Ибо раскаяние – признание нашей правды. И как только это произойдёт, деться никуда не возможно. Добровольность преображает душу. Передаёт её в полное распоряжение тому, кому она предалась. Ей никуда не уйти. Ей не поможет то, что она отвергла. Она будет среди тех, кого допустила внутрь. И не сможет освободиться от присутствия и взглядов.
…Ситский ад – это когда невозможно быть одиноким. И избавиться от тех, кто окружает тебя. Невозможность не видеть, не реагировать, не слышать. Ты становишься прозрачным, доступ в твою сферу открыт всем. И ты будешь вечно жить, ощущая на себе взгляды, бессильный перекрыть доступ шуму и чужим голосам. Да и зачем? Что ты сам по себе представляешь? Ты будешь слышать то, что говорит мир – зачем тебе свой голос. Вплети его в хор. И не избавляйся от доброжелательных глаз тех, кто хочет тебе блага. Ты примешь это благо. Ты переродишься.
То есть умрёшь.
Он услышал смешок. У себя в голове. Отчётливый, хоть и тихий. Это усмехался он сам. Над какой-то забавной вещью. Он что-то понял. А, что, собственно говоря?
Свою функцию в мире? А что в этой функции такого? Кто-то ведь должен чистить загоны.
Ничего, ничего. Все мы через это проходим. Они пройдут тоже. Это справедливо. Должна же быть плата за всю эту боль. Возможность самому стать неотгоняемой тенью. Самому стать тем, кто переводит в свою веру. Это насыщает справедливость. И платит счастьем.
Он отнял руки от лица, резко встал, вышел в каюту. Рина сидела, уткнувшись носом в атлас. На его появление она не обернулась.
-Я подумал, - сказал он.
-И как? – поинтересовалась она спиною.
-Я не могу доверять тебе.
-Какая новость.
-Ты хочешь уверить, что вам нужна моя помощь?
-Нет, - она повернулась к нему. – Вопрос лишь в том, на чьей стороне ты будешь во время боя.
-А бой будет?
-Да он уже…
-Хм…
-Так на чьей стороне?
-И ты мне поверишь? Если скажу, что на вашей?
-А можно без “если”?
Он подумал. Усмехнулся.
-Возможно, - сказал он тихо, - что я действительно не очень люблю джедаев. Храм, в котором я рос. Но я столь же не люблю и ситхов. Знаешь, я не хочу быть ни на чьей стороне. Тем более встречаться с моим бывшим. Я хочу уйти. Но ты не отпустишь. У вас же бой. И каждый срочно должен определиться, с кем он.
Она засмеялась:
-Отпущу. Выбирай планету. Только быстрей, мне надо на Эльгир.
-Но…
-Нет ничего хуже, чем нейтрал, который путается под ногами. Мы сами разберёмся. А то… Люку мозги проешь, мастер будет пытаться тебя не убить, хотя чего там пытаться? И вообще явление тебя в большую тесную компанию будет сопровождаться ярко выраженным ущербом. Так что давай. Выбирай. Ты озвучил мои тайные желания и мысли.
-А… информация о мире Великой Силы… тебе не нужна?
-Так ты ж всё равно не скажешь. А допрашивать я плохо умею... Что-то я вижу тень раздумья на твоём благородном лице, - насмешка была не обидной.
-Ты отпускаешь врага.
-Есть вариант тебя убить. Ты его предпочитаешь?
-Я не верю, что ты меня отпустишь.
-Давай проверим.
-Я не верю, что даже если ты высадишь меня куда-то, то не будешь за мной следить. Ты. Или ещё кто-то.
-Это твои проблемы.
-Ты всерьёз решила, что я буду сражаться рядом с вами?!
-Шанс был. Не потому что ты за нас, а потому что против того, что тебя сломало.
-Ничего меня не ломало, - ответил он машинально.
-Тем радостней будет твоя жизнь на воле.
-Воле? Да что ты понимаешь про волю? Нет её! Нет.
-Я и так только и делаю, что веду философские споры. Вот уже несколько часов. Я к этому не привыкла. Тебя высаживать или нет? О свободе воли ты сможешь подумать на этой самой воле.
-Ты что, действительно не понимаешь? – упавшим голосом спросил он.
-Что именно? Объясни.
-Я не могу уйти.
-Ты только что хотел.
