Читать интересную книгу Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах - Дзиро Осараги

С этими словами он почтительно пододвинул госпоже полученное от Кураноскэ послание.

До той поры внимательно наблюдавшая за Ёдзаэмоном, она перевела взгляд на письмо, лежащее на татами. Стало очень тихо. В это мгновение луч зари, проникнув из сада, коснулся понизу бумажных сёдзи, и комната озарилась светом.

«Осмелюсь почтительно приветствовать вас, сударь. Отрадно слышать, что вы находитесь при ее светлости, пребывая в добром здравии. Примите уверения в моем полном понимании того, сколь огорчительно явилось для ее светлости и для вас случившееся с князем Даигаку — его понижение в должности и ссылка в выделенный ему отдаленный лен, в край Гэй. Однако в наше время следовало ожидать подобных невзгод. Примите мою признательность, сударь, за то, что в столь тяжкую пору вы верой и правдой служите ее светлости».

На этом кончался первый параграф письма Кураноскэ. Ёсэн-ин стала читать дальше.

«Как известно вашей светлости, прошлой зимой в Ако мне была вверена на сохранение клановая казна. Должен сказать, что с прошлого года я понемногу тратил хранившиеся у меня деньги по различным статьям расходов. Подробный отчет о произведенных тратах составлен мною в письменном виде. Начиная с девятнадцатого марта прошлого года все расходы, будь то в золоте, серебре или рисе, регистрировал Тёсукэ Ято в особом журнале. При этом тщательно отмечались поименно все получатели с приложением расписок, векселей и т. д. Все указанные отчетные документы я собрал и привел в порядок».

Дочитав до этого места, Ёсэн-ин снова вернулась к упоминанию о «различных статьях расходов». Что-то шевельнулось у нее в груди, и сердце забилось чаще. Она заметила, что и Ёдзаэмон объят волнением.

«Четвертого июня прошлого года я перевез вверенную мне казну в Ямасину, где и хранил ее в своей усадьбе, продолжая постепенно расходовать деньги и делая притом соответствующие записи в расходном журнале. Однако ни гроша из этих денег не было мною потрачено на личные нужды. Извольте при случае взглянуть собственными глазами на записи и в оном убедиться. Все векселя и расписки прилагаются. Во избежание кривотолков я счел нужным представить подробный финансовый отчет. Будьте добры пояснить отдельные положения ее светлости в случае, если у нее возникнут вопросы. Как я и обещал прошлой зимой, все описано и перечислено по пунктам.

Вероятно, мне следовало отчитаться также перед его светлостью князем Даигаку. Не откажите в любезности: по ознакомлении с представленными документами соизвольте также поставить в известность князя, ныне пребывающего в краю Гэй.

Из указанных денег, что были мною приняты на сохранение в Ако, личная доля ее светлости составляет более пяти каммэ[177] серебра. Это обстоятельство также было мною отмечено в расходном журнале. Согласно приложенным документам, я намеревался прошлой зимой все изложить его светлости князю Даигаку, буде он станет во главе клана, и вручить ему деньги, однако в связи с убытием его светлости Даигаку в край Гэй оная статья расходов отпала. Тем не менее большие средства были отпущены на другие нужды, так что порой ощущалась и недостача. Так или иначе я прилагал все старания к тому, чтобы средства клана, вверенные мне, расходовать по возможности бережно и покорнейше прошу принять сие обстоятельство во внимание. Соблаговолите ознакомиться с записями в журнале регистрации Тёсукэ, а также с приложенными документами, дабы составить ясное представление о состоянии финансов…»

Письмо было очень длинное. Кураноскэ подробно освещал мельчайшие факты. В частности, объяснял, что, поскольку сменился владелец замка Ако, он, Кураноскэ, решил снять арест, наложенный на имущество Куробэя, тем более что последний оказался в нищете, и вернуть хранившееся в доме добро хозяину. Из послания явствовало, что общественные средства все это время находились под надежным присмотром, а каждая статья прихода и расхода была основательно подкреплена документами.

Вдобавок постскриптум к письму как бы между прочим сообщал:

«Ныне, как и было условлено заранее, верные вассалы вашей светлости числом пятьдесят человек собрались в Эдо. Надеемся, в скором времени дух его светлости Рэйко-ин, Опочившего в Обители Хладного Сияния, узрит, как мы выполним его завет».

Ёсэн-ин внезапно прикрыла письмом лицо. Ёдзаэмону видно было только, что брови ее подергиваются.

— Так вот оно что… — произнесла она наконец дрогнувшим голосом.

