Лири вернулся, амин и настой принес.
Эрлан сел, придерживая жену и бросил Лале:
– Полотно дай.
На удивление ни кричать, ни перечить не стала – подала, помогла Лири амин в рот Эйорике втолкнуть. Эрлан смачивал ткань в настое и обтирал красную, мокрую от пота жену, и сам не заметил как весь в ней уже, не обтирает – любуется, тоску как ком в горле сглатывает. Понял, что еще пару минут и переступит все, зачеркнет, переломает и себя и все чем жил – ради нее.
Положил на постель и ткань в руку Лале впихнул.
– Обтирай чаще, – прохрипел и вышел на негнущихся ногах.
Дверь закрыл и кулаками в стену въехал, заорал про себя. Только на кого?
Припал к стене плечом и в окно в коридоре уставился.
Ну, хорошо, сохранит он верность предкам и закону. Поступит как должно, не переступит, к ней больше не подойдет, потом требование ответное выдвинет… и что? Как он без нее дальше жить будет?
А как жить с Эей? Каждый час помнить, чья она дочь, а потом и в чертах собственных детей видеть образ врага, убившего их деда и бабушку по отцовской линии?
Стоит решить все разом, отрезать и не затягивать агонию расставания – сходить к Хранителю и выдвинуть встречное требование!
И нащупал кулон на груди, сжал его, понимая, что не снимет его и умирая. А еще четко осознал, что не повернется у него язык сказать, что отказывает Эйорике в защите и опоре, что требует разорвать узы и освободить друг от друга – и ее, и его. Возможно, она захотела стать свободной, да он не хочет освобождаться от нее. Даже все понимая и принимая – не хочет и не может.
Эрлан отодвинулся от стены и нехотя прошел к окну, сел на подоконник.
Остаться не мог, и уйти был не в состоянии.
Лала кинула полотно на стол и села. Эрика притихла, бледная стала, но в себя так и не пришла. И опять она одна, и опять бросили.
"Я бы такое не простила", – подумала и поежилась, гоня от себя мысли об Эрлане и Эберхайме.
Страшно думать на месте Эи оказаться, это со стороны рассуждать можно, а если себя коснется, так хоть с обрыва прыгай. Вот она с Самером тоже не пара, и хоть дружат, и вроде он к ней расположен, а толк? Знает, что будущего нет и тошно. И ни порвать не может, ни дальше двинуться – закон! А тут уж свиты, дите даже было. Понятно, что им тяжелее в сто раз.
Но, тем более, как можно расставаться из -за родителей? Пусть самых при самых отвратительных, пусть…
А какой у него голос? – вспомнился вдруг Эберхайм. Глубокий, красивый.
Тьфу! – выругалась на себя и поднялась – пока Эрике лучше, надо сходить к Маэру и потребовать помощи и защиты.
Только как подругу одну оставить? Уйди, а он явится и неизвестно, что удумает.
Девушка осторожно выглянула за дверь, стараясь и окно под наблюдением держать и увидеть, есть ли кто в коридоре. На счастье Лой никуда не ушел и, Лала бегом двинулась к нему:
– Посмотри за Эйорикой, мне нужно отлучиться.
Эрлан хмуро уставился на нее: ну и отлучайся на здоровье – я причем?
– Знаешь, что?! – зашипела на него Самхарт. – Тебя еще как мужа никто не отменял!
Мужчина бровь выгнул: забыла? Эя и отменила.
– Я тебе поражаюсь. Ты ведь так ее любил – куда, что делось! Как можно все ломать из-за чьих-то родителей? Нет, я никогда этого не пойму!
– Ее отец – Эберхайм, – напомнил жестким тоном.
– Да? Ты с ним в постели лежишь, да? Это он тебе ребенка носил, это с ним ты из стиппа уходил? Так вот я тебе скажу – я сейчас уйду, он явится и то, что в стиппе доделать не успел, и на скале неудачно получилось – доделает! И вина будет на тебе! Ты не защитил, ты не сберег! Все! И живи с этим, как хочешь! – развела руками и мордочку скорчила. Развернулась и демонстративно пошагала прочь мимо комнаты.
Эрлан проводил ее хмурым взглядом, соображая, что она такого наговорила и, с какой ягоды переев, и двинулся в комнату к жене.
Проскользнул и замер – прямо на окне сидел ворон и хищно смотрел на Эйорику. Мужчине показалось, что это сама смерть приметила ее и ждет, чтобы забрать.
– Ццц, – выдал, чтобы птица посмотрела на него, и бросил в глаза ворону как вызов. – Ты ее не получишь!
– Кар-ррр! – растопырил тот крылья, возмущаясь и словно решил кинуться на светлого. Эрлан шагнул навстречу и, схватив первое попавшее под руку, запустил в ворона. Птица грозно каркнула, слетая с окна, кружка просвистела, не задев ее.
– Я требую! – влетела в зал совета Лала и опомнилась, замерла.
Маэр и Таш дружно уставились на нее, забыв, о чем говорили.
Страж за спиной девушки развел руками: разве женщину удержишь?
Хранитель насупился, тяжело вздохнув и, вперил в глаза девушки немигающий грозный взгляд:
– И ты, значит, требуешь? А ничего, что я занят и тебя не приглашал, светлая?!
– Прошу прощения, – поправила платье заволновавшись. И затараторила, боясь, что ее прервут или выставят быстрей, чем она скажет. – Но у меня срочное и важное дело. Оно касается Эйорики Лайлох!
Старик поднял руку, приказывая замолчать.
– Ты законы наши забыла, светлая рода Самхарт? – качнулся, к ней багровея. – Как тебе известно, изначальная рода Лайлох выдвинула требование разорвать ее узы с изначальным рода Лой. И пока идет разбирательство… что, светлая? А? – приставил ладонь к уху.
Лала сникла:
– Все вопросы касаемые Лой и Лайлох решаются в присутствии этих лиц, – протянула тихо.
Хранитель кивнул:
– Вижу, не забыла. Продолжай.
– Так как требование выдвинуто односторонне, то вопросы касаемые стороны выдвинувшей требование рассматриваются только в присутствии второй стороны, – почти прошептала, склоняя голову все ниже.
– Отлично! – грохнул по подлокотнику ладонью. – Теперь изволь выйти, девица Самхарт!
Лала попятилась и вдруг остановилась, выпрямилась:
– Нет. Я схожу за Лой, – упрямо поджала губы.
– Пыф! – выдал Маэр. Таш сложил руки на груди и всем корпусом развернулся к девице, оглядел с нескрываемым изумлением.
Эхинох с трудом сдержал усмешку. Слез с подоконника и бросил деду:
– Я приведу.
И пошел из залы, по дороге легко и просто прихватив просительницу за талию, вывел ее, как выкинул.
– У Хранителя серьезный и важный разговор с советником, – почти по слогам сообщил девушке.
– У меня тоже важное и очень серьезное дело, – скопировала его тон и даже поддалась к изначальному, требуя взглядом выслушать. – Вы не имеете права просто выкидывать меня. Я пришла с требованием!
Эхинох чуть отодвинулся и вставил ладонь:
– Все понял. Присядь и подожди здесь, – выдал вполне миролюбиво, сообразив, что с чокнутой девицей лучше не связываться. – Хранителя всегда третирует дела о разрыве уз. Ты должна понимать, что его лучше не раздражать. Я приведу Лой, а ты подумай насколько важно твое заявление и стоит ли его делать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});