Поднялся занавес, и актриса, выйдя на авансцену, исполнила пролог, прославляющий императора. Затем была показана пьеса, из которой я почти ничего не понял. Представление завершилось балетом, превзошедшим все мои ожидания.
В течение всего спектакля император принимал в ложе своих подданных, причем каждая аудиенция начиналась с коленопреклонения и целования руки. Если до начала представления публика в ложах вела себя столь же благопристойно, как в европейских театрах, а из партера доносился невообразимый шум, то после поднятия занавеса положение изменилось: зрители в партере умолкли и стали внимательно следить за происходящим на сцене, в то время как те, которые сидели в ложах, не столько наслаждались спектаклем, сколько занимались разговорами.
Я зашел в ложу лорда Кокрэна, чтобы засвидетельствовать свое почтение лично ему, а также его любезной супруге, и остался там до конца представления. Лорд много говорил о Чили и даже в этот высокоторжественный день был одет в чилийский мундир с чилийским же знаком отличия — синей перевязью через плечо. Меня это тем более поразило, что Кокрэн был недоволен правительством Чили. Заметив мое удивление, он пояснил, что император еще не решил, каким должен быть его бразильский мундир, и потому он вынужден пока появляться в старом. Его очаровательной супруге Бразилия нравилась гораздо меньше, чем Чили. К тому же она полагала, что здешний климат отрицательно сказывается на ее здоровье.
Я провел еще восемь дней в своем уединенном загородном доме, занимаясь всевозможными наблюдениями. Наконец 27 ноября, забрав с собой все инструменты, мы возвратились на наш корабль, чтобы на следующий день продолжить плавание, ибо шлюп был уже снабжен всем необходимым.
28 ноября, в 5 часов утра, с помощью отлива и легкого северного ветра мы начали отдаляться от берегов прекрасной Бразилии, с которой сердечно простились. Однако вскоре ветер настолько стих, что мы потеряли управление судном. Из этого затруднительного положения, особенно неприятного в узком фарватере, нас выручила стоявшая на рейде английская эскадра. С английских кораблей было прислано множество лодок, которые взяли наш корабль на буксир и помогли нам к вечеру выйти в открытое море.
Сильная жара, стоявшая в Бразилии, не отразилась на здоровье команды. Свежая провизия, обилие фруктов и овощей, хороший лимонад вместо обычных напитков, ежевечерние морские купания — таковы были средства, употребленные мной для предупреждения болезней. Все члены экипажа чувствовали себя отлично и были готовы мужественно встретить бури у мыса Горн. В качестве следующего места отдыха я наметил порт Консепсьон, расположенный на чилийском побережье.
Привожу результаты наших многократных наблюдений, произведенных на суше:
Широта Ботафого 21°56′5″ южная
Долгота (средняя из многочисленных 43°7′32″ западная наблюдений)
Склонение магнитной стрелки составило 3° к востоку
Ее наклонение 9°28′
Я постарался возможно более точно определить долготу мыса Фрио, ибо она до сих пор обозначалась весьма различно. При помощи наших довольно хороших хронометров мне удалось установить, что разница в долготе между мысом Фрио и Ботафого равняется 1°6′20″. Следовательно, этот мыс расположен в долготе 42°1′12″ к западу от Гринвича.
Глава III. Плавание вокруг мыса Горн и пребывание в Чили
Наше плавание к югу возобновилось в благоприятной обстановке, ибо погода стояла прекрасная и дул попутный ветер. Но уже на параллели 39° южной широты мы смогли убедиться в том, что суровое влияние Южного полюса простирается на гораздо более далекое расстояние, чем такое же влияние Северного: небо заволокло тучами, ветер сделался переменчивым и порывистым, заметно похолодало. Часто стали попадаться киты и огромные птицы, называемые альбатросами, что свидетельствовало о близости района штормов. Одну из таких птиц мы впоследствии застрелили у побережья Чили, размах ее крыльев составил 12 футов.
На параллели Рио-де-ла-Платы [Ла-Плата], в 200 милях от суши, течение ежедневно относило нас на 39 миль к юго-западу от курса. Таково было воздействие громадной реки, которое ощущается даже на расстоянии 240 миль от ее устья [196].
5 декабря мы находились на параллели 47° южной широты. Если бы в обоих полушариях под теми же широтами наблюдались одинаковые температуры, климат данного места соответствовал бы климату Южной Германии или Средней Франции. Но на нас здесь обрушился свирепый шторм, сопровождавшийся снегом и градом. Штормовой ветер вначале задул с юго-запада и, непрерывно меняя направление, за двадцать четыре часа описал полный круг. Поэтому огромные волны надвигались на корабль со всех сторон; они атаковали нас с такой яростью, словно добивались нашей погибели. Вот когда полностью выявились достоинства нашего судна! Оно сделало честь своему строителю, хотя и дало значительную течь. После этой ужасной бури мы в течение некоторого времени продолжали плавание при попутном ветре и спокойном море.
Между Фолклендскими островами и побережьем Патагонии нам встречалось бесчисленное множество серых буревестников, предвещающих близость земли. Здесь мы прошли так близко от американского китобойного судна, что смогли поговорить с его командой. Грязное судно и перепачканные китовым жиром матросы выглядели отвратительно. Однако, если вспомнить, каким лишениям и опасностям подвергаются эти несчастные китобои во время своих многолетних плаваний в самых беспокойных местах, если принять во внимание, что они нередко бороздят океан, не видя ни одного кита, жестоко страдают от недостатка здоровой пищи и все же с непоколебимой настойчивостью продолжают промысел, если учесть все это, им нельзя будет отказать в сочувствии и даже в некотором уважении.
Вообще североамериканцы превзошли все другие народы, в том числе и англичан, по части усердия и настойчивости, проявляемых в торговых предприятиях. Их корабли можно встретить на всех морях, даже в наименее посещаемых местах. Североамериканцы повсюду умеют найти источник наживы и не гнушаются самыми маловажными предметами, если из них можно извлечь прибыль. Так, воды, омывающие мыс Горн и расположенные там острова, доставляют им китов и шкуры различных морских животных. На северо-западном побережье Америки они установили тесные связи с туземцами и получают у последних в обмен на разные безделушки прекрасные шкурки морских бобров, которые затем с огромной прибылью продают в Китае. Многие их корабли на островах Южного моря [Тихий океан] грузятся сандаловым деревом, которое также отвозят в Китай, где его весьма ценят. Другие североамериканские суда охотятся за кашалотами ради содержащегося в них спермацета [197]. Торговля спермацетом достигает значительных размеров.