На белой щеке княгини блеснул след от слезы. Вновь простершийся ниц Ёдзаэмон слышал, как зашуршали шелка и княгиня направилась к себе в комнату, служившую ей часовней. Подняв глаза, он увидел госпожу, замершую на циновке в земном поклоне.

Повинуясь приказу командора, Гэнго Отака под видом торговца мануфактурой Симбэя решил срочно наведаться в обитель Сихо-ан и попроситься в ученики к мастеру чайной церемонии. Сохэн Ямада, чья школа помещалась в Сихо-ан, изучал искусство чайной церемонии у Сэн-но Сотана и, таким образом, был прямым продолжателем традиций Сэн-но Рикю.[178] Будучи человеком известным в Эдо, он пользовался расположением одного из приближенных сёгуна Нагасигэ Огасавары Садоноками. Дом Сохэна находился в квартале Такахаси, в Фукагаве. Добравшись до места, Гэнго обнаружил, что получить доступ к мастеру легче, чем можно было ожидать. Он представился как торговец мануфактурой Симбэй из Киото, который частенько наведывается в Эдо по своим коммерческим делам, и попросил разрешения время от времени брать у мастера уроки. Сохэн, поговорив с посетителем, нашел его человеком вполне достойным и не усмотрел никакого повода для отказа. В конце концов ведь в изящных искусствах и развлечениях не существует различий между четырьмя сословиями.[179]

— Что ж, беру я недорого. Пожалуй, что я готов вам давать уроки, — промолвил он в ответ.

Обрадованный Гэнго вручил наставнику приготовленное заранее первичное подношение[180] и с тем удалился. Учитывая, что Сохэн состоял в той же школе, что и Кира, а также то, что для Гэнго дело было совершенно новое и ему было необходимо в кратчайшее время оказаться допущенным к урокам, подношение было очень внушительное, но Сохэн, как заметил Гэнго, был человеком вполне бескорыстным и ничто, кроме Пути чая, его не увлекало. Принимать учеников для него тоже было скорее в удовольствие, так что Гэнго в глубине души даже стало стыдно.

И Сохэн, и Гэнго в своем первом впечатлении о собеседнике не обманулись. Сохэна действительно в этом мире ничего не интересовало, кроме его профессионального мастерства, которому он отдавался ревностно и самозабвенно. Что касается Гэнго, назвавшегося торговцем мануфактурой Симбэем, то он тоже имел определенное влечение к искусствам — будучи весьма искушен в тонкостях сложения хайку, он был способен постигнуть сокрытый за ними огромный мир, что существенно отличало его от заурядного лавочника. За какие-нибудь несколько дней занятий учитель и ученик так духовно сблизились, что буквально не могли обойтись друг без друга. Незаметно для себя Гэнго стал воспринимать ежедневные посещения дома в Такахаси не столько как задание, сколько как отрадное времяпрепровождение, хотя при этом, разумеется, не забывал и о поручении, ради которого ему доверили эту миссию.

Впервые ему довелось услышать имя Киры из уст мастера Сохэна спустя неполные две недели после того как он был принят в ученики, в начале декабря. Когда урок был окончен и Гэнго уже собирался было уходить, мастер спросил:

— Вы когда в следующий раз придете?

— Собираюсь послезавтра, — отвечал Гэнго.

— Послезавтра у нас пятое. Ну, в таком случае я вас попрошу прийти немного пораньше. Вечером я отправляюсь в усадьбу одного вельможи в Мацудзаку. Мы с ним занимались в одной школе, так что я стараюсь бывать у него на чаепитиях, — пояснил мастер.

«Итак, пятого числа в квартале Мацудзака намечается чайная церемония», — молнией сверкнула мысль в голове у Гэнго. Раз там состоится чаепитие, сам Кира наверняка будет ночевать в усадьбе. Гэнго с трудом сдерживал сердце, которое так и рвалось из груди.

— Что ж, хорошо, я приду пораньше, — сказал он как ни в чем не бывало, что стоило ему немалых усилий, и тихо встал, собираясь откланяться. Между тем ему ужасно хотелось пуститься в пляс, как простому мужику, с воплем «Попался!»

Отослав письмо Ёдзаэмону, неотлучно находившемуся при вдове князя, и отчитавшись таким образом о состоянии казенных денег, Кураноскэ теперь намеревался любой ценой нанести решительный удар до конца года, что, по его расчетам, было вполне реально. Накануне того дня, когда Гэнго Отака доставил полученные им сведения из обители Сихо-ан, Кураноскэ собрал всех соратников в чайной подле храма Хатимана в Фукагаве — он хотел укрепить дух единения в сердцах друзей и поддержать в них решимость, которая потребуется в ночь штурма.