— Спасибо, — проскрипел я и закашлялся. — Без тебя бы я не справился.
— Так в чем дело-то все-таки? Объяснишь, из-за чего мы с тобой таким своеобразным способом решили самоубиться? Тебя одолела во всех смыслах смертельная ностальгия по Кораблю? Уже? — Бен поводил плечами и руками, потер шею, разминая мышцы — наверняка ему нелегко пришлось под давлением пневматики.
Я уставился на него, моментально позабыв о собственных саднящих ушибах и ноющей скуле. А ведь правда — он же ничего не знает! Но, тем не менее, не размышляя бросился мне помогать и предпочел спасительной шлюпке обреченный на гибель Корабль, хотя запросто мог отпустить закрывающуюся диафрагму и остаться внутри. Удивительный человек.
— Пятнадцать… — продолжал считать женский голос, хорошо слышный из динамика над входом — мы ведь находились совсем рядом. — Четырнадцать.
— Всех мутантов собрали в одну шлюпку, — сказал я. — И сняли с нее пилотов. Мы бы улетели, а они остались здесь. Умирать.
Я впервые видел, чтобы человек так быстро бледнел.
— И Вен? — тут же спросил он.
— И Вен, и Каролина, и Лин, и Маришка. Все.
— Плазмопатрон им в задницу, подлецам! И детей не пожалели. Убил бы гадов собственными руками, — с ненавистью процедил Бен.
А я спохватился и торопливо зашарил по карманам. Благодарение матери, кристалл оказался на месте — я умудрился не выронить его за время борьбы с Блейдом.
— Три… два… один… ноль…
Прозвучал третий сигнал сирены, уши заложило, бронелит за нашими спинами завибрировал, и Корабль ощутимо вздрогнул, когда адмиральскую шлюпку вышвырнуло в открытый космос.
— Слушай, а Рада? — вспомнил я. — Она ведь с ума сойдет, когда узнает, что ты исчез со шлюпки.
— Рада на пятой, с матерью. Мы же к разным кланам принадлежим. У нас не было ни одного шанса лететь вместе, — ответил Бен. — Лучше скажи — ты знаешь, где они?
— Десятый шлюз. Пошли.
И мы опять побежали — мимо посадочных ферм. Я знал, что шлюпки будут стартовать через каждую минуту, и считал толчки. На пятом мы уже стояли возле нужного десантного блока. Разумеется, на нажатие сенсора диафрагма не отреагировала.
— Они точно там? — спросил Бен.
— Надеюсь, — ответил я.
И в ту же секунду пришла пугающая мысль, что я ошибся. Что на самом деле там, за бронелитовыми стенами, все в порядке — мутанты сидят в своих сферах, пилоты готовятся к вылету, и через несколько минут все будет кончено — десятая шлюпка начнет свое путешествие к Гебе, а мы с Беном одни останемся на мертвом Корабле.
Но я не дал страху захлестнуть себя, отправившись на поиски энергетического узла. Нашел, откинул крышку, собираясь набрать код отключения питания.
— Отойди, — велел все еще бледный Бен и достал излучатель. — Так быстрее.
Луч ударил по узлу, и мы снова оказались в полумраке. Как раз одновременно с девятым толчком. Мы оба замерли, привыкая к свету слабеньких синих ламп и подсознательно ожидая последнего, десятого. Время тянулось, как резина. Одна минута, две… На исходе третьей Бен сказал:
— Хватит, все ясно. Идем открывать.
И мы с ним, подобравшись к обесточенной диафрагме, с двух сторон потянули ее на себя. Едва она поддалась, как послышался плач. Там были люди! Даже не в шлюпке, как предполагал я. В самом шлюзе!
Мы переглянулись и постарались действовать быстрее.
Внутри зашикали, а потом воцарилось гробовое молчание.
И когда нам наконец-то удалось полностью раздвинуть створки, в скудном освещении я увидел небольшую толпу. Обежал глазами знакомые, смутно знакомые и совсем незнакомые лица замерших людей и заметил Вена — он стоял совсем неподалеку от входа, и его белая голова отчетливо выделялась в полутьме.
Не передать словами, какое я испытал неимоверное облегчение. Я не думал о том, что будет дальше, как я справлюсь с управлением шлюпкой в одиночестве, удастся ли мне скорректировать программу полета, учитывая, что расчетное время старта нами уже пропущено, и благополучно добраться до Гебы. Я вообще ни о чем не думал — просто смотрел на него, как тогда, в каюте, когда думал, что он погиб. И не мог ни двинуться с места, ни вымолвить ни слова.
