не волновало, так как теперь это станет головной болью для его сына, которому в этом году исполнилось сто семь лет.
Если и был тут человек, ошеломлённый происходящим больше других, им, несомненно, являлся Андрос.
В силу возраста молодой человек, как и учил его старший брат, предпочитал в основном слушать, чем говорить. Хотя и сказать ему было особо нечего.
С округлившимися от удивления глазами он, впившись руками в подлокотники кресла, наблюдал за происходящим.
В его голове металось множество вопросов, только вот задать их было некому. Обычно ему помогала либо мать, либо Виктор, но прямо сейчас он был совершенно один в кругу людей, которые даже не замечали его.
Андрос колебался какое-то время, но вскоре смог взять себя в руки и, решив поговорить с Виктором, отложил свои сомнения на потом. Озираясь по сторонам, молодой граф остановил свой взгляд на короле, который продолжал стоять у трона.
Клойд со своей стороны не знал, как ему поступить, всё менялось слишком быстро, и он никак не мог предположить такой исход данного совещания. По правде говоря, этого не мог ожидать никто.
Медленно вернувшись на трон, король продолжал изучающе разглядывать присутствующих. Впервые в жизни монарх был растерян. Ни к чему из происходящего подготовиться было невозможно, что совершенно выбило его из колеи.
Видя состояние Клойда, Леомвиль поднялся со своего места.
— Я полагаю, нам всем есть о чём подумать, и предлагаю закончить наше совещание, — обращаясь к монарху и присутствующим дворянам, произнёс Алестор.
Не дожидаясь ответа от короля, аристократы начали подниматься со своих мест, направляясь к выходу, каждый в своих мыслях. Для всех произошедшее здесь стало потрясением, которого они не испытывали никогда в своей жизни.
* * *
Виктор находился у шатра короля, ожидая, когда закончится совещание и он сможет встретиться с монархом, чтобы выслушать, в чём его хотят обвинить.
Чтобы не терять время, он вытащил из инвентаря бумагу и перьевую ручку, что сделали для него дворфы, и пытался перенести в этот мир очередную науку из своего мира.
Для того чтобы измерить мощность двигателя, требовалось дать определение самой этой силе, ведь в этом мире были только лошади, как и на Земле до появления автомобилей.
Виктор помнил, что в передаче, которую смотрел по телевизору, ведущий объяснял, почему мощность двигателя измеряется в лошадиных силах.
Сам процесс вычисления был довольно прост, хотя и полагался на уже определённые меры длины и веса.
Одна лошадиная сила равна скорости, при которой животное может поднять вес в семьдесят пять килограмм на высоту один метр за секунду. В свою очередь, одна лошадиная сила равна примерно семистам тридцати пяти ваттам.
В обращение эту единицу измерения ввёл шотландский инженер Джеймс Уатт, который прославился усовершенствованием парового двигателя, а также тем, что в честь него названа единица мощности — ватт.
Для Виктора очень важно было дать определение мощности двигателя, так как в будущем для кораблей понадобятся разные двигатели. Если для поезда это не имело особой важности, так как тут всё можно делать экспериментальным путём, и при излишке мощности достаточно прицепить ещё несколько вагонов, то для корабля каждый лишний килограмм веса — это потерянное пространство для грузов, которые он мог перевезти за один раз.
Чрезмерно сильный двигатель для корабля станет лишь обузой, а исправлять всё может оказаться слишком затратным. Если выяснить соотношение мощности двигателя к размеру корабля, можно будет заранее планировать, какой потребуется для определённой модели судна.
Пока он чертил схемы и описывал всё это на бумаге, послышались шаги, и вскоре из шатра начали выходить присутствовавшие на совещании дворяне.
Заметив виконта, находящегося в пяти метрах от шатра с бумагами в руках, кто-то из них кидал на него презрительные взгляды, другие улыбались.
Последними вышли Леомвиль и Андрос, которые направились к нему.
Алестор, подойдя вплотную, посмотрел в глаза зятю.
— Не подведи, Лантарис, — произнёс герцог, после чего обошёл его и направился к своей страже, ожидавшей за пределами огороженного забором пространства.
Недоумённо лорд смотрел ему вслед, а потом вопросительно посмотрел на младшего брата.
Андрос со своей стороны сначала замялся, так как даже не понимал, с чего ему начать, но через мгновение пришёл в себя.
— Брат, Его светлость, объявил об отречении, — коротко сообщил он, следя за выражением лица брата.
Виктор сначала удивился, но уже через секунду на его лице появилась самодовольная улыбка.
Теперь он не сомневался, что этот мир очень скоро изменится до неузнаваемости, ведь никто не посмеет встать на пути у нового герцога, которым лорд стал только что.
Глава 238
Новый друг (часть 1)
Весть о произошедшем в шатре короля облетела весь лагерь за считанные минуты. Люди недоумевали, как такое могло произойти. В особенности всех беспокоил вопрос с отречением Леомвиля, и больше всего вассалов герцога, которые тут же прибежали к его палатке с просьбами о встрече.
Более сорока дворян, являвшихся либо вассалами самого герцога, либо вассалами его вассалов, столпившись, ожидали герцога. Любая неясность с наследием титула господина для них могла обернуться плачевно.
Пусть они в обычное время и не особо поддерживали Алестора, но им нравилось находиться под его защитой, и любая слабость сюзерена могла ударить по ним, так как многие из них бесконечно конфликтовали с соседями.
Если выяснится, что герцог не в состоянии обеспечить им защиту, их земли могут пострадать от совместных действий врагов, а только собственные интересы и волновали аристократов.
Леомвиль это отлично понимал и с их приходом всё лучше осознавал, что сказанное Виктором является истиной. Пока он был уверен, что является господином этих людей, они лишь пользовались его покровительством.
Слыша шум с улицы, Алестор встал из-за стола и вышел наружу.
Перед ним со льстивыми улыбками находились его подданные, которые желали оттолкнуть соседа, чтобы оказаться поближе к нему.
Однако стража в полных доспехах, находившаяся у палатки, явно давала понять, что приближаться не стоит, и, держась за рукояти мечей, показывала это.
Леомвиль стоял, заложив руки за спину, озираясь через головы дворян на лагерь, сплошь усеянный палатками, возле которых стояли солдаты и смотрели в его сторону.
— Я знаю, по какому поводу вы пришли и чего добиваетесь, но я не изменю своего решения, — произнёс герцог, даже не соизволив смотреть на этих жалких «существ», стоящих перед ним.
Чем больше он думал об отречении, тем легче становилось у него на душе.