— Малышке не справиться одной! — крикнул Зароно, но Конан успел ухватить его за руку.
— Стой, зингарский глупец! Сталь это чудище не берет!
— А что" его берет?
— Серебро! — то ли ответил, то ли выкрикнул Конан и, подскочив к столу, ухватил огромный семисвечник,— Получи, Сетово отродье!
Со всей силы он швырнул литой шандал прямо в голову демону. Дымное чудовище пошатнулось, теряя равновесие,— и тут же его в грудь ударил второй семисвечник, пущенный Зароно.
С оглушительным ревом, корчась и извиваясь, демон, опрокинувшись на спину, рухнул прямо в камин, на горящие уголья.
— Серебро и огонь! — триумфально проревел Конан.— Этим ты подавился, выродок!
Демон, теряя форму, рванулся из сети последним усилием — и обрушил на себя камин, проломив прочную каменную кладку. Посыпался щебень, покатились камни, в последний раз сотряс стены рев чудовища — и все стихло.
Граф, еще не вполне оправившийся, встал на четвереньки, мотая головой. Зароно помог ему подняться на ноги.
— Вы спасли мне жизнь, господа,— прохрипел он.
— Не мы, а вот эта маленькая обезьянка,— сказал Зароно, подходя к девочке, без сил осевшей на пол. Дель Торрес взял ее на руки,— Что за сила таится в тебе, малышка?
Тина молчала, только помотала головой.
— Отдайте ее мне,— потребовала подошедшая Белеза.— Я вам, конечно, очень благодарна обоим, но на ребенке лица нет.
Зароно без возражений отдал ей Тину, и Белеза ушла, крепко прижимая к себе свое сокровище и бормоча что-то о теплой ванне и мягкой постели.
— Что творится в форте? — спросил граф уже почти своим голосом.
— Пикты! — расхохотался Конан,— Творятся и множатся! Когда мы уходили, они пытались прорваться с моря. Я отослал туда отряд, но чем кончилось дело, Нергал его знает.
Когда они вышли во двор, оказалось, что бой окончен. Зашедшие с тыла пикты не успели опомниться, как на них вылетел отряд воинов с мечами и в надежной броне. Очень скоро они были перебиты. Видя такой оборот, оставшиеся в живых предпочли скрыться в лесу. Форт устоял. Можно было наконец вздохнуть и заняться ранами.
Наутро зингарцы, к своему удивлению, не обнаружили вокруг форта ни одного мертвого тела. Пикты за ночь успели бесшумно собрать убитых. Двадцать искалеченных трупов тех воинов, которые приняли смерть внутри частокола, Валенсо велел вынести к краю леса и положить на чистых холстах. Там же зингарцы оставили две корзины яиц, корзину фруктов и тушу быка.
— В стычке были виноваты не они,— заявил Валенсо.— Я чувствую себя обязанным хоть как-то извиниться.
Зароно презрительно фыркнул, но Конан буркнул:
— Правильно, клянусь Кромом! — и зингарец промолчал.
Утро было в самом разгаре, когда дозорный на башне вдруг закричал, указывая в море:
— Корабль! Корабль!
— «Красная Рука»? — удивленно вздернул брови Зароно,— Я думал, что пикты нагнали на них довольно страху.
Но показавшийся на горизонте корабль шел под белоснежным парусом, и ярко горела на солнце позолота его ростры. Валенсо, Конан и Зароно поднялись на смотровую площадку. ,
— Прах и пепел! — вскричал киммериец, у которого были самые острые глаза.— Аквилонец!
— Кажется, здесь пора закладывать город-порт,— проворчал Валенсо.— Корабли слетаются в эту бухту, как пчелы на мед.
— А кстати, Амра,— спросил Зароно,— ты так и не рассказал, что делал у Нумедидеса. Вы, кажется, не поладили?
— Ну,— с неохотой протянул Конан,— После нескольких побед моего отряда над пиктами меня заметили в Пуантене. Потом я очень скоро оказался при дворе. Нумедидес сделал меня военачальником и всячески отличал. А потом вдруг, после боя под Велитриумом, мне подсыпали сонное зелье на победном пиру. Клянусь Кромом, я ни разу еще не оказывался в такой дурацкой ловушке! Алкимедис, книжник, подошел ко мне тогда и попросил высказать свои соображения по поводу... как же это он сказал, старая чернильница... а, «необдуманности действий в качестве способа правления государством». Можно было догадаться, что он пытался предупредить. Но к тому времени я был уже слишком пьян. И проснулся в цепях в каменном мешке!
— И бежал, конечно,—усмехнулся Зароно.
— Конечно, бежал. Но кроме как в вересковые пустоши, бежать было некуда. Друзья позаботились, чтобы у меня были и оружие, и добрый конь, но пикты позаботились обо мне еще лучше! — заключил он со смехом.
Тем временем корабль уже входил в бухту. На мачте его взвился флаг, и Конан присвистнул:
— Клянусь печенью Крома! Это не просто аквилонец, это корабль из Пуантена!
Они спустились вниз и вышли на берег. К ним присоединились неразлучные Белеза и Тина, увидевшие корабль из окна Главного дома. Тина снова превратилась в обычную девчушку, и ничто в ее облике не говорило о той силе, которая дремала где-то на дне ее детского существа.
Тридцативесельная галера аквилонцев была гораздо меньше и подвижнее больших зингарских или барахских кораблей и потому спокойно подошла к берегу, ткнувшись в песок носом с изящной рострой в виде единорога. На лодочную пристань зингарцев по спущенным сходням сошли четверо мужчин.
— Граф Просперо! — взревел Конан, устремляясь к ним,— И ты, Троцеро! Прах и пепел! Как вы здесь оказались?
На палубе галеры стоял высокий человек в развевающемся одеянии священника Митры. Тот, кого Конан назвал Просперо, указал на него и торжественно ответил:
— Тебя нашел Дектисиус. Он уверил нас, что ты жив и невредим, и привел прямо сюда!
Священник поклонился:
— Вся Аквилония призывает тебя, Конан из Киммерии! Народ восстал против деспота-короля! Во имя Митры, приди и возглавь народное воинство!
— Кром-воитель! Много же переменилось у вас за это лето! — Он обернулся к зингарцам,— Что ж, это только к лучшему, раз уж мне не досталась «Красная Рука» Строма! Золото Траникоса пойдет на служение Митре и народу Ак-вилонии. А что будет с вами?
— А мы, видимо, вернемся в Кордаву,— ответил Валенсо.— Довольно таиться. Да и Белезе давно пора вернуться в свет.
Девушка покачала головой.
— Нет, я выйду замуж за Зароно. Мы все решили нынче утром. Пусть моим детям не достанется майорат Корзет-ты, но у нас ведь остаются сокровища Траникоса.
Валенсо вдруг расхохотался.
— За три дня! Кто бы мог подумать! А как же каперство, моя девочка?
— Я убедилась, дядя, что даже самый благородный гранд не в силах избежать ошибок молодости,— лукаво ответила Белеза, вызвав всеобщий смех.— Мы ведь сможем и дальше жить одной семьей, правда? — умоляюще добавила она.
— Но Тот-Амон еще жив,— возразил серьезно Валенсо.