Читать интересную книгу История Литвы с древнейших времен до 1569 года - Эдвардас ГУДАВИЧЮС

От этого шага политика Литвы многое выиграла. Получив широкие полномочия, проницательный эрудит (обучавшийся в университетах Лейпцига, Кенигсберга и Виттенберга) Иван Ходкевич убедил дворянство Ливонии, боявшееся России, окончательно присоединиться к Великому княжеству Литовскому. На Гродненском сейме, при участии самого Сигизмунда-Августа, 25 декабря 1566 г. была заключена уния между Литвой и Ливонией. Земли по правую сторону Даугавы (Западной Двины) стали провинцией Великого княжества Литовского под названием Задвинье, признавшей своим правителем великого князя Литовского и его наследников. Они получили возможность посылать своих представителей на сейм Литвы и пообещали от Литвы не отделяться. Кроме того, они сохранили собственное право, немецкий язык в качестве административного, а также Аугсбургскую веру. Вся территория была разделена на четыре области с центрами в Риге (без самой Риги), Цесисе (Вендене), Турайде (Трейдене) и Даугавпилсе (Дюнабурге). В случае заключения унии с Польшей Ливония оставалась частью Литвы. Иван Ходкевич остался администратором Ливонии. Вольный город Рига этого договора не признал.

В условиях «ленивой войны» Литва в 1566 г. укрепила свои позиции в Ливонии и на всем русском фронте. Еще в июне-июле того же года в Москве вело переговоры посольство Георгия Ходкевича, Георгия Тышкевича и Михаила Гарабурды. Литовцы требовали возвращения Полоцка и Смоленска, признания раздела Ливонии, создания союза против Швеции. Русский Земский собор высказался за продолжение войны, и эти предложения были отвергнуты (как раз летом 1566 г. Иоанн Грозный поднял новую волну репрессий). Стороны еще несколько раз обменялись посоль- /645/ ствами, но к перемирию это не привело. Активные действия не начинались до тех пор, пока Эрик XIV не утвердил опасного для Литвы договора о российско-шведском союзе, заключенного в феврале 1567 г.

Административные реформы и необходимые меры по присоединению Ливонии были проведены еще в обстоятельствах «ленивой войны». Реформы приблизили поветское руководство к наиболее активной дворянской прослойке, из которой в основном и набирались военные наемники. В наемники шли и довольно состоятельные дворяне, способные снарядить себя для военного ремесла (весьма близкого грабежу). В списке призывников Вильнюсского, Тракайского и Новогрудского воеводств в 1567 г. 7 проц. так или иначе были связаны с военным наймом. Немалая часть панских отрядов в шестидесятые годы была наемной. Во время Ливонской войны постановления сейма предусматривали, что дворяне, исполняющие службу в панских отрядах, обязаны снарядить для поветской хоругви своих заместителей, хотя Литовский статут требовал обратного. В 1562 и 1566 г. Григорием, а в 1564 г. – Иваном Ходкевичами были написаны военные уставы для наемных частей. Противоположным полюсом возникновения наемной прослойки был фактический распад военного контингента дворян, многие из которых не имели возможности снарядиться для воинской службы (в 1567 г. из тысячи с лишним призывников Каунасского повета снарядиться не смогла треть). Сейм, вместо конфискации земли, наказывал их небольшими денежными штрафами; десятки таких небоеспособных вояк заменялись всего несколькими бывалыми наемниками. Фактически происходила реструктуризация литовского войска: оно уменьшалось, однако повышалось его качество. В Ливонской войне наемники играли куда большую роль, чем в прежних войнах. Такое войско сражалось намного лучше и, главное, могло это делать постоянно (не получая вознаграждения, наемники разграбляли чужие и свои земли). Эти перемены в какой-то степени определяли ход «ленивой войны».

Скромный успех в этой войне позволил осенью 1567 г. провести кампанию для изменения самого хода борьбы. В нормах снаряжения нашла отражение возникшая возможность выставлять пехотинцев (drabai), часть которых паны и дворяне были способ- /646/ ны обеспечить огнестрельным оружием. За снаряжение дополнительных воинов («по монаршей милости») великий князь обещал расплатиться. Дворянство с энтузиазмом откликнулось, и, действительно, появились такие дополнительно снаряженные воины. Хотя в 1565 г. была проведена вторая (после 1528 г.) воинская перепись, в 1567 г. она была повторена в целях уточнения. Войско было успешно собрано, и в Радошковичах (неподалеку от Минска) был проведен его смотр. Этот смотр показал, сколь большая сила накоплена. Возможно, некоторые отзывы свидетелей, не слишком понимавших в военном деле, были преувеличенными, однако выражалось мнение, что великому князю Литовскому и его войску позавидует даже Германский император. Увы, вместе с этим смотром окончательно истощился энтузиазм Сигизмунда-Августа, разгоревшийся в 1565 г. Не озаботившись дальнейшей поддержкой военной кампании, он «укрепился» в Книшине. Радошковичские смотрины походили на поход Калигулы, когда – вместо следования по одному из маршрутов, известных лишь императору – легионам было приказано собирать ракушки на берегу океана. Собранное войско, не имея конкретных целей, еще действовало в конце 1567 г. и в начале 1568 г., но ничего особенного не достигло. Сигизмунд-Август надеялся на поддержку русских бояр (заговор против Иоанна Грозного готовила боярская верхушка – князья Вельский, Мстиславский, Воротынский, а также Федоров). Однако царю удалось перехватить письма Сигизмунда-Августа. Напуганные князья Старицкий, Мстиславский и Вельский поспешили выдать заговор; начались казни. Только в августе 1568 г. литовцам удалось взять построенную русскими на территории Литвы крепость Улу. А в целом, в 1568 – 1569 г. военные действия носили ограниченный характер. Передышка на русском фронте позволила Литве упрочить позиции в вопросе об унии. В ноябре 1567 г. польский сейм отправил своих представителей из Петрокова в литовский военный лагерь (в том году его центр был в Лебедеве). В Молодечно полякам было заявлено, что Литва не отвергает унию, но выдвигает условие, чтобы это не повредило ее правам и государственному титулу. Конечно, под нажимом самого великого князя было невозможно до бесконечности затягивать обсуждение унии. Сигизмунд-Август рассчитывал расколоть литовскую знать, перетянув на свою сторону более сговорчивого (как казалось) Ивана Ходкевича. За дости- /647/ жения в Ливонии Жямайтский староста получил герб с грифом (т. е. герб Ливонии был добавлен к личному гербу Ходкевичей). Для Ивана Ходкевича был подтвержден титул графа, предоставленный его отцу Иерониму Германским императором, ему также были пожалованы земли. Как вскоре выяснилось, эти милости не умалили любви Ивана Ходкевича к родине.

