Через неделю он нашел новую девушку, потом еще одну. Нет сомнения, в отчаянии думал Спайдер, любовью он занимается все больше, а нравится ему это все меньше. Вдруг все показалось таким механическим, предопределенным, абсолютно незначительным. Он совершал движения, в точности те же самые, что когда-то доставляли ему такое простое и яркое удовольствие, а потом… Он наконец понял, о чем говорил тот парень, который мудро заметил, что после полового акта все мужчины печальны. Спайдер не знал, кто был тот философ, но всю жизнь полагал, что бедняге просто попадались не те девочки. Теперь он зауважал его.
Может, все дело в возрасте. Он никогда не обращал внимания на дни рождения, но все-таки ему уже за тридцать — наверное, он изменился физически. Спайдер прошел полное обследование у врача Билли, и тот велел ему не отнимать у эскулапов время и прийти снова лет через двадцать.
Было и еще кое-что, но он не знал, что с этим делать. Он становился сентиментальным, или, по крайней мере, так он это называл. Открыв газету или журнал и прочитав, что какая-то пара в окружении детей, внуков и правнуков отмечает пятидесятилетие совместной жизни, он чувствовал, как слезы наворачиваются на глаза. То же самое случалось при виде обладателей суперкубка, победительниц телеконкурсов красоты, подростков, спасших маленьких детей из горящих домов, слепых, окончивших колледж с отличием, смельчаков, в одиночку совершивших кругосветное путешествие в крошечных лодках. Сообщения о смерти, катастрофах и других повседневных ужасах совершенно не трогали его, но хорошие новости просто превращали его в кисель.
Он слишком молод для мужской менопаузы, думал Спайдер, тревожась все больше, и слишком стар для полового созревания, так что за черт с ним происходит? Он поплелся на кухню своего чудесного холостяцкого дома и открыл банку томатного супа «Кэмпбелл». Если уж это не поможет, ничто его не спасет.
Не помогло.
15
На последних неделях беременности Долли проявляла меньше рвения к дегустации новых блюд из «Кошерной кухни знаменитостей» или драгоценной потрепанной «Еврейской кухни Молли Голдберг», которую она нашла в букинистическом магазине. Аппетит у нее не пропал, объясняла она миссис Хиггенс, любящей домовладелице, жене капитана пожарной команды, просто трудновато становится подходить к плите достаточно близко. Обедать вне дома она тоже не могла, потому что за корью, придуманной Лестером для отваживания представителей прессы, последовало сообщение о свинке, которая не излечится «до завтра», до вечера вручения наград. Не то чтобы ее осаждали толпы журналистов, любой ценой требовавших интервью, просто три недели назад Лестер решил, что в обязанности рекламного агента входит и его переезд к ней домой, на случай, если этот агент понадобится среди ночи, например, для того, чтобы отвезти подопечную в больницу.
— Лестер Уайнсток, ребенок появится на свет не раньше чем через неделю после вручения наград, у нас есть еще восемь дней. Ты просто пользуешься слабостью несчастной беременной женщины, у которой не хватает духу сказать «нет».
— С женщинами я дьявол, — лучезарно улыбаясь, признал он. — Эй, ты умеешь строить глазки?
— Можешь меня научить, если других забот нет, — рассудительно ответила она.
— Долли, сердцем я чист, и к тому же все остальное будет вредно для ребенка. — Лестер чувствовал тесную связь с существом, которое каждую ночь толкает и тузит его, словно стремясь подружиться, раз уж ничего другого ему не остается, подобно узнику Зенды, стучавшему в стены тюрьмы.
— Давай построим глазки в другой раз, — сказала Долли.
Лестер вздохнул и вернулся к «Геральд икземинер», лос-анджелесской дневной газете.
— Господи! Поверить невозможно.
— Что случилось?
— Пожар в «Прайс Уотерхауз» сегодня утром. Слава богу, удалось потушить, а все окончательные результаты «Оскара» увезли куда-то в безопасное место, так здесь написано. Представляешь, какой был бы переполох, если бы все погибло в огне?
На Долли это не произвело никакого впечатления. Ее мысли были заняты едой.
— Пойдем, Лестер, миссис Хиггинс пригласила нас сегодня на ужин. Она беспокоится, что я неправильно питаюсь.
— Всю неделю я каждый день приношу китайскую еду, именно такую, какую ты хочешь, — обиделся Лестер.
— В том-то и дело. Она боится, что все эти дары моря не годятся для ребенка. Поэтому она приготовила тушеное мясо с капустой.
Лестер просиял. Он терпеть не мог китайскую кухню, хотя и не признавался в этом Долли. Это могло ее расстроить.
— Чудесно! Просто чудесно!
— Если бы я знала, что ты обожаешь тушеное мясо, я бы готовила его, пока могла, — с ангельским видом надула губки Долли.
— Я не об этом.
— Тогда что чудесно?
— Все. — Он вздохнул с довольным видом и опустился на колени у кресла Долли, прижавшись носом к ее носу и глядя на нее поверх очков, словно хотел, чтобы их глаза слились. Не достигнув успеха, он сдался и поцеловал ее в губы. К его радости, поцелуи пока были разрешены.
Долли довольно замурлыкала. Лестер Уайнсток так мил. И целуется потрясающе.
Ужин задержался, потому что мистер Хиггинс по прозвищу Шеф запаздывал. Наконец сели без него. Он появился, когда подавали второе.
— Прошу прощения, день был чертовски трудный, пришлось там торчать, пока все не уладится.
— Я понимаю, что ты тушишь пожары, Шеф, — с легким упреком сказала миссис Хиггинс, — но я не думала, что ты их еще и «улаживаешь».
— Бывают необычные пожары, — возразил он с таинственным видом.
— Что случилось, Шеф? Пожар в доме с дурной репутацией, или в доме любовницы мэра, или в особняке Хью Хефнера — все это я давно знаю. — Миссис Хиггинс говорила тоном вселенской мудрости, которую она напускала на себя, чтобы скрыть гордость, внушаемую положением мужа. — В конце концов мы все прочитаем в газетах.
— Но не об этом пожаре. О нем много болтать не будут.
— Ага… фальшивомонетчики, — с понимающим видом сказал Лестер.
— О нет, — откликнулась заинтересованная Долли. — Держу пари, приют для сирот или родильный дом.
— Вот черт, — прорычал Шеф. — Не нужно бы об этом болтать, ну да ладно, только между нами.
В конце концов, Долли, ты ведь что-то делаешь в кино, правда? Приятная для тебя новость. Пожар был в месте под названием «Прайс Уотерхауз», такая контора в центре. Ты знаешь, ребята, что каждый год вручают «Оскара»…
— Боже мой, — перебила Долли, — никто не пострадал? В газетах не писали.
— Ничего страшного. Все целы. Но вот потеха. Поджог устроил какой-то сумасшедший карлик. Его нашли, когда он раздувал огонь и хохотал как ненормальный. Говорит, это его месть, он годами добивался «Оскара» для лилипутов, а этим хотел привлечь внимание к несправедливости. Чудака увезли. Выгорела половина здания, ущерб от дыма огромен, по некоторым этажам опасно ходить.