— Боже мой, — перебила Долли, — никто не пострадал? В газетах не писали.
— Ничего страшного. Все целы. Но вот потеха. Поджог устроил какой-то сумасшедший карлик. Его нашли, когда он раздувал огонь и хохотал как ненормальный. Говорит, это его месть, он годами добивался «Оскара» для лилипутов, а этим хотел привлечь внимание к несправедливости. Чудака увезли. Выгорела половина здания, ущерб от дыма огромен, по некоторым этажам опасно ходить.
— А что случилось с результатами голосования? — нетерпеливо спросил Лестер.
— Ах, это… Думаю, их держат в компьютере или еще где. Не волнуйтесь. Но конечные данные, или как их там, были в сейфе в кабинете, который пострадал сильнее всего, так что их пришлось перевезти.
— Слушайте, Шеф, это очень интересно, — сказал Лестер, его глаза блестели. — Может быть, мне удастся написать о вас в газеты: «Благородный шеф пожарников спасает конверты с „Оскаром“ или что-то в этом роде.
— Лес, инспектор предупреждал, чтобы мы поосторожнее болтали об этом и не внушали людям мысль о поджоге, понимаете.
— Да. Хорошо. Какая досада! Расскажите побольше, что сделали вы. Грандиозная история.
Шеф был рад сделать одолжение. Редко кто выказывал столь неподдельный интерес к подробностям его работы. Пока пожарные не понадобятся, о них никто и не вспоминает.
* * *
Спустя час после ужина Долли и Лестер поднялись к ней в квартиру прикончить бутылочку «Фрамбуаз». У Долли была теория, что никакой напиток, приготовленный из фруктов, не может повредить младенцу, потому что содержит витамины. Лестер покупал ей персиковый бренди, сливовый бренди, «Черри Хиринг», «Трипл Сек», ежевичное вино, но бутылка «Фрамбуаз» — малинового ликера — чем-то пленила его. Может быть, ценой? Напиток был очень дорогой, а он жаждал дарить Долли дорогие подарки. Он не знал, что ликер этот очень старый, очень редкий и необыкновенно, смертоносно опьяняющий, что даже француз не осмелится выпить больше двух-трех маленьких рюмок драгоценного напитка. И для Долли, и для Лестера малина была символом здоровья, и напиток, кристально чистый, почти безвкусный, но с изысканным ароматом, лился в горло легко и обильно, почти испаряясь на языке, стоило лишь его пригубить.
— По-моему, мы должны это сделать, — объявил он после долгого задумчивого молчания.
— Что? — заинтересовалась Долли.
— Снять с тебя напряжение. Для ребенка вредно, что ты все время пребываешь в напряжении.
— Лестер, какое напряжение?
— Ничего не знать о наградах. Я понимаю, не думай, что не понимаю, что ты находишься в огромном, ненормальном и в небезобидном напряжении.
— Ты такая прелесть, когда выпьешь. Сними очки и поцелуй меня.
— Непомерное, неизменное, неослабевающее, ненормальное, неестественное, неспровоцированное, непрестанное, непрекращающееся, нестерпимое, невыносимое напряжение!
— Глупенький мальчик, иди сюда!
— Что ж, если не ты, то я в ужасном напряжении, а это тоже вредно для ребенка. Он в напряжении, поэтому будит меня, и я начинаю волноваться. Он не хочет, но ничего не может поделать. Давай сделаем это.
— Спать в разных постелях?
— Ни за что! Как тебе в голову такое пришло. Долли, извинись!
— Прости, Лестер. Так о чем ты? Из-за чего я только что извинилась? Кажется, я тоже пьяна. Как можно опьянеть от малины?
— Давай… давай съездим на Саут-Олив-стрит, 606, там, сказал Шеф, лежат конверты, а мы в них з-заглянем. Снимем с тебя н-напряжение, скажем «с-спокойной ночи» и ляжем спать. Завтра нам надо быть со свежей головой. Если ты узнаешь, что п-проиграла, то завтра будешь спокойна. Нехорошо, если б-бедная беременная крошка будет в напряжении оттого, что не знает. Жестоко и б-бесчеловечно.
— Но это будет плутовство или еще что-то нехорошее.
— А мне плевать. Все р-равно поеду. Сиди здесь, а я пойду и спасу тебя, б-бедная, беззащитная девочка.
— Я вполне могу встать сама, — сказала Долли, тяжело поднимаясь с кресла и слегка покачиваясь.
— Все дело в том, чтобы, спускаясь с лестницы, держать еще и тебя… — бормотал Лестер.
Долли уже спустилась до середины лестницы и вернулась, услышав, как он разговаривает с пустой комнатой.
— Лестер! Сюда, дверь здесь, вот она, иди сюда, в эту сторону, так. Лестер, ты уверен, что это хорошая мысль?
— Прорыв гениальности. Просто блеск. Мне бы самому додуматься.
— А ты и додумался.
— Да? Вот так штука. Погоди, Долли, я помогу пристегнуть ремни — мерзавцы, что их делали, совсем не думали о бедных беременных людях.
Когда Долли и Лестер добрались до Саут-Олив, они были уже не так пьяны, но далеко еще не протрезвели. Они достигли той степени опьянения, когда идея, пришедшая в голову раньше, кажется начертанной на скрижалях Моисея. Снять напряжение с Долли казалось самоочевидным долгом, о котором добропорядочный гражданин и спрашивать не будет. Малиновый ликер наделил их решимостью и коварством.
В вестибюле за столом сидел охранник. Полузаснув от усталости, он наблюдал, загипнотизированный, за медленным приближением Долли. Лестер помахал у него перед носом пластиковой карточкой и уверенно сказал:
— Я из «Прайс Уотерхауз». Пришел проверить, как тут дела.
— Удостоверение личности, пожалуйста, — сказал охранник. Лестер предъявил карточки «Виза» и «Дайнерс клаб».
— Нет, удостоверение «Прайс Уотерхауз».
— Черт, у меня столько этих штук валялось, куда же оно делось? Погодите, оно, наверное, у меня в бумажнике…
Вдруг Долли схватилась за живот и громко застонала. Охранник и Лестер застыли на месте, беспомощно глядя на нее.
— Боже, дорогой, мне очень нужно в туалет. Надеюсь, дело только в этом.
— Господи! Дружище, это неотложно, — сказал Лестер. — Я поднимусь с ней в свою контору, — там есть женский туалет. Чертова работа, пришлось тащить ее с собой в таком состоянии! Но я ведь не мог оставить ее дома одну, правда?
— Конечно, сэр! — сказал охранник, указав на открытую дверь лифта. — Вам помочь?
— Нет, и сам справлюсь. Долли, скажи что-нибудь, Долли! Ты сможешь его удержать?
— Ох, Лестер, скорее…
Когда двери лифта закрылись, Лестер встревоженно обернулся к Долли:
— С тобой все в порядке?
— Ну как, убедила я тебя? — сказал она с озорной улыбкой. — Подействовало?
— Да я был уверен, хотя теперь сомневаюсь. И все же не стоит тиражировать эти «приступы».
Кабинеты на третьем этаже располагались в точности так, как описывал Шеф. Лестер прошел мимо двустворчатых деревянных дверей с названием компании и направился прямо к четвертой двери слева, о которой говорил Шеф. Он вынул швейцарский армейский нож и с минуту сосредоточенно смотрел на дверь.