Глава XIV
Караван-сарай в Муссури
Когда беглецы зашли на ночлег в одну из попутных деревенек и стали рассказывать про свои странствования, все диву дались, что им посчастливилось благополучно миновать Тераи и страну мечисов. Дикари эти немало вредили мирным жителям долин своими опустошительными набегами, и только когда хозяевами страны стали англичане, поселяне вздохнули свободно. Добрые индусы радушно приняли путников и снабдили их съестными припасами.
Два дня спустя путники перешли вброд Ганг, очень узкий в этом месте, и вступили в долину Дера-Дун, одну из прекраснейших во всей Индии, с чудным климатом. Роскошная, привольная местность была бы настоящим райским уголком, если бы не обилие диких зверей. Беглецы наши, однако, благополучно добрались до Ражпура – деревни, лежащей у подножия горы, по склонам которой ютились, утопая в зелени, красивые дома и дворцы Муссури.
С какой радостью стал Андре подыматься в гору; еще час-другой – и он у цели! Подъем делался все труднее, тропинка вилась зигзагами, обегая скалы то справа, то слева. Чтобы сократить путь, Андре стал, как кошка, карабкаться вверх. Вот уже совсем близко забелелась на макушке выдвинувшейся скалы хорошенькая английская церковь. «Ура! Муссури!» – радостно воскликнул Андре и с удвоенной энергией стал лезть вверх, оставив далеко за собой спутников. Там, в Муссури, ждет его свобода, спокойствие, там не надо опасаться предательства, бояться встречи с тигром, там он сбросит жалкое рубище нищего и снова станет европейцем, всеми уважаемым сагибом. А отец! Берта! – вдруг молнией пронеслась у него мысль. Они все еще, может быть, в руках мятежников. Тогда на что ему свобода, спокойствие, раз они томятся в плену. Защемило у бедного Андре сердце, и слезы потекли из глаз. Пока он стоял и плакал, к тому месту, где он находился, подошли Мали с Миана. Андре быстро отер слезы и с напускной веселостью крикнул:
– Захотелось дух перевести, страх как устал! Видно, надо было медленно, с почтением взбираться на священные Гималаи, а не лететь как угорелый… Но вам, друзья мои, понятно мое нетерпение; там, в Муссури, я, может быть, узнаю что-нибудь об отце и сестре.
– Конечно, – согласился Мали. – Но, с другой стороны, признайся, наша бездомная жизнь надоела тебе, и ты ждешь не дождешься, когда можно будет сбросить нищенское рубище и надеть европейское платье.
– Нет-нет, уверяю тебя, не то, – горячо заговорил Андре. – Напротив, я хочу остаться натхом…
– Вот и прекрасно, – подхватил обрадованный Миана. – Что может быть лучше кочевой жизни, полной приключений. Каждый день тебя ждет новое удовольствие, а налетит беда, так ненадолго… Вижу, ты полюбил нашу жизнь, а я боялся, как бы ты не покинул нас.
– Я останусь натхом, но только пока в этом будет нужда, – улыбаясь, промолвил Андре. – Благодаря вам обоим я так вошел в свою роль, что теперь меня никому не узнать.
– Уж если сам брамин Сумру не признал в тебе европейца, то про других и говорить нечего, – заметил Мали.
– Так вот, если это рубище спасло меня самого, быть может, оно поможет мне спасти отца и Берту, – продолжал Андре. – В Муссури я останусь по-прежнему сыном Мали. Разузнав все, что только удастся, о судьбе моих родных, мы пойдем их разыскивать, и там, куда мне, как европейцу, не попасть, я, как заклинатель змей, пройду свободно. Что ты на это скажешь, Мали?
– Скажу, сагиб, что ты рассуждаешь не только здраво, но как хороший, сердечный человек, – ответил Мали. – Мы с Миана пойдем всюду за тобой… Увидишь, Магадева поможет нам.
К вечеру путники добрались наконец до Муссури и остановились ночевать в караван-сарае. Там они застали большую компанию тибетских купцов. Купцы эти везли продавать в Луизиану козью шерсть, из которой выделываются кашмирские шали. Несколько месяцев пробыли они в пути и, только перейдя границу, узнали о восстании сипаев. Продолжать путь они не решались, боясь, что по дороге легко могут на них напасть и ограбить. И жили в Муссури, с нетерпением ожидая, когда можно будет тронуться дальше.
Как только в караван-сарае стало известно, что новые постояльцы пришли из того места, где вспыхнуло восстание, их окружили любопытные, чающие узнать свежие новости. Приятели наши ничего, однако, нового сообщить не могли; напротив, сами стали расспрашивать купцов и от них узнали, как сильно разгорелось пламя мятежа. После Каунпора и Мерута повстанцы овладели Дели и Лукновом и всюду беспощадно избивали европейцев.
В последнее время, однако, события стали принимать дурной оборот для мятежников: некоторые племена перешли на сторону англичан, и мятежники стали все чаще и чаще терпеть поражения.
Андре беспокойно провел ночь и, чуть заря, стал собираться с Мали к губернатору. Оба они облеклись во все, что у них было самого лучшего, и в сопровождении мальчонки-слуги из караван-сарая, который взялся проводить их к губернатору, сэру Чарльзу Уилмоту, отправились во дворец.
Перед великолепным дворцом с мраморными колоннами расстилалась зеленая лужайка, обнесенная красивой решеткой. У главного входа стоял на часах английский солдат в красном мундире. Он смерил взглядом подходивших к нему нищих и грубо крикнул, чтобы они проходили своей дорогой.
– Нам надо видеть губернатора, – сказал по-английски Андре.
Безукоризненный выговор юноши, казалось, удивил солдата, и он не без некоторого колебания ответил:
– Губернатор не принимает нищих.
Андре продолжал настаивать, тогда солдат, преграждая ему путь штыком, сердито крикнул:
– Ни с места, или я заколю тебя, проклятый мятежник.
Тут подошел офицер, издали наблюдавший всю эту сцену, и спросил:
– В чем дело, Билл?
– Господин поручик, – ответил почтительно солдат, – эти нищие хотят во что бы то ни стало пройти к губернатору. Кто их знает, что это за люди; может быть, Нана-Сагиб подослал их убить генерала.
– Что вам нужно? – строго спросил поручик, обращаясь к Мали.
– Мы прибыли из Каунпора, благородный господин, и хотим сообщить губернатору очень важное известие, – ответил Мали.
– Правду говоришь? – с недоверием спросил офицер.
– Клянусь, истинную правду! – горячо произнес Андре.
Англичанин внимательно посмотрел на него.
– Если так, идите за мной, – сказал он, – но помните, за обман будете жестоко наказаны.
Офицер провел Мали и Андре в большой зал нижнего этажа, а сам вышел, приказав караульному не спускать с них глаз. Немного времени спустя дверь во внутренние апартаменты широко распахнулась, и в зал вошел в сопровождении поручика высокий старик-генерал с добрым, приветливым лицом.