— Имеете в виду, товарищ капитан, включая и Лесные Халупы? — уточнил Блохин.
— Да. Сейчас на берегу разведдозор от Чугунова. С минуты на минуту первые данные от него должны поступить. Если ничего подозрительного нет, следует осторожненько с берега вести разведку наблюдением. Важно до начала форсирования не спугнуть фрицев. Понял меня?
— Так точно, понял.
Несколько минут ушло на уточнение маршрута выдвижения. Блохин намеревался уже встать, но я его удержал:
— Не торопись, старшина. Дождемся первого сообщения от разведдозора. Минутой раньше, минутой позже — сейчас уже не играет особой роли. Видишь, солнце встает. Вот-вот немецкие самолеты пожалуют. Даже небольшую группу людей они могут заметить на подходе к Висле. Да и я уверен: противоположный берег реки занят противником. Не такие уж фашисты простофили, чтобы не зацепиться за водный рубеж. Нам же важно захватить плацдарм. И сделать это неожиданно для немцев. А внезапность кроется в скрытности наших действий.
К нам подошел командир взвода снабжения, пригласил на завтрак.
— Пойдем, Петр Яковлевич, перекусим. Тем более вам на дорожку нужно подкрепиться. Зови своих орлов!
Под развесистым деревом на аккуратно разложенной плащ-палатке стояли котелки с покрапленной маслом картошкой. Рядом лежали зеленый лук, несколько свежих огурцов. У разведчиков заблестели глаза.
Мы сидели и с удовольствием ели картошку. Тогда я еще не знал, как и сам Блохия, что он уже не старшина, что ему в этот день присвоено звание младшего лейтенанта и что за бросок через Вислу он удостоится ордена Красного Знамени. Как не знал и примостившийся около меня разведчик Алексей Тюльга, что получит звание Героя Советского Союза. Отмечены будут высокими наградами и другие разведчики. А сейчас передо мной сидели люди, которым предстояло — и не в первый раз! — по долгу службы прокладывать путь стрелковым ротам, батальонам, полку.
Прибыло сообщение от Чугунова. Разведдозор доносил: за старицей вражеская траншея, на правом фланге, километрах в четырех, по понтонному мосту переправляются через Вислу отходящие части противника, над местом переправы висят фашистские самолеты.
— Ну вот, кое-что разъяснилось. Теперь твоя задача, Петр Яковлевич, вместе с дозором Чугунова наблюдать за Лесными Халупами и ниже. Все замеченное наносить на схему. Через час-полтора буду у тебя.
— Ясно, товарищ капитан. Старшина кивнул разведчикам:
— Погостили, ребята, и хватит. Спасибо за хлеб-соль, как говорят у нас на Калининщине. Пора за дело.
Блохин с группой ушел. Мы начали готовиться к форсированию Вислы. Переправочных средств не было, так что рассчитывать приходилось на то, что оказывалось под рукой. С капитаном Пресняковым и лейтенантом Елагиным еще и еще раз продумывали выход к реке и захват плацдарма. Трудноразрешимых вопросов было много.
— Куда ни кинь — везде клин, — почесал затылок адъютант старший батальона.
— Что имеешь в виду, Игорь Тарасович?
— Водная гладь реки, почитай, метров четыреста — пятьсот, а у нас даже утлой лодчонки — и той ни одной!
— Как ни одной, товарищ капитан?! — послышался голос парторга батальона лейтенанта Малыгина.
Мы оглянулись. Василий Федорович стоял в трех шагах от нас, рядом с ним двое мужчин в гражданской одежде и старшина Петров.
— Есть лодки! — Лейтенант Малыгин кивнул в сторону незнакомцев. — Вот местные польские товарищи предлагают указать, где их взять.
Мы встали, пожали руки полякам.
— Пан капитан, — заговорил пожилой поляк на ломаном русском языке, лодки есть.
— Так отдайте же их нам.
Крестьяне торопливо заговорили между собой, разводя руками в ответ на наши непонимающие взгляды. Наконец тот, который постарше, вновь обратился ко мне:
— Как вам лучше сказать, они находятся на дне реки. Мы их спрятали от фашистов.
— Сколько лодок-то? — спросил Пресняков.
— У этого — семь, — бросил взгляд в сторону пожилого крестьянина Малыгин. — И у него — две.
Молодой поляк согласно закивал.
— Ну это уже другое дело, — невольно вырвалось у меня. Мы угостили крестьян папиросами. Начали расспрашивать о немцах. Поляки понимали наши вопросы с трудом, на помощь пришел Малыгин. Парторг батальона вместе с ротой Чугунова побывал в Юзефуве, успел разобраться в обстановке. Фашисты оставили населенный пункт вчера утром, больше местные жители ничего не знали о них.
Время было дорого. С польскими товарищами на берег Вислы отправились лейтенант Малыгин и группа бойцов. Им предстояло разыскать и поднять лодки.
— Так, начало есть, — довольно потер руки лейтенант Елагин. — Как считаешь, Александр Терентьевич?
— И неплохое, Иван Иванович. Теперь нам нужно решить с местом и временем форсирования.
— Насчет места, — отозвался капитан Пресняков, — думаю, лучше будет решить непосредственно на берегу.
— И то верно, Игорь Тарасович, — согласился я. — Ну а время предлагаю ночью.
— Ясно, что не днем, — как само собой разумеющееся произнес Елагин.
На лесной дороге послышался стук копыт. К нам подъезжали командир полка с заместителем по политической части. Их сопровождали автоматчики. Майор Павлюк, не сходя с копя, кивнул мне:
— Ну и забрался же ты, Алтунин. Еле разыскали, спасибо твоему связному.
Полковое начальство спешилось.
— Выкладывай, комбат, что вы тут надумали? — спросил без обиняков Павлюк.
Начал докладывать соображения. Валентин Евстафьевич и Николай Афанасьевич внимательно слушали. Решение им понравилось.
— Сил хватит? Не получится так, что захватишь плацдарм, а немец оттуда тебя сковырнет?
— Риск есть, товарищ майор, но он оправдан. На нашей стороне внезапность. Зацепимся за западный берег. Вряд ли нас оттуда смогут сбросить фашисты, разве что по трупам дойдут до воды. Но этого, думаю, не допустим. Да и кто на войне не рискует, конечно, разумно!
Павлюк улыбнулся:
— Помнишь Оздютичи? Я тебе, Николай Афанасьевич, не рассказывал? обратился он к Кулябину. — Как комбат Алтунин водил в атаку роту, голову под пули подставлял?
— Нет. Правда, лейтенант Елагин доносил о том, что комбат лично поднял в атаку людей.
Случилось же тогда вот что. Рота старшего лейтенанта Ковалева оказалась в полуокружении. Бойцы залегли под перекрестным ружейно-пулеметным огнем. Взводы несли потери. Отойти назад — не выполнить приказ, да и подставить себя под фашистские пули. Вперед идти, видимо, тоже не хватало духу. Так уж устроен человек: поднялся в атаку — идет, залег нужно немалое мужество, чтобы встать, тем более первому. Смерть на войне почти все время рядом, однако каждому хочется выжить. Вот и стараешься о ней не думать. Хотя где-то подсознательно холодок страха в тебе живет, время от времени дает о себе знать, особенно когда огонь противника головы поднять не дает. Лежишь на земле, знаешь, что встать необходимо, но прижимаешься к ней и чего-то ждешь. Нужен толчок, внутренняя сила, что ли, но где ее в этот момент взять?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});