Это единственное место в этом доме, которое по-настоящему принадлежит мне.
Грэм выгибает бровь.
— Значит, это твоя комната.
Плюхаюсь на кровать и откидываюсь назад, закидывая руки за голову.
— Да, верно.
Он придвигается ближе к моему столу. Из высокого окна открывается вид на Центральный парк.
— Это мое любимое место.
— Понимаю. — Он проводит пальцами по обложке моего альбома для рисования, лежащего на столе. — Диана сказала, что ты раньше рисовала.
— Мы с Эриком ходили в парк и сидели на большом одеяле. Он рисовал, а я делала наброски. Мы бы говорили о смысле жизни или придумывали сценарии о проходящих мимо людях. — Легкая улыбка трогает мои губы. — Мне действительно не хватает этого.
Грэм опускается рядом со мной на матрас.
— Я знаю, что ты имеешь ввиду. — Он проводит по моей щеке тыльной стороной ладони.
— У тебя есть братья или сестры?
— Сестра.
Мои брови приподнимаются.
— Ты никогда не говоришь о ней.
Он отодвигается дальше, пока его спина не ударяется о спинку кровати.
— Ее зовут Джен. У нее есть дочь Гвенни.
— У тебя племянница?
Он кивает, погруженный в свои мысли, оглядывая мою комнату.
— Расскажи о них. — Кладу голову ему на плечо и закрываю глаза, позволяя звуку глубокого голоса успокоить меня.
— Джен на год младше меня. Мы всегда были близки. Присматривали друг за другом. Она всегда поддерживала меня, ходила на каждый мой бой. После смерти мамы, я был в выпускном классе средней школы. И на какое-то время потерял себя. Напивался, пропадал на несколько дней, возвращался домой весь в синяках после драк со случайными мужчинами вдвое крупнее меня и крови. Джен вытащила меня из этого ада
— Как?
Его грудь поднимается и опускается, когда он находит мою руку и переплетает наши пальцы.
— Однажды ночью, после того как меня не было несколько дней, она отправилась на мои поиски. А именно в плохую часть города, и ее нашли не те люди.
Его рука сжимает мою, и я сжимаю ее в ответ, давая ему понять, что здесь ради него.
— Кто-то изнасиловал ее. Затащил в переулок и овладел силой. Она пострадала из-за меня. Когда наконец вернулся домой и узнал, что произошло… Просто не мог в это поверить. Кто-то причинил боль моей младшей сестренке, потому что я был эгоистом и думал только о себе. Знал, что должен что-то изменить.
Поднимаю голову и поворачиваюсь к нему лицом, сжимая его руку.
— Грэм, ты не можешь винить себя за это. Единственный человек, которого следует винить, — это парень, который сделал это с ней.
Он пожимает плечами, и я знаю, что он мне не верит.
— Единственное, что из этого вышло хорошего, — это Гвенни. Джен оставила ребенка вопреки желанию моего отца, и теперь у нее самая удивительная маленькая девочка. — Улыбка Грэма горько-сладкая.
— Она бы тебе понравилась. Такая же вспыльчивая, как и ты.
— Мне бы хотелось однажды с ней познакомиться.
Глаза Грэма встречаются с моими.
— Я бы с удовольствием. — Удовольствие… Любовь…
От одного этого слова по коже бегут мурашки. Так вот что это такое? Разум кричит мне бежать, в то время как сердце влечет к нему, мое тело горит в его присутствии. Сидим здесь в моей комнате, месте, где не бывал никто, кроме моих самых близких друзей, делимся самыми глубокими историями боли и правды, раскрываем души, и находим утешение друг в друге… это, конечно, очень похоже на то, какой я представляла себе любовь. Я никогда раньше этого не чувствовала.
Никто не давал мне повода полагать, что такое чувство существует.
— Что? — Грэм заправляет прядь волос мне за ухо. — Что происходит в этой милой головке? — Кажется, я влюбляюсь в тебя.
Должна ли я сказать ему?
Что, если он не чувствует того же?
А что, если да?
— Грэм, я… — Проглатываю эмоции, застрявшие в горле, и пытаюсь выдавить из себя слова.
Но мне и не нужно этого делать, потому что губы Грэма впиваются в мои.
