входил в книгу «Русское» (Нью-Йорк: Ардис, 1979). Публикуется по изданию «Стихотворения» (М.: Ультра. Культура, 2003).
«Мелькают там волосы густо…»
«“Во имя святого искусства” / Там юноша бледный сидит…» — аллюзия на стихотворение «Юному поэту» В. Я. Брюсова: «Юноша бледный со взором горящим, / Ныне даю я тебе три завета: / Первый прими: не живи настоящим, / Только грядущее — область поэта. / Помни второй: никому не сочувствуй, / Сам же себя полюби беспредельно. / Третий храни: поклоняйся искусству, / Только ему, безраздумно, бесцельно. / Юноша бледный со взором смущённым! / Если ты примешь моих три завета, / Молча паду я бойцом побеждённым, / Зная, что в мире оставлю поэта». Зная наперёд жизнь Лимонова, можно с уверенностью сказать, что он принял на веру все три завета Брюсова.
«Бледны его щёки и руки…» — аллюзия на моностих В. Я. Брюсова: «О закрой свои бледные ноги».
«Всё листья больше. всё они хуже…»
В архиве Александра Морозова стихотворение начинается чуть иначе: «Всё листьев больше. всё они хуже…».
«Я в мыслях подержу другого человека…»
В России впервые опубликовано в книге «Строфы века» (М.: Полифакт, 1999), составленной Евгением Евтушенко.
Предваряя стихотворение Лимонова, Евтушенко пишет: «Лет двадцать тому назад в Москве мне сказали, что есть один парень с таким редким цитрусовым псевдонимом, который зарабатывает тем, что шьёт брюки полудиссидентской богеме, а сам пишет ни на кого не похожие стихи. Когда мы познакомились, он спросил меня: “Скажите, если я уеду на Запад, я смогу жить на заработок со стихов?” Я объяснил ему ситуацию на Западе, где даже самые лучшие книги стихов расходятся маленькими тиражами, где профессиональных поэтов практически не существует, — все они вынуждены для заработка заниматься чем-то другим. Лимонов, вздохнув, сказал: “Но здесь меня вообще не печатают, а там, может быть, будут”. Через несколько лет в Нью-Йорке я подъехал к дому моего американского друга Питера Спрэйга на Саттон Плейсе, и двери мне открыл его домоправитель, учтиво приветствовавший меня по-английски. Это был Эдуард Лимонов, впоследствии не слишком благодарно описавший моего друга в своём язвительном гротеске (имеется в виду роман «История его слуги». — Примеч. составителей). Комната Лимонова в квартире американского миллионера была увешена плакатами с Че Геварой и Мао Цзедуном, а на столе в интимной ореховой рамке стоял небольшой портрет полковника Каддафи. <…> Лимонов добился своего — его стали печатать, переводить, и ему даже удалось в “Ардисе” издать книгу избранной лирики “Русское”, оттуда взято это стихотворение — редкий в поэзии образец самонежности, отчасти родственной раннему Эренбургу…»
Подробно об отношении Лимонова к Евтушенко см. в этом издании в примечании к тексту «Мы — национальный герой» (том III).
Стихотворению «Я в мыслях подержу другого человека…» посвящена статья Александра Жолковского — «Интертекстуал поневоле».
«Да что-то есть в пиршественной свободе!»
«Когда Фонвизин пьёт за Третьякова / Вдова подмешивает в рюмку Мышьякова / Густую соль». Денис Иванович Фонвизин (1745–1792) — русский писатель, создатель русской бытовой комедии. Иван Андреевич Третьяков (1735–1776) — русский учёный-юрист, экстраординарный профессор Московского университета, исследователь проблем правовой науки. «Мышьякову густую соль» — видимо, мышьяк.
«Вон к Каратыгину они прильнули / Все четверо пьяны». Пётр Андреевич Каратыгин (1805–1879) — русский актёр и драматург.
«Гигантски мыслящая кошка…»
Впервые опубликовано в газете «За доблестный труд» (№ 5 за 1971 год) в числе нескольких детских стихотворений Эдуарда Лимонова. В газетном варианте первая строка стихотворения выглядит так: «Вот умная большая кошка…» — и далее без изменений.
«Вот я вечером гуляю взаперти…»
«Я и Мотрича поэта победил…» — см. примечания к «Девяти тетрадям» (том II) и к стихотворению «Вот порадовался б Мотрич…».
Не вошедшее в книгу «Русское»: из «Третьего сборника»
(архив Александра Шаталова)
Два стихотворения из «Третьего сборника», не вошедшие в книгу «Русское», переданы Александром Шаталовым специально для этого издания. Публикуются по машинописной копии.
Не вошедшее в книгу «Русское»: из «Третьего сборника»
(архив Александра Морозова)
В морозовском архиве содержится ещё 28 стихотворений из «Третьего сборника», не вошедшие в книгу «Русское». Публикуются по машинописной копии.
«Ляхович Лях и Ляшенко…» — все трое — одноклассники Лимонова. О них он подробно пишет в очерке «Ляхи», вошедшем в «Книгу мёртвых-2»: «В школе с девятого класса у нас учились в классе Лях, Ляшенко и Ляхович. Мало того, что все три фамилии происходили от одного корня “лях”, то есть поляк, в просторечии украинского языка <…> то есть, видимо, предки этих наших ребят прибыли когда-то в Харьков из Польши и так и звались “ляхами”, так ещё Лях и Ляшенко были двоюродные братья!!! Оба занимались спортом: Толик Ляшенко был отличным легкоатлетом, бегуном, а Генка Лях отличался на ниве тяжёлой атлетики: толкал штанги, метал диски. В спортивных штанах, майке, довольно крупный, хотя и невысокий: старательный чубчик чуть набок — таким мне сохранили Генку фотографии моей памяти. Толик же Ляшенко полностью соответствовал классификации легкоатлета: долговязый, выше всех в классе. Оба были спокойные, знающие себе цену ребята. Семьи у них были, как тогда говорили, “итээровские”, то есть они были из семей инженерно-технических работников, жили они не в квартирах, но в частных домах. Так получилось, что я у них дома никогда не был, но понимал, что их отцы принадлежат к несколько иному имущественному классу, чем моя семья: мы — отец, мать и я — жили в одной комнате в коммуналке. Они и дружили: Лях, Ляшенко + Ляхович — с такой же элитой нашего класса, к которой я не принадлежал». Уже в зрелые годы Ляхович аттестовал себя как действительный член дворянского собрания и потомственный шляхтич.
Не включённое в сборники
(архив Александра Морозова)
«Корова» («На печальной корове ветрами развеянной…») — в