90
Нора я почувствовал сразу, как только изоляция шлюза оказалась нарушенной. И почти тут же Бена — злого и растерянного. А еще почувствовал, как люди за моей спиной сначала замерли, а затем всей массой двинулись к выходу.
То есть не двинулись, конечно. Это был мощный общий импульс — вырваться, выбежать наружу из ловушки, какой стал для всех нас шлюз. И от мысли до самого движения оставались считанные секунды. Темнота, паника…
А потом я ощутил, как Грендель их держит, не давая сорваться в паническое беспорядочное бегство. Касается разума каждого из перепуганных людей, успокаивая, убеждая немного подождать, внушая, что все будет хорошо: Нор с нами, а он умеет управлять шлюпкой — значит, никто не останется на обреченном Корабле. Он их держал всех разом, мой маленький, старый, тяжело больной дед, а я ничем не мог ему помочь со своей односторонней телепатией. Только встать в проеме диафрагмы, чтобы не позволить людям вырваться наружу, спотыкаясь, падая и оказываясь под ногами тех, кто будет выскакивать из шлюза следом.
Удивительно, но даже в эти минуты — пока открывалась диафрагма, пока Грендель из последних сил успокаивал людей, а я в любую минуту рисковал быть сметенным и раздавленным беспощадной толпой — я думал о Норе. О том, что он здесь, в нескольких футах за моей спиной, а не в безопасности на адмиральской шлюпке. Что если мы все так и останемся на Корабле, я ни за что и никуда его больше от себя не отпущу, и погибнем мы рядом друг с другом. Во всяком случае, я надеялся, что мне хватит времени прижать его к себе, когда взорвется реактор в Черном коридоре, и Корабль начнет разрушаться. И что это очень эгоистично и неправильно — радоваться такому концу, а не сердиться на Нора из-за его побега со спасительного адмиральского борта…
Деда я перестал чувствовать за мгновение до того, как он начал падать. Диафрагма открылась полностью, в шлюзе стало немного светлее, и поверх чужих голов я увидел: Грендель опрокидывается назад, на стоящих за его спиной людей. Я прыгнул туда, расталкивая тех, кто стоял у меня на пути, понимая, что поздно, все, деда больше нет — теперь я слышал только Хильду, перехватившую его мысль. А еще я слышал Нора — уже не эмпатией: он бросился за мной следом, словно понял, что случилось несчастье, и отчаянно просил дать ему дорогу.
При жизни дед был легким, а сейчас его тело у меня на руках казалось невыносимо тяжелым. Я положил его на холодный пластик пола, опустился рядом на колени. Нор присел рядом на корточки, положил ладонь Гренделю на грудь, но тут же отдернул, словно обжегся. Я перехватил его запястье, поднял голову, всматриваясь в лицо — такое неожиданно взрослое и непривычно скорбное.
— Не надо, мой хороший. Ты ничем тут не поможешь.
— Мы его на Гебе похороним, — тихо проговорил Нор. — У меня с собой программа полета, я заставил их сделать дублирующий кристалл.
Не помню, когда я плакал в последний раз. Кажется, мне было шесть лет, и я сломал палец. Пытался вытащить из паза застрявший там стеклянный шарик, а дверь неожиданно закрылась. Но даже тогда мне не было так больно. В глазах жгло, в груди тоже, воздух казался обжигающе горячим, и я втягивал его короткими рывками, забывая выдохнуть. Я встал, притянул к себе Нора, обнял его, уткнувшись лицом в лохматую макушку.
За спиной грохнули по полу тяжелые рейдерские ботинки, и я почувствовал рядом Бена. А потом — его ладонь на своем плече. Он обхватил нас обоих — и Нора, и меня, — и так мы и стояли над телом деда, все втроем.
В шлюзе было очень тихо — так тихо, что я слышал негромкое жужжание какой-то лампочки. Наверное, барахлил стартер. И в этой удивительной тишине, которой я никогда не знал раньше, где-то вдалеке кто-то отчаянно боялся.
Сначала я подумал, что мне мерещится. Даже если допустить, что на какой-то из стартовавших шлюпок произошла катастрофа, я не смог бы ничего почувствовать. Но тут меня неуверенно окликнула Хильда, и я сообразил, что она тоже услышала. А, значит, где-то на этом проклятом Корабле оставался человек или люди, которых бросили. Как нас.