Судьба у молодых людей нынешнего поколения имеет и другие примеры. Например, у Пу Цзе было две дочери, которые вместе с матерью в то время жили в Японии. Старшей исполнилось 18 лет. Спустя девять месяцев после моей встречи с родственниками жена Пу Цзе прислала из Японии письмо с печальной вестью. Старшая дочь и ее друг покончили с собой из-за любви. Позднее были всякие разговоры, но как бы там ни было, я верю, что оба они были глубоко несчастны.
С тех пор к нам в тюрьму постоянно приезжал кто-нибудь из родственников. Стоит сказать, что упрямый и вечно во всем сомневающийся Лао Лю все-таки встретил свою дочь-искусствоведа. Она приехала к нему вместе со своим мужем.
Дочь сказала отцу: "Папа, ты продолжаешь сомневаться? Я в Академии искусств! А это мой друг!" Отец сказал: "Теперь я верю".
Дочь сказала: "Понимаешь, если бы страной не руководил председатель Мао, разве я могла бы поступить в Академию? Разве я могла бы быть такой счастливой, как сегодня?" Он ответил: "Это я тоже понял!"
Дочь сказала: "Раз понял, то ты должен хорошенько учиться, как следует перевоспитываться!"
То, что понял Лао Лю, понял и Лао Чжан. Из-за того, что сын назвал его господином, он чуть с ума не сошел. А тут к нему приехала дочь и привезла письмо от сына. Он потом показывал его чуть ли не каждому:
"Папа, теперь я все осознал. У меня были "левацкие" настроения. Воспитательная работа, проведенная комсомолом, и критика товарищей была совершенно правильной. Я был к тебе несправедлив… Может, тебе нужна в чем-нибудь моя помощь? Думаю, что для занятий тебе наверняка пригодится золотая авторучка, я купил такую и теперь прошу сестру передать ее тебе…"
Японские военные преступники
В июне — июле я с несколькими сотоварищами отправился в Шэньян, чтобы присутствовать в качестве свидетеля на заседаниях военного трибунала во время судебного процесса над японскими военными преступниками
Из газет было известно, что в Китае всего было арестовано свыше тысячи японских военных преступников. Часть в Фушуне, часть в Тайюане. 7 июня 1956 года сорок пять из них приговорили к тюремному заключению, остальные были освобождены от наказания и при участии китайского Красного Креста возвратились в Японию. В Шэньяне судили тех, кого арестовали в Фушуне, всего 36 человек. Некоторые из них были мне известны во времена Маньчжоу-Го, некоторых я видел на трибуне на собраниях фушуньского управления. Одним из них был Фуруми Тадаюки — заместитель министра при канцелярии Маньчжоу-Го. Он и еще один высокий японский чин являлись теми, против кого я и четверо других должны были выступать в качестве свидетелей. На судебном заседании Фуруми заслушивали первым. Впоследствии ему присудили 18 лет тюремного заключения.
Когда я вошел в зал суда, я вдруг вспомнил победу китайских добровольцев в корейской войне, вспомнил дипломатическую победу на переговорах в Женеве, вспомнил о международном статусе страны после образования КНР. Ныне на китайской земле судят японских военных преступников. Небывалое событие в истории.
Когда китайские народные добровольцы вместе с корейской народной армией одерживали победы, я думал лишь о том, что у меня нет другого пути, как признать вину и просить снисхождения у китайского народа. Теперь же, во время суда над японскими военными преступниками, я перестал думать о себе, меня гораздо больше волновала другая проблема, проблема национальной гордости!
Нет, я почувствовал не только национальную гордость. Это великое чувство заставило меня подумать о многих вещах.
Перед объявлением приговора Фуруми в своем последнем слове сказал:
— На территории Северо-Востока нет ни одного сантиметра земли, на которой не остались бы следы бесчеловечных злодеяний японских милитаристов. Преступления империализма — это и мои преступления. Я глубоко осознал, что являюсь военным преступником, который откровенно нарушил международное право и принципы гуманизма и совершил тяжкие преступления против китайского народа. Я искренне прошу прощения у китайского народа. Ко мне, преступнику, к которому трудно проявлять снисхождение, китайский народ в течение шести лет относился гуманно и дал мне возможность спокойно осознать свою вину. Именно поэтому ко мне вернулись совесть и разум. Я понял, по какому пути должен идти настоящий человек. Я считаю, что это мне дал китайский народ, и я не знаю, как его теперь благодарить".
Как сейчас помню, что после моего выступления в качестве свидетеля, когда суд попросил его высказать свои замечания, он низко поклонился и со слезами на глазах сказал:
— Все, что сказал свидетель, это правда. Эта картина невольно заставила меня вспомнить Международный военный трибунал, происходивший в Токио. Там японские военные преступники с помощью своих адвокатов подняли настоящую шумиху. Они стали нападать на свидетелей, изворачивались, как могли, и скрывали свои преступления, чтобы уменьшить вину. Здесь же не только Фуруми, не только мои оппоненты свидетеля, но и все военные преступники, которых судили, признали свою вину.
О японских военных преступниках мои братья и сестры, в особенности Лао Вань со своей великолепной памятью, могут рассказывать днями. Они участвовали в переводе огромного количества материалов, связанных с изобличением японских военных преступников и признанием ими своей вины. А после выдворения многих из них обратно в Японию мои родственники помогали управлению переводить огромное число писем из Японии. После амнистии мужа сестры эту работу выполняли Пу Цзе и еще несколько человек.
Был некий японский военный преступник, в прошлом командир сухопутных войск, который в 1954 году когда началось следствие, то ли со страху, то ли из враждебности, замкнулся и ничего не говорил. Даже тогда, когда на процессе его обвиняли свои же подчиненные, он продолжал держаться надменно. Однако на этот раз он признал, что руководимые им подразделения в провинциях Хэбэй и Хэнань шесть раз совершали массовые убийства мирных жителей. Так, в октябре 1942 года подчиненная ему рота в деревне Паньцзядай расстреляла свыше тысячи двухсот восьмидесяти простых жителей и сожгла свыше тысячи домов. Он признал эти факты перед судом. После того, как его осудили на 20 лет тюремного заключения, он сказал корреспондентам: "Во время судебного процесса, имея в виду мои прошлые преступления, я считал, что Китай строжайшим образом подойдет к моим антигуманным действиям и нарушению международных прав человека, и приговорит меня к смертной казни". Он сказал далее, что суд был в высшей степени правильным и справедливым и что судебный процесс проводился так, как никогда не проводился в старом обществе. Он сказал, что хотя ему трудно было найти оправдание за свои преступления, тем не менее ему был выделен адвокат.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});