-Хотеть и мочь – разные вещи, до тебя это доходит?!.. – он развернулся, стиснул зубы, сжал кулаки. – Я хочу уйти. И никого из вас больше не видеть. Но я – не могу – жить – сам. Пока, по крайней мере. Я попал на этот корабль не через дверь и не на стоянке. Я вылетел через Великую Силу… я труп. Здесь. Давно. Если я останусь один. Велик шанс быть втянутым. Раствориться. Обратно. Ты что-то сделала, - голос звучал отрывисто и глухо. – Сначала притянула. Вы. Все. Притянули. Теперь образовала дыру. Мне кажется. Только рядом с тобой. С вами. Мне пока… не грозит. Я не хочу. Обратно.
На него смотрели тёмные глаза.
-Какой же ты нейтрал? – сказала Рина. – Ты только что озвучил, на чьей ты стороне. На стороне тех, кто против Силы. И обозначил, кто тебя сломал. Те, кто ей служит. Видишь, как просто.
Он молчал. Она не торопила, поглядывая то на голографическую страницу звёздного неба, то в пустую темь экрана.
-Ненавижу, - сказал он тихо.
-Что?
-Зависимость от тех, кого я ненавижу.
-Да?
-Если я не буду с вами, то растворюсь в Силе. Я ненавижу – вас.
-Нас или Силу?
-Вас. А Сила… безлична. И… опасна. Она… растворяет. Это не ненависть. И даже не страх. Это… нутряной ужас. Что ты об этом знаешь, ситиха!..
-Ну, может, узнаю. А что касается ненависти – так это не важно. Если бы каждый отряд объединяла пылкая и неистовая любовь… Это была б групповуха.
Рина потянулась.
-К планете Эдьгир мы выходим через три стандартных часа, - добавила она обыденным тоном. – Готовься, рыцарь. Там будут все. В конечном счёте. Говорят, - она улыбнулась, - что это удивительно щедрая планета. Почти курорт.
-Хорошо, - сказал он. – Ладно.
Повернулся спиной. Аккуратно вышел. Кажется… всё получилось.
Наши маленькие игры, виртуальные фронты…
Промежуток между картинами.
Я – это я.
Лорд Вейдер.
Отстегнуть крепления от маски. Осторожно снять маску и шлем. Неторопливо стянуть перчатку с руки. С той, что осталась своей. Что бы там ни плели легенды и анекдоты. Сжать и разжать пальцы. Взглянуть на ладонь. Тонкая сетка линий и складок. Жёсткая кожа. Рука взрослого человека. Сколько, всё-таки, с ним.
Прослужила.
А потом поднять голову и посмотреть в серебристость стекла. И проверить то, что ощущал без проверки. Ну, здравствуй. Вейдер, Дарт. Я. Сам. Как, однако, бывает. Как разительно, буквально за несколько часов, меняется лицо. Даже не вглядываться. Взглянуть. Просто.
Изменения заметны.
И что испытать по этому поводу? Радость? Бешенство? Боль?
Столько лет держать в узде разваливающуюся плоть. Не самому. Сам так и не научился. Не получилось. Не смог. Выползти из-под грани смерти, чтобы вести жизнь ожившего трупа. Забавно. Хороший термин. Точный. Плоть расползалась без внешней поддержки. Он никогда раньше об этом не думал. Ассоциации не для вдумчивых ночей. Понять – жить с этим. Но какой иной термин подходит для тела, в котором необходимо поддерживать должный процент образования новых клеток – извне?
Избранный. От Великой Силы.
Весело. Учитель обрисовал положение дел со скрупулёзной точностью. Учитель знал, что делал. Когда прошёл первый приступ бессильного бешенства, включилось упрямство. Цель: преодолеть.
Назло всему миру. И самому себе назло.
Именно тогда, когда стало окончательно ясно, что, не смотря на все усилия медицины и форсы, его организм не в состоянии самостоятельно функционировать, и лучше не будет, его гордость выбрала: жить. С помощью императора, как аппарата Силы. С костылём медицинской камеры в каждой резиденции, на каждом корабле. Тем не менее, он завоевал галактику. Стал символом империи. Учил форсьюзеров. Выпустил учеников. Был правой рукой императора без скидок на болезнь. И гордость его удовлетворилась тем, что привязанность императора основывалась не на сентиментальном чувстве. Он был ему необходим. Второго такого соратника – не найти. Соратника, собеседника, друга.
Всё не то.
Оплатить в полной мере возможность дышать. Чтобы ни капля силы императора не пропала даром. Но всё-таки, двадцать пять лет, на искусственном аппарате. Устал. Он, который знал: он сильнейший в галактике. Вдруг. Оказаться перед фактом непрошибаемого потолка. Того, что согнул и поставил на обрубленные колени.