В мае-июле 1568 г. Гродненский сейм обсудил вопросы обороны и будущего сейма, общего с поляками. Этот сейм намечено было созвать неподалеку от литовской границы (в Парчеве или Ливе), но позднее остановились на Люблине. Подготовительный литовский сейм был созван 9 мая 1568 г. в Воинове (в Подляшье), откуда 23 декабря намечалось отбытие в Люблин.

И Гродненский, и Воиновский сеймы подчеркивали важность сохранения литовской государственности. В Воинове 21 декабря Сигизмунд-Август был вынужден издать привилей с обещанием сохранить Литовское государство, нигде не упоминать о его подчиненности Польше, установления считать вступившими в силу лишь после приложения государственных печатей Литвы и обеспечить свободное возвращение литовских представителей в случае незаключения унии.

Воиновский привилей фактически отменил Варшавскую рецессию и акт Сигизмунда-Августа, по которому он отказывался от своих вотчинных прав на Литву в пользу польской короны. Отправляясь на решающие переговоры об унии, литовская делегация получила от общего монарха правовую гарантию, исключавшую любые двусмысленности.

д. Люблинская трагедия

Люблинские переговоры начались в первой декаде января 1569 г., когда делегация Литвы прибыла на польский сейм. 10 января сейм официально открыл Сигизмунд-Август. Конфронтация в трактовке унии выявилась уже при обсуждении процедурных вопросов. Поляки требовали совместных заседаний, однако литовская сторона держалась обособленно. Изредка обе стороны сходились, однако все переговоры вели назначенные сеймом Литвы делегаты из рады панов. Представителям польского дворянства не удалось сагитировать дворян Литвы, однако и литовцам не удавалось переговорить с Сигизмундом-Августом, окруженным поляками. Это обстоятельство вскоре стало решающим.

Сама ситуация вокруг переговоров сложилась роковым образом. Работу Люблинского сейма наблюдал папский легат, а также посланники Германского императора, короля Швеции, крымского хана /648/ и русского царя. У литовцев не было Николая Радзивилла Черного, но этого видного лидера заменила сплоченная группа, состоявшая из Николая Радзивилла Рыжего, Ивана Ходкевича, подканцлера Евстафия Воловича и подскарбия Николая Нарушевича. Больного Валериана Протасевича замещал Жямайтский епископ Георгий Петкевич. Полагая законы Литвы одним из важнейших столпов государственности, литовцы добивались, чтобы Сигизмунд-Август утвердил заново подготовленный проект Литовского статута (статут трактовал Великое княжество Литовское как отдельное государство). После того как поляки на первом совместном заседании 24 января опротестовали подобную установку, литовцам пришлось вести переговоры в целом об унии, а это было чрезвычайно невыгодно. Поляки опирались на формулировку «единое тело», содержавшуюся в акте Мельницкой унии 1501 г. и при этом делали вид, будто уния уже заключена и что остается лишь договориться об исполнении самого договора. Разглагольствуя о братстве обоих народов, Филипп Падневский доказывал, что Ягайло подарил Литву Польше. На это Иван Ходкевич ответил вопросом: «Если мы вам подарены, тогда зачем вам нужна уния с нами?» Николай Радзивилл Рыжий выдвинул принцип свободы народа: «Никто не мог подарить нас кому-либо, ибо мы свободные люди, и ни одному народу не уступаем честью и свободами, которые обрели наши пращуры, проливавшие кровь за отчизну и верно служившие своим монархам». Горькая шутка Жямайтского старосты и протест вильнюсского воеводы были достойным ответом на аргументы Краковского епископа, но они не могли остановить поднявшуюся эмоциональную бурю. Последнее обстоятельство всерьез повредило литовцам. Польские сенаторы, по сути, склонялись к компромиссу (согласившись на уступки в важном для литовцев вопросе о внешней государственной атрибутике, они рассчитывали теснее связать оба государства, ибо перевес Польши тут был очевиден). Когда споры на сейме приняли ураганный характер, рационально обсуждать компромиссные решения стало невозможно.