Было жарко и тихо. И не хотелось верить в призрачность, обманчивость спокойствия, которым веяло от раскинувшейся перед нами картины…
Почти сразу за старицей извивалась зигзагообразно траншея; отсюда начинался передний край гитлеровцев. Над обрывом в глубине между желтеющими снопами были разбросаны отдельные окопы. У самых Лесных Халуп змеились контуры еще одной траншеи.
— Да, — вздохнул я невольно, — в руках противника козырная карта. Не только на реке, но и на западном берегу будем у него как на ладони.
— Не совсем так, Александр Терентьевич, — возразил Павлюк, рассматривая в бинокль местность. — Карта, может быть, и козырная, но вот ход-то наш. Внезапность многое значит. Не противник нам, а мы ему свою волю будем навязывать.
Валентин Евстафьевич выждал паузу, продолжил:
— Есть у нас и еще плюсы. По сути дела, пространство между рекой и ее старицей — большой остров, то есть место, требующее форсирования дважды. Да к тому же обрыв. Думаю, что немцы здесь ждут нас меньше всего. И оборона у них здесь, вероятно, послабее. Это учитываешь? Кроме того, смотри, вдоль того берега кустарничек какой добрый. В нем можно не один батальон укрыть.
Рядом зашуршала трава. Как из-под земли вырос старшина Петр Блохин.
— Чем порадуешь, разведчик? — спросил его Павлюк.
— Пока особенно ничем. В первой траншее признаков жизни нет. У самых Лесных Халуп наблюдали фрицев. Ходят — не маскируются. Непонятно ведут себя. Я уже и так и эдак прикидывал.
Мы вновь начали рассматривать реку и западный берег по установившейся уже привычке справа налево, от себя в глубину, намечая поэтапно выполнение задачи.
— Чего же тут, старшина, непонятного? — после солидной паузы заключил командир полка. — Немцы нас не ждут. По их расчетам, русские еще далеко. Вот и ведут себя пока вольготно. Но вы больно-то не маячьте здесь. Недолго и спугнуть противника. Нам это ох как невыгодно!
Прикинув место форсирования, выложил свое окончательное решение командиру полка: вначале через Вислу перебрасываю группу разведчиков, вслед за ней — стрелковые и пулеметную роты, петеэровцев, штаб батальона и затем минометчиков и артиллеристов. Здесь же уточнили вопросы взаимодействия, наметили использование приданных, но еще не подошедших артиллерийского дивизиона и истребительно-противотанковых батарей.
Беспокоило меня, что в ходе рекогносцировки, сколько ни всматривался в тот берег, не видел признаков непосредственного присутствия немцев в первой траншее и окопах. "Нет ли тут какого подвоха?" — мелькнула было мысль. Или немцы настолько уверены, что противник не станет переправляться через реку в этом месте?
Своими сомнениями поделился с командиром полка. Валентин Евстафьевич разделил мою тревогу.
— Да, о том, что этот участок берега реки немцы оставили без прикрытия, и речи быть не может.
Как бы в ответ на слова командира полка послышался голос старшины Блохина:
— Смотрите, у самой деревни открыто идут! Ну и нахалы! Командир полка и я почти одновременно вскинули к глазам бинокли. Неподалеку от Лесных Халуп шло до отделения солдат. Оживленно жестикулируя, немцы, очевидно, что-то обсуждали.
— Нет, они нас не ждут, — окончательно утвердился в своем выводе майор Павлюк. — Иначе так бы не прохаживались.
— По всем признакам так оно и есть, товарищ майор. На этом-то мы их и возьмем.
— Главное, — обратил мое внимание Павлюк, — до поры до времени не выдать себя. От того, сумеешь ли сегодня ночью незаметно для противника форсировать Вислу, зависит успех полка, дивизии, да и, если хочешь знать, корпуса в целом. Горячку не пори. Твое решение направить вначале на тот берег небольшую группу с задачей обеспечить высадку основных сил батальона правильное. Меньше вероятности, что противник сумеет обнаружить начало форсирования.
Для высадки подобрали место — небольшой, входящий в прибрежный тальник заливчик. От него по берегу шла тропа; в бинокль она хорошо просматривалась. Возможно, по ней спускались к реке крестьяне, а скорее всего, ее проложили солдаты противника. Враг оборону готовил заранее, о чем свидетельствовали поросшие травой брустверы траншей и окопов.
Майор Павлюк в ходе рекогносцировки вникал в мельчайшие детали выполнения предстоящей задачи. Форсировать Вислу предстояло фактически с ходу и пока что лишь нашему батальону, да и то без одной роты. Другие же подразделения, приданные и поддерживающие части, находились на марше.
С рекогносцировки возвратились после обеда. Командир полка, перед тем как сесть в седло, пожал мне руку:
— До вечера, комбат. Поеду подгонять остальных. Готовься тут. Кулябин остается у тебя.
Павлюк скрылся за деревьями. Я еще некоторое время подождал, затем свернул на просеку. Ухоженный лес обступил меня с обеих сторон. Запахло смолой и чем-то еще — далеким, родным. Защемило сердце. Вспомнились высоченные сосны, уходящие по широким распадкам в необозримую даль, одурманивающие запахи сибирского края в летнее время года. Природа щедро наделила мои родные места разнотравьем, красками пейзажей. Поздней весной бугры и опушки рощ в ярко-красном наряде, ранним летом в небесно-лиловом, а ближе к осени опять торжествует красный цвет. Здесь лес стройный, трава тоже высокая, но нет той необъятности, первозданности, которые у нас пленяют и тревожат душу, ночами не дают спать. "Побывать бы сейчас дома, пришла в голову шальная мысль, — взглянуть на наше приволье".
Минутный порыв радости вскоре уступил место сегодняшним заботам. Многие вопросы еще предстояло решить, но главной была подготовка людей. Их настрой предопределял успех выполнения боевой задачи.
Когда я уже подходил к расположению батальона, меня окликнул лейтенант Елагин:
— Александр Терентьевич, шестая рота подошла.
Еще утром наметил побывать в этой роте и поговорить с людьми.
— Иду, иду, Иван Иванович. Где расположилась шестая-то?
— Тут, — показал вперед рукой Елагин, — метрах в ста пятидесяти.
Стрелки разместились на небольшой лесной поляне. Недавно здесь росла густая трава. Сейчас она была скошена и сложена в небольшой стожок. Сено еще не потеряло свежести и отдавало пряными запахами. Уставшие люди намеревались было разобрать его для отдыха, но их остановил сержант Заточный.
Бойцы посмотрели на него, потоптались на месте, повздыхали да и разошлись. Признаться, мне особенно было радостно за людей, когда, прибыв в роту и услышав об этом эпизоде, я увидел стожок в целости и сохранности.
Командир роты Чугунов и парторг батальона Малыгин сидели опершись о ствол кряжистого дуба. При виде меня встали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});