эти твои орденцы?

— Если б я знал, батя, — тяжело вздохнул Артемий. — Давай устраиваться, нам здесь теперь жить. Тут пять спален, баня и эта комната, столовая, что ли. Вон та дверь — выход в коридор, потом надо будет с соседями познакомиться, каюты Пашки и Михал Петровича рядом где-то.

— Это тут все время жить? — скривился старый казак.

— Не, только пока до их дома лететь будем, там, говорят, хоть царский терем себе строй. Может, месяц, может, чуть поболе.

— Тогда ладно, тогда не страшно, — вздохнул Василь.

— А где кушать-то готовить? — спросила немного пришедшая в себя мать.