Читать интересную книгу Яковлев А. Сумерки - Неизвестно

Однажды я спросил молодого предпринимателя из Крас­нодарского края, почему жители Кубани столь безрассудно держатся за колхозы и коммунистов. Ведь с казачеством большевики расправились столь жестоко, что никакая фан­тазия не в состоянии вообразить тот террор, который был развязан на Дону и на Кубани.

— Все очень просто, — ответил мой собеседник. — Рабо­тящий казак уничтожен. Осталась голытьба да деды Щукари, жаждущие получить портфель начальника. Колхозы для них были и есть — источники материального благополучия через разворовывание так называемых коллективных хозяйств и через дележ государственных дотаций. Вкалывателей опять раскулачивают. Уравниловкой. Я знаю фермера, который владел 48 гектарами земли и, мудро распорядившись кре­дитом, выбился в люди. Когда колхоз перевели на паи, яко­бы приватизировали, пай фермера составил 11 гектаров, а 37 гектаров отобрали, отдали алкашным «красным пахарям». Земля заросла сорняком, оцелинилась, но «справедливость» по-большевистски восторжествовала.

Эта же самая «справедливость» долгое время торжество­вала и в топтании около земельной реформы, без которой никак не отмыть тысячелетнюю грязь феодальной Руси, спекшуюся кровь ленинских комбедов и продразверсточни- ков, сжигавших «дворянские гнезда» и пустивших по миру столыпинских кулаков; сталинской коллективизации, выру­бившей под корень трудовое крестьянство. Омертвили на­род.

И все же что мы имеем сегодня? Совсем иное государст­во. Плотнеет строй людей вкалывающих, надеющихся только на свое трудолюбие, на свой горький опыт, на свой ум и лов­кость. Да, приходится предпринимателям ловчить везде и всегда: стая чиновников всегда вокруг вьется. Постоянно на­до отбиваться: иногда палкой, но чаще — взяткой. Бросил ку­сок мяса — два-три месяца собака по другим дворам бегает.

Никогда российскому чиновничеству не жилось так хоро­шо, как сейчас. Чиновничество кратно богаче еще хилого со­словия предпринимателей. Взятка стала столь же необходи­мой, как рукопожатие при встрече. Любой бизнес можно на­чинать только в доле с чиновником. Путь к богатству в России всегда лежал преимущественно через властное каз­нокрадство. Сегодня это достигло немыслимых масштабов. Чиновник решает все, ни за что не отвечая. Ни перед Богом, ни перед обществом, ни перед судом.

Но стая взяточников — это все же не стая карате- лей-убийц. У Бродского: «Но ворюга мне милей, чем крово­пийца...» Ловок чиновник, но еще ловчее русский деловой человек: вертеться приучен. Мелкий бизнес, как таракан, в любую щель пролезет, в любом месте свой товар высунет — на земле, на одеяльной подстилке, на раскладушке, на ры­ночном столике, по дворам и квартирам пройдет. Наиболее хваткие часто переходят в средние слои, и все своим горбом и ловкостью.

Иное дело олигархи. Многим из них еще недостает исто­рической ответственности, а некоторые — слишком суетли­вы и беспамятны. Морозовы и Мамонтовы свои состояния десятилетиями сколачивали. А ведь это гении, трудоголики, звездные люди. Зворыкин и Сикорский, без штанов сбежав­шие от красной чумы, умерли богатейшими людьми. Телеви­дение изобрели, лучшие в мире самолеты строили. Самолич­но. В своих лабораториях и конструкторских бюро. Дай Бог, чтобы в России было как можно больше богатых людей — Богровых, Бахрушиных и Третьяковых. И зворыкинистских миллиардеров.

Время меняется. Россия стонет от чудовищной поляриза­ции «верхов» и «низов». Я серьезно обеспокоен тем, что критическая масса может зашкалить и привести к социаль­ному взрыву. И снова, как и в дни октябрьского переворота 1917 года, будут в первую очередь уничтожать олигархов, по- луолигархов, четвертьолигархов, равно как и их политиче­ских благодетелей, жечь их новые дворцы. Наблюдая все это, я никак не могу понять, почему некоторые богачи и сверхбо­гачи ведут себя политически близоруко и безнравственно, демонстративно выплескивают в глаза людям свою наглость и бескультурье. Ох, как полезно зарубить себе на носу: не так уж трудно выбраться в люди, а вот человеком остаться гораздо труднее. Будучи как-то на конференции в одном из южных городков Франции, я сам наблюдал отвратительней­шие спектакли молодых российских нуворишей, точнее — воров, орущих песни в ресторанах и на улицах, и подвизги­вающих им многочисленных молодых шлюх.

