Читать интересную книгу История Литвы с древнейших времен до 1569 года - Эдвардас ГУДАВИЧЮС

Иван Ходкевич, конечно, оперировал историческими анахронизмами, но его рассуждения свидетельствовали о таком уровне национального самосознания и правового развития, которого не продемонстрировал ни один из польских ораторов, пользовавшихся накопленным предками доказательным багажом. А он создавался во времена, когда в этой области польские политики явно первенствовали.

Предлагаемый литовцами проект предусматривал общего монарха, короля Польского – великого князя Литовского, избираемого на границе обеих стран равным числом выборщиков. Он должен отдельно короноваться соответственно в каждой стране при участии представителей другой страны и присягать по отдельности каждой стране. Вступить на литовский престол он должен не позднее, чем через три месяца после того, как будет коронован в Кракове (не став великим князем Литовским и не присягнув Литве, он власти в ней не получит). Сохраняются отдельные государственные печати. Созываются общие сеймы по вопросам избрания монарха, войны и мира, отправки послов (одного поляка, одного литовца), военных налогов; их решения удостоверяются печатями обеих стран. Монарх, по решению обеих сторон, созывает в приграничье сеймы, они проходят попеременно в обеих странах. Дела каждой страны решают их отдельные сеймы. Оборона осуществляется совместно. Сохраняются титулы и должности (врады). Приобретать землю и селиться можно в обеих странах, но церковные и светские должности предоставляются лишь жителям своей страны. Денежный курс уравнивается, но на легенде литовских монет че- /651/ канится титул великого князя Литовского. Экзекуция в Великом княжестве Литовском не проводится.

Литовский ответ и проект возмутили польских сенаторов (особенно Падневского). На сейме вновь поднялась буря, Сеницкий кричал, что поляков оскорбили. Снова зашла речь об акте 1501 г. и Варшавской рецессии. Невзирая на шум и возобновившиеся споры, Сигизмунд-Август еще колебался. Позиция и аргументы литовцев влияли на него. Однако переговоры зашли в тупик, и Ягеллон обратился мыслями к Книшину. Уступая полякам, он 25 февраля пообещал решить вопрос об унии. Литовской делегации 28 февраля должно было быть заявлено, что она (соответственно представители сейма и сената) будет заседать вместе с поляками. Монарх должен будет декларировать решение, соответствующее польскому проекту. У литовских делегатов не осталось выбора, поэтому они отказались идти на заседание 28 февраля, а отдельные делегаты стали разъезжаться из Люблина. Николай Радзивилл Рыжий, Иван Ходкевич, Николай Нарушевич получили возможность переговорить с Сигизмундом-Августом, однако обнаружили, что всё уже решено. Властитель уговаривал их остаться, однако было ясно, для чего ему это нужно. Остались Волович и Нарушевич, но только для того, чтобы сообщить об отъезде литовской делегации.

Варшавская рецессия, принятая в отсутствие литовцев, стала репетицией, которая теперь была повторена уже как официальная премьера. Сигизмунд-Август воспользовался различием интересов между дворянами Подляшья и Волыни. Представители польского сейма, жадно поглядывавшие на соседние южно-русинские земли Великого княжества, опирались на давнюю традицию подобных претензий. Они потребовали, чтобы монарх своими актами односторонне присоединил эти воеводства к Польскому королевству.

4 марта Сигизмунд-Август повелел сенаторам и представителям Подляшья включиться в работу польского сейма. 9 марта представители Подляшья (из шести их осталось в Люблине четыре) присягнули Польской короне. Евстафий Волович отказался присягать, вследствие чего потерял должности в Подляшье. 12 марта появился универсал Сигизмунда-Августа, 21 марта – привилей, провозглашающий присоединение этих воеводств к Польше. 26 марта польский сейм одобрил проект Сигизмунда-Августа о присоединении Волыни. Был предложен и принят сеймом акт «О возвращении Подляшья и Волыни». 28 марта Сигизмунд-Август подписал привилеи о присоединении Подляшья и Волыни. Королевский универсал требовал от тех сенаторов и представителей Подляшья и Волыни, которые еще не включились в работу польского сейма и сената, сделать это и присягнуть Польской короне. Также потребовалась присяга и других врадников. Оба воеводства подчинились не сразу, особенно /652/ их аристократия. Конечно, сопротивление могло быть только пассивным. Тем временем поляки замахнулись уже на Киевское и Брацлавское воеводства. Луцкий епископ Вежбицкий, волынский воевода Александр Чарторыский, воевода Подляшья Василий Тышкевич, киевский воевода Василий Острогский медлили с присягой, ссылаясь на болезнь. Кое-кто протестовал из-за того, что грамоты удостоверены не литовскими печатями. Для Литвы, которой не доставало сил противиться подобным действиям, всё это было совершенно безнадежно. 4 апреля представители польского сейма потребовали отобрать должности у неприсягнувших. Сигизмунд-Август, чтобы не обострять ситуацию, простил тех, кто оправдывался лишь болезнью. Были дополнительно вызваны каштелян Подляшья Григорий Тризна и княгиня Слуцкая, у которых были поместья в Подляшье. К Василию Тышкевичу лично был направлен посыльный, чтобы взять с того присягу. Поскольку приведение к присяге затягивалось, понадобился новый универсал Сигизмунда-Августа о присоединении Подляшья (23 апреля), был также объявлен еще один, крайний срок принесения присяги – 14 мая в Люблине. Не сломив пассивного сопротивления, Сигизмунд-Август 2 мая отнял воеводство у Василия Тышкевича и каштелянство у Григория Тризны. Приведение к присяге продолжалось и 24 мая.

