Но завтра возвратится управитель и, без сомнения, доставит все нужные объяснения относительно этого печального происшествия и его последствий.
– Знаешь ли, Дюран, – сказала вдруг почтенная супруга купца, – знаешь ли, что эта милая графиня осталась должна нам очень большую сумму?
– Точно, очень большую, – согласился Дюран.
– Посмотри-ка в счетной книге, как велика эта сумма…
– Мне не нужно смотреть в книгу… я и так знаю, сколько она должна.
– Например?
– Более ста пятидесяти тысяч ливров…
– Неужели?
– Да!
– И ты не беспокоишься?..
– Беспокоиться? зачем? Положим, дела их пойдут очень дурно, но чем мы рискуем? мы обеспечены!
– Ах да, бриллиантами…
– Без них, признаюсь, я порядочно трусил бы…
– Но… ты твердо уверен?..
– В чем?
– В том, чего стоят эти камни?..
– Ты меня принимаешь за ребенка, что ли?
– Нет, но…
– Тут нет никаких «но»… бриллианты стоят, по крайней мере, пятьсот тысяч… это, кажется, достаточное обеспечение для полутораста тысяч долга…
– Конечно!..
– Стало быть, как ты видишь, нечего мучить себя понапрасну…
– Однако, если графиня останется в тюрьме, а граф, ее сын, не захочет нам заплатить?..
– Это невероятно…
– Пусть так. Однако, если это случится, что ты будешь делать?
– Мы сами себе заплатим.
– Каким образом?
– Велим оценить и продадим бриллианты; потом, разумеется, вычтем из вырученной суммы то, что нам приходится, и с процентами, а излишек отдадим кому следует.
– Ты прав… хорошо, что эти бриллианты у нас в сундуке!
– А я ручаюсь тебе, что как только граф Сципион приедет сюда с семейством благородного жениха своей сестры, Рива заплатит нам и возьмет от нас бриллианты…
– Это было бы еще лучше.
– О! разумеется.
Разговор этот между Дюраном и его женой возобновлялся раз десять без всякого изменения в течение всего утра, до часа, назначенного для приезда Рива.
Час этот прошел, а Рива не являлся. Прошел другой час, третий, а от управителя все не было никакого известия. Следующая ночь не принесла ничего нового. Дюран с женою почувствовали сильное беспокойство и снова принялись за свои предположения.
– Как это странно! – говорил один.
– Удивительно! – подтверждала другая.
– Что бы такое случилось с Рива?
– Да, что бы могло помешать ему приехать?
– Невероятно!..
– Непонятно!..
– Необъяснимо!..
– Я не могу придумать, что бы это значило…
– И я тоже совершенно теряюсь…
– Не случилось ли чего?
– Какой-нибудь помехи.
– Как знать?
– Может быть, карета, в которой ехал Рива, сломалась на дороге…
– Может быть, графиня захотела, чтобы управитель проводил ее до Лиона.
– Может быть даже, полицейский арестовал и этого бедного Рива…
– Невозможно.
– Отчего?
– В тайком повелении не было никаких распоряжений относительно Рива…
– Ты знаешь это точно?
– Я слышал, как читали это повеление…
– Эти полицейские много берут на себя, особенно когда хотят показать свое усердие…
Потом муж и жена опять принимались за восклицания:
– Как это странно!..
– Удивительно!..
Между тем на втором этаже слуги беспокоились не менее, чем господа на первом. Они беспрестанно бегали к Дюрану. Он поместил их к графине де Сент-Анилль, к нему они и обращались.
– Будьте спокойны, – говорил им купец, – вы ничего не потеряете: у меня есть чем заплатить вам жалование…
Эти слова успокаивали слуг; но мадам Дюран находила их очень неблагоразумными и выговаривала мужу.
И второй день прошел без всяких известий. Наконец, поздно вечером, в дверь дома так сильно постучали, что Дюран задрожал в своем кабинете.
– Что, если это Рива! – вскричал он.
С какой радостной надеждой услыхал он через минуту после этого удара молотком звонок, раздавшийся у дверей его квартиры.
«Нечего сомневаться, – думал он, – это Рива!»
И купец приготовился броситься к своему приятелю на шею в ту минуту, как он войдет.
Однако это был не Рива, а привратник с письмом, которое отдал ему посыльный. Письмо это лежало в огромном четырехугольном конверте, запечатанном тремя гербовыми печатями. Дюран тотчас узнал трех золотых ослов в красном поле, герб графини де Сент-Анилль.
– Известия от графини!.. – вскричал он. – Я это знал… Такая знатная дама!..
Он поспешно сорвал три печати, но едва взглянул на послание, как его румяное лицо покрылось бледностью. Вот что он прочел:
«Любезный Дюран,
Если бы вы прямо роздали в контору министерства двора регента полтораста тысяч ливров, которые вы мне имели любезность дать взаймы, их было бы вполне достаточно, чтобы доставить вашему тестю орден, а вам звание префекта.
Вы нашли, впрочем, лучшее помещение для ваших денег и прекрасно сделали. Взамен вашего капитала я считаю долгом дать вам добрый совет.
Не доверяйте вперед знатным и важным дамам, которые таким же образом, как я, будут снимать у вас квартиру, и в особенности не ищите ни меня, ни моей дочери, ни моего управителя… Ваше время драгоценно, а вы истратите его понапрасну на бесполезные поиски.
Предоставляю вашей известной вежливости заботу расплатиться с моими слугами. Вы отыскали их, следовательно, вы и должны, как благородный человек, вознаградить их за неполученное жалование.
Торжественно даю вам позволение продать бриллианты, которые оставил у вас Рива в обеспечение моего долга, и заплатить слугам из той суммы, которую вы за них выручите.
Эти великолепные бриллианты некогда были оценены в шестьсот пятьдесят ливров, но купцы жадны, как вы знаете. Я не сомневаюсь, однако, что если вы постараетесь, то успеете выручить за эти вещи по крайней мере двадцать пять луидоров.
Прощайте, любезный Дюран; знайте, что я вам искренне предана, и считайте меня всегда готовой к вашим услугам.
Графиня де Сент-Анилль».
Когда Дюран окончил чтение, он выронил письмо, упавшее направо. Сам же свалился с кресла налево. С ним сделался удар. К счастью, успели вовремя пустить ему кровь, и он очнулся, или, по крайней мере, вышел из своего апоплексического оцепенения. Целую неделю он жил некоторым образом как автомат, то есть ел, пил, спал, но не осознавал ничего. Наконец его парализованный разум снова прояснился.
Ужасна была первая минута, когда он очутился лицом к лицу со своими воспоминаниями. Дюран изнемог под тяжестью стыда. Действительно, мы это утверждаем, его приводило в отчаяние не то, что у него украли полтораста тысяч ливров… сумма огромная!.. но то, что он, очертя голову, кинулся в яму, вырытую интриганами, что выстроил целое здание обманчивой мечты на лживых обещаниях, что поверил будущим почестям, разболтал о них и таким образом сделался басней и посмешищем всех своих соседей по улице Бурдоннэ!..