— Конечно, противно, — сказал мне мэр города, — но мы терпим их. Деньги привозят хорошие и швыряют их направо и налево.

Мне было бесконечно стыдно за этих «русских», которые позорят Россию и ее народы. Если против жулья не зарабо­тают законы, то беды, повторяю, не избежать. Смягчает мое раздражение то, что в «низах» уже начали действовать та­лантливые ученые и изобретатели, инженерные головастики. А вот врачи и учителя продолжают бедствовать. Без них нет страны, но никто, кроме бизнесвкалывателей, не обеспечит им пристойное место под солнцем.

Там, где взялась за дело наиболее способная и работаю­щая часть российского общества, налаживается прибыльное производство, в основном пищевое. Предприниматели вы­творили в стране изобилие продуктов. Все ближе к практи­ческим делам поворачиваются первоклассные строители, ме­ханики, пекари, пивовары, трудовые деревенские мужики, которые на своих подворьях держат все больше живности.

Эти люди — самое серьезное завоевание рыночных ре­форм. В океане люмпенства их пока еще мало, но их число растет. Для более динамичного развития им нужны закон­ность, частная собственность на землю, нормальные налоги и здравая умом власть.

Время Ельцина прошло стремительно. Позади события бурные и сумбурные. Штормовая болтанка все время норо­вила корабль реформ швырнуть на камни. Ельцину удалось как-то договориться с судьбой. Большевистской катастрофы не произошло. Порой говорят, что Ельцин не всегда отдавал себе отчет в том, что делает, — Добро или Зло. Я не согласен с этим. «Верхнее чутье» не обмануло его. Он добровольно, руководствуясь здравым смыслом, освободил пространство для нового поколения. Далеко не прост, ох как не прост, ока­зался Борис Ельцин, оставив свою деятельность не полити­кам — на растерзание, а историкам — для анализа.

Глава двадцатая

БУДУЩЕЕ УЖЕ БЫЛО, ПРОШЛОЕ ЕЩЕ ТОЛЬКО БУДЕТ

Тысячелетиями люди утешают самих себя, что свобода да­ется человеку природно. А в жизни? А в жизни дорога к гром­козвучной правде смердит ложью, а потому часто оказыва­ется дорогой к рабству. Человек мечтает быть и безгранич­но свободным, и одновременно рвется к власти над другими людьми, превращая их то в рабов, то в крепостных, то в на­емных рабочих. Одним словом — в послушное стадо. Каждый раб хочет бьипь рабовладельцем. У каждого — своя ложь и своя правда.

Автор

Над Россией нависла туча чиновного произ­вола. Догоняя будущее, мы заскользили в прошлое. Как пи­шет Михаил Жванецкий: «Пройдя путь эволюционного раз­вития по спирали вниз, мы вернулись туда, откуда вышли». Понятно, что сказано слишком круто. Но за хвост схвачена тенденция, заболевшая чесоткой вернуться на ту землю, где тиранствовал Страх, где миллионы живых — мудрецов и простаков — стояли на коленях перед убийцами и каменны­ми истуканами, продолжающими свой дьявольский промы­сел до сих пор, хотя и в других формах.

Конечно, данная картинка может показаться слишком черной, а значит, и не совсем справедливой. Новая Россия за очень короткое время шагнула в новую эпоху. Подобного сжатия событий история, на мой взгляд, еще не знала. Опро­кинута система ленинско-сталинского фашизма, положено начало построению гражданского общества социального ли­берализма. Но только начало. Социалистическая номенкла­тура, дождавшись своего часа, снова пытается вернуть обще­ство в стадо с его привычной рабской психологией.

Почему это происходит? На мой взгляд, верховные жрецы последних лет не знают, или не хотят знать, что и как было на тернистом пути к свободе, сколько это стоило сил и нервов народу, равно как и тем, кто связал свою жизнь с реформа­торством. Самопожертвование и предательство, клеветы и восторги, надежды и разочарования, удачи и ошибки, грязь прошлого и вера в будущее — все это сгустилось в душевных страданиях, но и раздумьях о том, какие еще капризы ждут Россию на тернистом пути к свободе. Капризы охлократии и плутократии.

Начну, однако, с другого конца. Меня донимали и до сих пор донимают вопросами, когда точно, в какой именно мо­мент я изменил свои взгляды. Раньше отвечал, как мог, всяче­ски выискивая аргументы и даже оправдания, но все время чувствовал, что у тех, кто задает вопросы, остается неудовлет­воренность ответами, да и меня самого не оставляла какая-то двусмысленность. Иначе и быть не могло, ведь те, кто спра­шивал, как бы накладывали мои ответы на свой личный опыт, который был другим, просто другим. Всех метало из стороны в сторону ветром перемен. Все искали свою правду.