в государственном учреждении.
Не знаю как вам, а мне кажется что термин «обелиться» — подходит к проштрафившемуся чиновнику, как к никому другому.
— Так что прежде чем пройти эту «процедуру», он должен три раза ответить «да». Вас это устраивает с моральной точки зрения?
Последнее, сломило последний бастион сопротивления скопцов и, скоро их старшой поставил свою подпись на документе и, уже сам — по своей собственной инициативе, положив руку на какую-то ихнею святую книгу — произнёс торжественный обет.
Еле-еле скрывая радость, я произнёс короткую речь, завершив её на мажорной ноте:
— Товарищи сотрудники «Всероссийской Особой Комиссии по борьбе с коррупцией»! Я передам товарищу Крупской вашу готовность приступить к работе через…
Как там в «Операции „Ы“»?
Родственники согласны, невеста согласна, осталось только уговорить жениха.
Всего-то ничего — осталось только как-то «уболтать» на кастрацию Тухачевского.
— … Через месяц!
Думаю, месяца для этого вполне хватит.
Время, время, время…
Время, подобно песчинкам в песочных часах — утекает сквозь мои пальцы.
— Но на всякий случай, готовьте «тревожную группу» через две недели.
* * *
Ещё примерно с час, непринуждённо и в дружеской обстановке проговорили о некоторых технических деталях, да и так просто «за жизть». Вполне нормальные ребята оказались — хотя и не без некоторых существенных «недостатков»…
БУГАГАГА!!!
Оказывается, голос у скопца — остаётся по-детски писклявым, только когда его кастрировали до наступления полового созревания. Как у того «привратника» — первым мною встреченного, которого из самых «благих» намерений — «обелил» ещё в младенчестве родной отец-изувер. У прошедших «обряд» после полового созревания — голос почти не меняется.
Мало того:
— И даже бабу хотится, коль хочь раз попробовал её до «обеления».
— Да, ну⁈
— Вот те крест!
Озадаченно чешу свой лысый череп:
— Чудеса, да и только…
Вспоминаю что соседский кастрированный кот — тоже вёл себя иногда крайне подозрительно, особенно по весне. Аж, жалко на него смотреть: по привычке резво подбежит к кошке, недоумённо постоит рядом — как будто забыл зачем пришёл, понюхает ей «киску» — да и, шкандыбает прочь на полусогнутых. Надеюсь и Тухачевский — таким же макаром себя вести будет, а не выстругает себе из какой-нибудь деревяшки «самотык», или как Генрих Ягода — не обзаведётся импортным, резиновым.
Тоже поди, был какой-нибудь из «этих», упокой Маркс его грешную душу…
Я вполне освоился и, даже рискнул присесть на краешек табуретки — предварительно подложив на неё английский портфель из толстой крокодильей шкуры.
Сама «операция» была разбита нами на три этапа: «прелюдия» — полностью на мне, «обеление» — полностью на «тревожной группе» из скопцов-специалистов и, примерно двухнедельная «реабилитация» — когда работаем все вместе и сообща.
Опасение также вызывали варварские методы лишения мужских причиндалов — практикующиеся «пионерами» этого, довольно массового в прошлом движения — после которых не каждый «обелённый» выживал. Если Мишка Тухач сдохнет от корявых рук какого-нибудь знахаря или последующего заражения — какая мне от того польза?
Однако, скопцы-современники развеяли все мои опасения: прогресс не остановишь и ныне их «специалисты» — тоже используют вполне современные методы кастрации с помощью хирургических инструментов.
Даже более того: применяя экстракты некоторых растительных ядов — они умеют обездвиживать и обезболивать «пациентов», опередив таким образом современных хирургов по части анестезии.
«Надо будет как-нибудь попробовать у них рецептик выцыганить, — держа в уме мою затею с фитотерапией, загадываю далеко идущие планы, — такое всегда пригодится».
— Что ещё весьма немаловажно, товарищи «белые голуби»…
Окинув всех троих цепким взглядом:
— … «Тревожная группа» должна быть по-современному одета с инструментами в специальных докторских чемоданчиках, а во время «обеливания» — в хирургических белых халатах и с марлевыми масками на лице. Ибо ваш клиент — человек интеллигентный и, от вашего истинного вида — может зело напугаться и передумать.
Соглашаясь, кивают.
— И за языком тоже следите: никаких там «стволов греха» и прочих жаргонизмов! Ответственные работники — люди в большинстве своём люди партийные, неверующие и, от этих слов могут зело рассердиться. Выучить с десяток терминов по латыни — для вас не составит особого труда.
Подумав ещё немного, нашёл вариант получше:
— Вот, что: приказываю срочно найти глухонемого и выучить язык жестов!
Расставаясь чуть ли не как с родными, дал им номер московского телефона:
— Как получите телеграмму, тотчас высылайте «тревожную группу». По приезду в Первопрестольную, пусть позвонят по этому номеру и спросят профессора Преображенского.
* * *
Я всегда тороплюсь — но предпочитаю любое дело делать не спеша.
Я никогда не гонюсь «за двумя зайцами», не мечтаю убить их «одним выстрелом» — предпочитая какой-либо «морковкой» заманить на минное поле всё заячье стадо.
Перед тем, как кастрировать Тухачевского — я решил проследить за ним и Какуриным и, понять их взаимоотношения. Возможно, мне удастся провернуть это «дельце» через последнего — отвратив таким образом от него «гениально-бездарного», но пока очень блядовитого стратега.
Ещё меня зело интересовало: «Ху» из них «ху»?
Кто их этих двух «ху» — ведущий и кто ведомый и, под кем они «ходят»?
Ещё было достаточно много вопросов и, найти на них ответы — было желательно до часа «Х», после чего уже ничего не исправишь.
Михаил Константинович Гешефтман он же Мишка Барон был шибко занят в своей «Дивизии особого назначения» (ДОН) при Президиуме ВСНХ, где он уже дослужися до Сташего оперуполномоченного. Но у меня был доступ к агентурной сети беспризорников — которую тот создал (больше в учебных целях) по моему заданию перед операцией «Вернисаж». Конечно, «детский сад — штаны на лямках», но кой-какой оперативный потенциал тоже имеется — вспомним ильфо-петровские «12 стульев».
Две недели — сперва с помощью юных помощников, а затем и подключившись лично, я следил за этой «сладкой парочкой». Увы! Несмотря на то, что агенты-оборвыши стибрили несколько вещей у Тухачевского и портмоне у Какурина, я выяснил лишь одно — они довольно часто встречаются, общаются и подолгу о чём-то беседуют.
Правда, обедают врозь: Тухачевский в столовой Главного штаба Красной Армии, Какурин — в столовой Военной академии РККА.
— Хм… И это всё?
Денежные знаки в кожаном портмоне бывшего петлюровца — отсутствовали как шерсть на ладошках у рукоблуда.
Старший группы наблюдения, прищурив один глаз и неистово божась, шепелявил беззубым ртом:
— Крест на пузе, гражданин хороший — но в нём больше ничего не было. Кроме этих бумажек.
Внимательно рассматриваю какие-то невзрачные, одинаковые бумаженции —