В Подляшье пришлось «обрабатывать» мазовшан. С русинской Волынью было еще сложнее – многие не явились к предписанному 14-му мая. Пришлось продлить срок до 23–26 мая. В конце концов оказались вынуждены присягнуть епископ Вежбицкий, волынский воевода Чарторыский, киевский воевода Острогский, князь Константин Вишневецкий. Убедившись в безнадежности сопротивления, за свои владения в Подляшье и на Волыни присягнул Евстафий Волович. 1 июня присягу от своих имений в Подляшье и на Волыни принесли Николай Радзивилл Рыжий и князь Роман Сангушко (последний присягнул и за брацлавское воеводство). Покорились каштелян и староста брацлавские, князья Капуста и Корецкий. 25 мая универсалом был объявлен срок до 16 июня для дворян и городов Волыни. Капитуляция Николая Радзивилла Рыжего знаменовала победу Сигизмунда-Августа и крах твердой позиции Радзивиллов. 28 мая и повторно 1 июня представители польского сейма официально потребовали присоединения Киевского воеводства. Часть польского сената, не желавшая защищать Киев от русских и татар, сопротивлялась. Тем не менее, победили сейм и сенатское большинство; 5 июня появился привилей Сигизмунда-Августа о присоединении Киева. Напоследок было присоединено и Брацлавское воеводство. Для того, чтобы основательно «узаконить» все эти акты, в некоторых из них были заменены даты. За два месяца правитель Литвы отнял у своей бессиль- /653/ ной страны половину территории. Великое княжество Литовское потеряло юг Белой Руси, и с той поры исторически разделились судьбы южных и северных русинских земель. В первом раунде люблинских переговоров делегация Литвы не использовала или мало использовала разногласия среди польских сенаторов. Причиной тому был натиск поляков, заставивший литовцев обороняться и полагаться лишь на авторитет Николая Радзивилла Рыжего. Увы, этот авторитет не был столь непререкаем в глазах Сигизмунда-Августа. Как и его прадед в Крево, свои личные счета он оплатил благоденствием страны, которая взрастила династию. Правда, общественность этой страны заметно подросла, и прежние методы не годились. Даже польский сейм не осмелился применить ко всему Великому княжеству Литовскому акты об инкорпорации, как это было проделано с четырьмя воеводствами, наименее с ним связанными. Для главной цели готовился специальный документ об экзекуции, основанный на акте 1501 г. (в его польской интерпретации) и Варшавской рецессии. Он должен был в одностороннем порядке объявить унию по польской модели. 14 марта проект сената был прочитан сейму. После споров и поправок он был утвержден 28 марта и, по приложении большой королевской печати, сдан на хранение в королевский архив (кстати, окончательной датой было вписано 24 марта). В акте декларировалось единое и неделимое общее благо, но Великому княжеству Литовскому оставлялись его титул и предусмотренные отдельные должности (врады), суды, право и администрация. Фактически этим актом провозглашались две совершенно несочетаемые и противоречащие друг другу вещи: констатация реальной государственности Литвы и декларация о ее прекращении. Сложилась и парадоксальная юридическая ситуация: как и в случае с Варшавской рецессией, одностороннее решение великого князя Литовского повисло в воздухе, – не было согласия Великого княжества Литовского как суверенного правового субъекта, о котором говорилось в Литовском статуте и Воиновском привилее. Недействительность акта об экзекуции подтвердилась самой жизнью: после отправки в архив он никому не понадобился и был забыт.