– Так вы хотите распять дьяволенка? Принести его в жертву? Простите, но я мог бы обвинить вас в своеобразной мести дьяволу...
– Ради спасения своих братьев я принесу в жертву тысячу таких дьяволят, больше! Мне безразлично, как вы это назовете. Раймон никогда не станет Совершенным, он будет сидеть на троне Тулузы и защищать нас, катар. И это будет правильно и справедливо. Аминь.
– Аминь, – прозвучало у меня за спиной. Я дернулся. Рядом со мной стоял Раймон.
Искушение Раймона
– Прирезать? – Я тихо тронул Романе за плечо, он отвернулся, смахивая слезы.
– Астролога? Бог с ним, пусть живет, небо коптит, что мне до него, только грех на душу брать.
– А катара? – Я первым ухватился за лестницу, поддерживая мальчика.
– Перед посвящением? Дурак!
– Так вы все-таки собираетесь его принять? – От волнения я чуть не потерял равновесие, но вовремя удержался на месте, прижимая лестницу и стоящего на ней Раймона к стене.
– Это мой путь. Астролог же сказал – подальше от власти.
– Но он еще сказал, что вы избраны, что без вас Тулуза погибнет. Все мы...
– Что мне все? – Раймон презрительно засмеялся. – Как расцветет, в общину. Я был кротким месяц. Если здесь еще немного поживу, точно кого-нибудь порешу.
Мы достигли земли, и я, спрыгнув, подал Романе руку.
Весь следующий день мы провели в седлах, редко отдыхая и варя на привалах походную кашу. Романе был мрачнее обычного и ни с кем не разговаривал. Двигались мы, однако, медленнее, чем в прошлый раз, поэтому к Ла-Рош-сюр-Йон, где собирались заночевать, не успели добраться до заката.
Сумерки делали леса таинственными и волшебными. Один из воинов взял в руки трехструнную гитару и тихо запел старинную балладу. Романе не захотел заночевать в лесу, и мы двигались теперь по проселочной дороге в сторону ближайшей деревеньки, где рассчитывали найти приют.
Меж деревьев невдалеке поблескивало озерцо. Над водой клубилась легкая дымка, точно шарф подводной дамы. Чьей-то дамы сердца. Интересно, есть ли у меня сердце? А у Раймона? А если сердца нет, полагается ли иметь даму сердца?
Благодаря моему росту и телосложению многие бывалые воины почитали меня за старшего. Мне же шел двадцать первый год жизни. Никчемной, если подумать, жизни. Моей дочери уже, должно быть, исполнилось года два. Жива ли она? Хотя, что с ней сделается?
Я чуть было не заснул в седле, когда кто-то из лучников толкнул меня в бок. Я тут же протер глаза. Откуда-то доносился устойчивый запах гари.
– Деревня должна быть справа? – Я поднялся на стременах и сделал отряду знак остановиться.
– В чем дело? Там, должно быть, разбойники грабят крестьян! А мы, рыцари, будем на это смотреть? – налетел на меня Раймон.
– Зачем же смотреть, можно и отвернуться. – Я сплюнул. – Мое дело доставить вас в целости и сохранности, а не бегать по полям и лесам за лихими людишками да в поисках чужих стрел на свою голову.
– Тогда я сам пойду в деревню. И пусть меня убьют! – Конь под Романе рыл копытами землю.
Я махнул старшему, чтобы тот подъехал поближе. Решение далось мне немалыми усилиями. Раймон молод и безоружен. Его нужно охранять, но и людям нужна помощь. Я разделил отряд надвое. Половину отослал вперед в горящую деревню, с другой половиной решил пройти мимо, по возможности не ввязываясь в бой и защищая Раймона.
На первый взгляд все складывалось вполне нормально, но не успел передовой отряд скрыться за поворотом дороги, а наш перестроиться для нового марша, как вдруг на дорогу рухнуло здоровенное дерево, напугав коней скачущих перед отрядом герольдов. Двое юношей рухнули наземь, я схватил поводья коня Раймона левой рукой и, прикрывая себя и молодого хозяина щитом, повернул на боковую тропку.
Идущие за нами повозки с провиантом и оружием не могли повторить этого маневра и оказались отрезанными.
Несколько воинов последовали за нами, но я сосредоточился на защите Раймона, полагая, что лучники сумеют позаботиться о себе сами.
Сразу две стрелы врезались в мой щит, я пришпорил коня, не разбирая дороги и стремясь любой ценой вырваться из кольца засады.
Ветки стегали нас по плечам, под Романе встрепенулась, встала на дыбы и тут же рухнула лошадь. В последний момент я успел сгрести юного господина и перетащить его на круп своего коня.
Вскоре мы вырвались из леса, и тут же навстречу моему коню вылетели два всадника. Я спихнул Раймона на землю, и он скользнул в густую рожь, сам же я бросил на землю щит и, обнажив огромный меч, ринулся навстречу врагам. Меч первого всадника оказался на локоть короче моего. Так что я успел сразить противника еще до того, как его меч сделался для меня опасным, после чего мой конь умчал меня на встречу со вторым нападавшим. Не успев поднять меч во второй раз, я развернул его острием в сторону врага, точно это не меч, а турнирное копье, и наклонил голову так, чтобы через прорезь в шлеме не видеть, что произойдет.
В последний момент конь подо мной дернулся, а меч с глухим чавком вошел во что-то твердое. Я чуть было не вылетел из седла, ошалело сбрасывая с себя еще дергающееся тело противника и обливаясь его кровью.
Давясь кровью и пеной, мой конь сделал еще пару шагов и рухнул в траву. Оказывается, меч второго нападавшего чиркнул его по шее, так что после сшибки я скакал на мертвом жеребце.
Я огляделся. Стемнело. В лиге от меня догорала деревня, оттуда слышались крики и звуки боя. Романе я оставил к югу от деревни. Не вытирая меч, я побежал что было сил в ту сторону, где, по-моему, ждал меня молодой господин.
Когда я почти уже разглядел накренившееся дерево и стоящего под ним человека, откуда ни возьмись на меня набросились трое убийц.
Увидев, что мне не до него, безоружный Раймон спрятался за дерево. Я бился как* черт, со стороны деревни мне на помощь бежал паж Людовик. Ловко орудуя цепью, он взял на себя одного из нападавших, стараясь садануть врагу по открытой голове или затянуть это гибкое оружие на шее.
Отбиваясь от своих противников, я не мог отослать Людовика к Раймону или послать его за подмогой. К слову, оба моих разбойничка были отличными мечниками, так что мне пришлось повозиться, прежде чем удалось обезоружить хотя бы одного из них, отрубив ему кисть руки, все еще сжимающую меч.
Я оглянулся в сторону Раймона, но вместо него увидел лишь одетую в светлую рубашонку босоногую девочку, со всех ног улепетывающую от несущегося за ней негодяя. С той стороны уже пылала рожь. Валяющийся у меня под ногами негодяй тщетно пытался остановить кровь, сжимая искалеченное запястье и вопя так, что я не слышал ни криков девочки, ни звона наших мечей. Раймона я не видел.