право определить государственные границы в своей зоне влияния.
Россия должна была получить кусок территории современной Турции по линии Трапезунд — Эрзерум — Ван. Главным же призом должен был стать контроль над Босфором и Дарданеллами и, соответственно, над Константинополем, но поскольку Российская империя после октября 1917 г. развалилась, то не получила ничего и была исключена победителями из их расчётов, да и новый руководитель страны Владимир Ленин сделал ставку на развитие отношений с новой светской Турцией Ататюрка.
Из зон влияния, обозначенных в соглашениях Сайкса–Пико[823], на тот период выпали очень важные куски арабских территорий, показавшиеся тогда победителям в войне не особенно важными. Речь шла, прежде всего, об обширных пустынных просторах сердцевины Аравийского полуострова, где на тот момент ещё не была обнаружена нефть, стратегическая ценность которой влиятельным игрокам казалась весьма и весьма сомнительной. Важным казалось только побережье. На нём располагались немногочисленные, но воинственные племена, которые вели собственную игру. Их Великобритания желала лишь использовать как подсобный строительный материал для обеспечения собственных интересов в этом районе мира. Она не рассматривала их как самостоятельных игроков, а скорее как инструмент выстраивания ими системы сдержек и противовесов в рамках своих зон влияния.
Причём опирались британцы на Аравийском полуострове на тот период (во время Первой мировой войны и до 1924 г.) в основном на Великого шерифа Мекки Хусейна из хашимитской династии, контролировавшего святые места ислама — Мекку и Медину, чтобы расставлять его людей, с которыми были установлены прочные отношения, на правление в отошедших к ним зонах по соглашению Сайкса–Пико.
В Аравии с X в. Великим шерифом титуловался правитель Хиджаза и Мекки, управлявший святыми местами. В мусульманском мире первоначально право на этот титул имели лишь потомки Хасана — внука Мухаммеда, однако позднее «шерифами» называли всех потомков пророка Мухаммеда.
Шериф Мекки Хусейн был назначен на свой пост турками–османами в 1908 г., а в 1916 г. принял титул короля. Во–первых, это было сделано потому, что Османская империя, контролировавшая святые места ислама, разваливалась, а во–вторых, он рассчитывал на щедрые обещания англичан, что восстание арабов против Османов будет вознаграждено созданием единого арабского государства под его руководством. В современной Саудовской Аравии подают дело так, что Хусейном двигали «личные амбиции» и именно поэтому он отправил в июле 1915 г. письмо верховному комиссару Великобритании в Египте сэру Генри Макмагону[824], в котором высказал идею англо–арабского альянса для борьбы с Османской империей[825].
Однако Лондон, действовавший через своего агента и авантюриста Лоуренса Аравийского, мягко говоря, делал туманные и двусмысленные обещания (о создании единого арабского государства), которые он не собирался выполнять или выполнять лишь отчасти и таким образом, чтобы это отвечало в большей степени его интересам. Истинными его планами было выполнение соглашения Сайкса–Пико, о котором говорилось выше, руками шерифа Хусейна, и Декларации Бальфура[826] от 2 ноября 1917 г. о создании на территории Палестины еврейского национального очага (она была оформлена в виде письма Министерства иностранных дел Великобритании представителю мощного финансового клана Ротшильдов лорду Уолтеру Ротшильду).
Хусейн, поднявший 10 июня 1916 г. антиосманское восстание, эти реалии полностью осознал уже к 1920 г., когда победителями в Первой мировой войне был свёрстан Версальский договор и места единому арабскому государству в нём не нашлось — регион оказался поделён между англичанами и французами по линиям Сайкса — Пико. Хусейн такой договор отказался подписать. В 1921 г. Лондон предложил Хусейну новый большой договор, предполагавший военное сотрудничество с Великобританией, получение от неё значительных субсидий, а также признание «особых интересов» Лондона в Хиджазе. Но Хусейн уже англичанам не верил и иронично попросил их прояснить, зачем создаётся еврейский очаг в Палестине, на что ответа, естественно, не получил. Его надежды стать королём всех арабов рушились на глазах. Лондон предложил довольствоваться тем что есть и кинул его семье несколько жирных, на его взгляд, кусков.
Как писал известный российский учёный–востоковед А. М. Васильев в своем фундаментальном труде «История Саудовской Аравии (1745-1973)» про период послевоенного обустройства Ближнего Востока: «У. Черчилль на совещании в Каире (1921 г. — Прим. авт.) определил послевоенную структуру Ближнего Востока. Англичане решили сделать Фейсала, сына шерифа Хусейна, королём Ирака, и вскоре состоялась его коронация, а Абдаллаха — эмиром Трансиордании» (его внук до сих пор правит современной Иорданией. — Прим. авт.)»[827].
В эти расчеты и планы вознамерились вмешаться две новые силы: Советская Россия и боровшийся за создание или, точнее, воссоздание своего государства будущий король Саудовской Аравии Абдельазиз бен Сауд, на тот период являвшийся эмиром Неджда.
Советская Россия сразу же после Октябрьской революции заявила о себе как новая пассионарная сила, предложившая миру мессианскую, или, как теперь сказали бы, глобалистскую идею коммунизма — идею братства и равенства угнетённых трудящихся масс всего мира.
Уже 20 декабря 1917 г., то есть всего через два месяца после победы восстания в Петрограде, лидер большевиков В. И. Ленин обратился с воззванием «Ко всем трудящимся мусульманам Востока». В документе говорилось, что арабы, как и все мусульмане, имеют право быть хозяевами своей страны, «устроить свою жизнь по образу своему и подобию»[828].
В Москве на тот момент исходили из того, что ислам наиболее близок к коммунистической доктрине — он провозглашает идеалы равенства, объявляет всех мусульман братьями, взывает к принципам справедливости, предлагает делиться с бедными. Кроме того, на ислам, в отличие от христианства, в Москве смотрели как на религию эксплуатируемых масс, как на форму протеста против угнетения и колониализма, рассчитывали, что на каком–то этапе эту идеологию, соединённую с антиколониальными лозунгами самоопределения народов, коммунистическая идея окажется способной трансформировать или поглотить. Ближний Восток в этом контексте рассматривался как огромный резервуар свежей энергии, которым можно было бы подогревать огромный котёл мировой революции.
Эти воззрения вроде бы подпитывались опытом борьбы с басмачеством в Средней Азии, где часть населения, особенно наиболее обездоленного и люмпенизированного, пошла за большевиками, тогда как правящие круги потеряли свои богатства и власть. Исходя из накопленного и, как казалось тогда, позитивного опыта, а ещё больше из грандиозных планов, в июне 1918 г. в Казани на I Конференции мусульманских коммунистов, организованной Центральным мусульманским комиссариатом, была учреждена Российская мусульманская коммунистическая партия — РМПК. Новая партия входила на федеративных началах в состав РКП(б). По решению I Съезда коммунистов–мусульман в ноябре 1918 г. партия была преобразована в мусульманские комитеты РКП(б), которые просуществовали до начала 1930‑х гг.
Чтобы максимально быстро привлечь на свою сторону не только арабские массы, но и арабских вождей того времени, начавших восстание против Османской империи, советские власти по прямому указанию В. И. Ленина в