— Не желаете ли присоединиться к трапезе, раз уж вы здесь?
В столовой повисла тишина. Затем Катерина возмущённо ахнула, а Ксения с негодованием куда большим, чем позволяли приличия, воскликнула:
— Ну нет! Это и вовсе никуда не годится!
Кажется, она забыла, что была такой же гостьей в этой квартире, как и сама Сашенька. И генеральша уже собралась ей об этом напомнить, если бы скорая на расправу Александра её не опередила. Она сама не знала, что на неё нашло в тот момент — честное слово, не знала!
То ли всё ещё не могла простить Ксении своего безнадёжно испорченного платья, то ли, что ещё хуже, не могла простить ей Мишеля. Или, быть может, Сашенька просто привыкла не давать себя в обиду и никому не позволяла себя оскорблять?
Поэтому, без малейших церемоний, она пошла к Митрофановой, и, мило улыбнувшись ей для начала, взяла со стола бокал с вишнёвым соком и без малейших предупреждений вылила ей на голову.
Саша была уверена, что на белом платье Ксении малиновые пятна смотреться будут очень выгодно! И вообще-то, как она посмела нарядиться в белое?! У её жениха траур, а она?! Вот, и поделом ей! От этого, кажется, дорожки из вишнёвого сока веселее побежали по её щекам.
— Боже мой! — Театрально воскликнула Саша, поставив бокал на место и прижав руки к груди. — Какая же я неловкая! Ксения Андреевна, милая, да как же так получилось?!
Митрофанова от ярости, бессилия, обиды и неожиданности даже не смогла ничего ответить. Катерина и вовсе сидела в полнейшем безмолвии, а генеральша Волконская во все глаза наблюдала за происходящим. Ну, а Мишель…
…а что Мишель? Вы же всё равно не поверите, если мы скажем, что он счёл забавным внешний вид своей невесты? С намокшими прядями, прилипшими ко лбу, и в перепачканном платье, она больше не выглядела самоуверенной гордячкой, и это, в самом деле, было забавно.
А Саша всё не унималась:
— Но вы не волнуйтесь, милая графиня! Я пришлю вам одно из своих платьев! — Тут же она приложила ладонь ко лбу, словно сетуя на себя. — Господи, как я могла забыть! Оно же будет велико вам в груди, вы ведь такая плоская! Но ничего, я неплохо шью, я переделаю его под вас, вы только мерки пришлите!
Мишель на секунду отвернулся и спрятал лицо в ладонях, отчаянно стараясь не рассмеяться. Это, конечно же, заметила его бабушка, но сама Ксения, слава богу, нет. Она, рывком поднявшись со своего места, вытерла лицо салфеткой и сказала с ненавистью:
— Это моё платье стоило больше, чем ты можешь заработать за всю свою жизнь, дрянь!
— О-о, я не сомневаюсь, ваш жених купит вам с десяток новых, ещё лучше! — Парировала Александра, испытывая при этом жгучий стыд за саму себя. Да как она посмела так вести себя в приличном обществе?! Зачем сцепилась с Ксенией? Как могла поддаться на провокации? И как ей в голову пришло вылить на Митрофанову сок?! Боже, она вела себя именно так, как от неё ожидали — точно невоспитанная, неотёсанная деревенщина.
Но кое-кому, похоже, это даже нравилось.
— Так, хватит. — Волконский, придав своему голосу строгость, решил взять ситуацию в свои руки. — Ксения, изволь не выражаться хотя бы при княгине! А ты, Александра, попробуй в следующий раз вести себя прилично, очень тебя прошу.
— Что?! — Взревела Митрофанова, обиженная до крайней степени тем, что её он так строго отчитал, да ещё и при всех, а эту невоспитанную девчонку всего лишь легонько пожурил. — Миша, да как ты можешь?!
— Приведи себя в порядок, — сказал он ей. И, взяв Александру за руку, силой вывел за дверь, обронив через плечо оставшимся Катерине с генеральшей: — Прошу прощения за инцидент, дамы. Уверяю вас, этого больше не повторится! Ведь не повторится, Александра?
— Ой, конечно же, разумеется, ничего подобного впредь! — Крикнула она в приоткрытую дверь в столовую. — Рада была познакомиться, ваше превосходительство, госпожа княгиня! Вы оказались очень милой и приятной женщиной!
«Что я несу?!», сокрушённо спросила себя Александра, уже приготовившись к тому, чтобы быть проклятой всеми Волконскими вплоть до седьмого поколения. Между прочим, она попала в точку, генеральша сегодня была милой и приятной хотя бы потому, что не уничтожила её одним лишь только взглядом! Более того, Саша сильно бы удивилась, а Мишель и вовсе не поверил, если б узнал, что как только за ними закрылась дверь, старая Волконская разразилась низким, скрипучим смехом, на глазах у изумлённой Катерины.
— Что это такое было, глупое ты, маленькое создание?! — Вроде бы и строго, но всё с той же заботой в голосе спросил Мишель, выйдя вместе с Сашей в подъезд и закрыв за собой дверь — так, чтобы их не смог подслушать любопытный дворецкий Аркадий.
— Ваше величество, умоляю, простите! — Простонала Саша с неподдельной искренностью. — Клянусь, не знаю, что на меня нашло! Я обычно так не делаю, правда-правда! Просто она… она… — И что ему сейчас сказать, как объяснить до чего ей стыдно за этот свой порыв?
— Ладно, сестрёнка, не трудись, я и без тебя знаю, какая она. — С усмешкой сказал Мишель, и посмотрел на неё внимательно. — О чём ты так хотела поговорить?
— А вы не знаете?! — Саша хитро прищурилась. — Иннокентий Иноземцев, например! После ночи всегда наступает рассвет, ну, и так далее.
— Ах, об этом! — Мишель широко улыбнулся ей, кивнул, и, не отрицая своих заслуг, сказал: — Не благодари!
— Значит, это всё-таки были вы! Так я и подумала. — Саша закусила губу, и покачала головой, не зная, радоваться ей или отчаиваться. — Ваше величество, что вы ему сказали? Чем вообще можно было запугать самого Иноземцева, у которого в подчинении половина Москвы?!
— Сестрёнка, ну какая тебе разница? Всё же обошлось, ведь так?
— Но, ваше величество, он же опасный человек! Или, не сам он, возможно, а его отец, про которого даже в нашем захолустье слухи ходили ещё похуже, чем про вашего батюшку! Ох, не стоило вам переходить ему дорогу ради меня! — С искренней тревогой в голосе произнесла Саша, а Мишель лишь улыбнулся ей.
— Да? Значит, я ошибся, и ты совсем не против была бы выйти за него замуж?
— Разумеется, нет, но… — Саша замолчала, не зная, как продолжить и как выразить ему свои чувства. И, главное, свою безграничную, бесконечную благодарность. Он ведь спас её! Не побоялся бросить вызов Иноземцевым, которые, страшно подумать, но наверняка не оставят дело так. А он… ради неё…
Ради неё!
И ведь уже после того, как она отдала ему бумаги — то есть, практической выгоды у него от этого не было никакой! Так зачем же он тогда…? Саша вновь подняла на Мишеля растерянный взгляд, и, заметив смешинки в его глазах, невольно вздохнула. И, плохо понимая, что она делает и зачем — подошла к нему вплотную, обняла за шею и поцеловала в щёку, с сердечным: