произнес:
— Без вашего вмешательства, благородный и великодушный юноша, я сделался бы убийцей своего собственного сына!
— От души благодарю вас и я, — проговорил Лауренс, протягивая Питу руку. — Но позвольте мне узнать имя моего спасителя…
— Ван Дорн, — ответил Пит, горячо пожимая руку молодого человека.
— Ван Дорн?.. Вы родственник Яна ван Дорна?
— Я его сын.
— А! — воскликнул Лауренс. — И я не мог догадаться! Ваш отец вполне достоин иметь такого сына. Я не знаю человека добрее его, это преданнейший друг и справедливейший начальник. Все мои несчастья и начались с того дня, когда я имел глупость покинуть тот отряд охотников, которым он командовал.
Если бы молодые люди взглянули в эту минуту на Карла де Моора, они ужаснулись бы страшной бледности, покрывшей его лицо при последних словах сына. Но им было не до того: они были слишком увлечены началом своего знакомства, вскоре перешедшего в самую искреннюю дружбу.
— Но по какому странному случаю мы встретились здесь, в этой пустыне? — продолжал Лауренс. — Если я очутился здесь, то это очень просто. Но как попали сюда вы, да еще с моим отцом, — этого я никак не могу понять.
В коротких словах Пит объяснил причину переселения буров и добавил:
— Судьба жестоко преследует нас. В настоящее время мы дошли до того, что не имеем возможности двинуться дальше. Не знаю, что сталось бы с нами, если бы вашему отцу не пришла в голову счастливая мысль просить помощи у Мозелекатсэ, вождя племени тебелов. Завтра утром мы с вашим отцом отправляемся в путь. Вы, конечно, не откажетесь сопровождать нас?
— Конечно. Но я бы не советовал предпринимать этого путешествия именно теперь, — заметил Лауренс. — В настоящую минуту тебелы ведут войну с бушменами, у которых я был в плену. Благодаря только этому я и спасен. Пользуясь тем, что надзор за мною был ослаблен, я бежал. Несколько дней я укрывался в лесу, питаясь кореньями; потом напал на эту реку, случайно нашел у берега пирогу и вот в ней добрался сюда.
— А куда же ты направлялся? — спросил окончательно пришедший в себя Карл де Моор, внимательно вслушивавшийся в слова сына.
— У меня был хорошо обдуманный план, — отвечал Лауренс. — Я уверен, что эта река впадает в реку Лимпопо. Устье этой реки образует небольшую бухту и даже порт, где есть люди. Они, наверное, не оставили бы меня без помощи. Вот туда-то я и рассчитывал пробраться.
— Ваш план превосходен! — вскричал Пит. — Отчего бы и нам всем не воспользоваться им? Если, как вы говорите, от тебелов нам теперь трудно ожидать помощи, то нам лучше всего воспользоваться вашим планом. Нам и в голову не приходила эта мысль. Нужно будет сообщить ее отцу.
— Да, это действительно будет гораздо лучше, — подтвердил и Карл де Моор.
Все трое направились к лагерю, продолжая обсуждать подробности передвижения всей колонии по реке до порта Лимпопо.
Когда отец и сын вошли в хижину, они снова бросились друг другу в объятия и принялись рассказывать все пережитое ими во время разлуки.
Через некоторое время появился Пит с большим свертком в руках и сказал с обычной своей задушевностью:
— Простите за мое непрошеное вмешательство в вашу беседу, но я не мог удержаться, чтобы не поспешить передать вам искренние поздравления всех наших, обрадованных вашей чудесной встречей. Все с нетерпением ждут утра, чтобы познакомиться с Лауренсом. Кстати, я вот принес кое-что для него от моей матери. Узнав, что он одет уж слишком… по-дикарски, она посылает вам часть моего гардероба и просит вас, Лауренс, носить это, пока мы, то есть, собственно говоря, мать и сестры мои, не сошьют вам нового платья… Пожалуйста, извините, если что не так. До свидания, до завтра!
Желая избежать благодарности, молодой бур сунул в руки Лауренса сверток и поспешно убежал, но Лауренс бросился за ним и, поймав его за хижиною, молча крепко обнял.
Когда Лауренс возвратился назад в хижину, то был очень удивлен, увидев своего отца на коленях, горько плачущего перед свертком, принесенным Питом.
Глава XV
ОТЕЦ ЛАУРЕНСА
На другой день, рано утром, Карл де Моор вышел из своей хижины, приказав сыну не показываться в лагере до его возвращения. Лауренс обещал не выходить из хижины до тех пор, пока отец не разрешит этого. Оставшись один, он задумался над тем, почему отец всю ночь не спал и все время стонал и плакал. Не от радости же это? Хотя Лауренс нисколько не сомневался в том, что отец очень обрадован его неожиданным появлением и, так сказать, воскресением из мертвых, но поведение его удивляло молодого человека. Что за причина, заставлявшая его так мучиться? Это была тайна, в которую Лауренс никак не мог проникнуть.
Между тем Ян ван Дорн и Карл де Моор встретились в лагере. Ван Дорн раскрыл было объятия, желая по-дружески выразить свое сочувствие радости человека, к которому он был так искренно расположен; но Карл де Моор отступил на два шага назад и, поникнув головою, проговорил:
— Нет, баас… Этого я не могу допустить… Благодарю вас… Я тронут до глубины души, но… я не в состоянии принять от вас изъявления вашей дружбы, в которой вы сейчас раскаетесь.
Ян ван Дорн с искренним удивлением взглянул на него.
«Неужели бедняга помешался от радости?» — мелькнуло у него в голове.
— Что вы это говорите, Моор? — со смехом воскликнул он. — Видно, радость совсем вскружила вам голову…
— Да, она действительно произвела во мне перемену, о которой я и хочу поговорить с вами, — продолжал Моор, все еще не поднимая головы.
— Говорите, говорите, дорогой товарищ! Только знаете ли что, отчего бы вам сначала не представить мне своего сына? Мне бы очень хотелось поскорее его увидеть. Мой сын Пит уже в восторге от него, и вся наша молодежь тоже сгорает