Сильный и властный, его поцелуй высасывает весь воздух из моих легких. Я застигнута врасплох, но осознание этого не занимает много времени. Его губы прижимаются к моим, бархатисто-мягкие и теплые. Целую его так, словно он вода, а я застряла в пустыне больше чем на столетие.
Забираюсь к нему на колени и, оседлав парня, беру его лицо в ладони и притягиваю ближе. Грэм хватает меня за затылок, сжимая в кулаке мои волосы, удерживая именно там, где он хочет. Мои губы приоткрываются, и язык высовывается в поисках его. Мы оба стонем, когда нахожу, то что искала, углубляя наш поцелуй.
Наши рты двигаются синхронно, горячие и влажные, отдающие и берущие, медленные и всепоглощающие. Нет ни напряжения, ни здравого смысла
— Наконец-то! — Есть только желание, страсть, здесь и сейчас. Чем дольше мы целуемся, тем более неистовыми становимся.
Грэм срывает мою футболку вверх и через голову, а я вцепляюсь в его, пока он не заводит руку за шею и не сдергивает ее. Наши губы тут же соединяются снова, не в силах вынести тех нескольких секунд, что были врозь. Моя обнаженная грудь вплотную прижимается к его, и моя кожа горит от соприкосновения.
Я стону, он кряхтит, в нашем поцелуе одна первобытность. Он тверд как скала подо мной, и я двигаю бедрами, чтобы создать трение, в котором так отчаянно нуждаюсь. Руки Грэма взлетают к моей заднице, покачивая меня взад-вперед на себе, толкая и притягивая, беря под контроль, то, что ему нужно.
— Да, Грэм. — Мой голос хриплый и нуждающийся. — Возьми меня, умоляю. — Но мои слова произвели эффект ведра холодной воды.
Движения парня замирают, и губы отрываются от моих. Тяжело дыша, он закрывает глаза.
— Боже, Эва. Я чертовски сильно хочу тебя.
Приподнимаю его подбородок, пока он не встречается со мной взглядом.
— У тебя есть я, Грэм и тоже хочу тебя. Мы не должны останавливаться.
Он разочарованно выдыхает и отодвигает меня от себя, его глаза умоляют.
— Я не могу. Не так. Не сейчас, когда работаю на твоего отца.
— Серьезно? Ты слишком этичен, чтобы быть со мной, пока работаешь на моего отца? — Ничего не могу поделать с насмешливым тоном, сквозящим в моих словах. Я тянусь через край кровати за своей рубашкой и сердито натягиваю ее через голову.
— Клянусь, Эва. Когда придет время, мы будем вместе. Просто не хочу пользоваться этой ситуацией, тобой.
— Это из-за денег? Ты боишься, что мой отец тебя уволит? Потому что у меня достаточно денег для нас обоих.
Грэм проводит рукой по волосам, на его лице появляется страдальческое выражение.
— Да, мне нужны деньги, но я не возьму твои. Я забочусь о тебе, Эва. Не хочу все испортить. Мне просто нужно время.
— Время для чего? Чего ты ждешь?
— Я хочу… Мне нужно собраться с силами. Моя жизнь — сплошной бардак. По крайней мере, была когда-то. Я не был готов к встрече с тобой, но теперь, когда ты здесь, хочу стать лучше. Хочу все делать правильно. — Он наклоняется, запечатлевая нежнейший поцелуй на моих губах. — Ты можешь доверится мне?
Смотрю ему в глаза, не зная, чему верить. Моя голова и сердце говорят две разные вещи. Но я не могу отрицать того, что чувствую к нему. Не могу сказать, что он не держит мое сердце в своих руках, когда говорит такое.
Если ему нужно доверие, тогда я дам его.
Поэтому просто киваю и проглатываю свои сомнения.
— Да, я доверяю тебе.
Грэм вздыхает с облегчением.
— Есть еще кое-что, что ты должна знать. Когда говорю, что мне нужны деньги, это потому, что я посылаю своей сестре чеки каждые две недели. Таким образом, она сможет сводить концы с концами и покупать Гвенни все, что ей нужно. Она разрывается между арендной платой и зарплатой для няни, чтобы та присматривала за ней, пока она на работе.
Мое сердце сжимается, и внутреннее смятение на время утихает. Я протягиваю руку и глажу его по красивому лицу.
— Ты хороший человек, Грэм.
Он целует мою ладонь, затем прижимается губами к моему лбу.