— Как продвигается мероприятие?
Пожимаю плечами.
— Неплохо.
Он вздыхает, снимает очки и кладет их на стол.
— Почему ты всегда усложняешь разговор?
— Почему ты делаешь акцент на такие незначительные темы для разговора?
Он откидывает голову назад.
— Я думал, это мероприятие важно для тебя.
— Благотворительность всегда важна для меня. Хочешь обсудить психическое здоровье, папа? Я вся во внимание. Пожалуйста, скажи, что ты думаешь о депрессии.
— Ты ведешь себя так, словно ты единственная, кто потерял Эрика.
— А ты, как будто его никогда не существовало.
Папа усмехается.
— Глупости.
— Правда? Оглянись вокруг. Ты убрал все его фотографии до единой. Маму я еще понимаю. Но Эрик? Он все еще твой сын, даже несмотря на то, что его больше нет. И все же ты отдал его вещи на хранение и избавился от каждой его частички, которая была в этом доме!
Папины брови сходятся вместе, и его рот открывается, но не издает ни звука.
— Ты даже не спросил меня, — говорю гораздо тише, чем раньше. — Ты не поинтересовался, хочу ли я что-нибудь из его вещей или что чувствовала, когда все это случилось. То, что чувствую сейчас. Ты никогда этого не делаешь.
Папины глаза наполняются слезами, когда он качает головой.
— Я… Мне жаль, Эванджелина. Не думал…
Встаю со стула.
— В этом-то и проблема. Ты не подумал. Думаешь только о себе.
После чего разворачиваюсь и ухожу, и папа не пытается меня остановить. Он продолжит и дальше чувствовать себя так, потому что ему недостаточно все равно, чтобы попытаться это исправить.
По пути на кухню я бросаю взгляд на входную дверь.
Что Грэм там делает?
Он голоден?
Ему стало скучно? О чем он думает?
Плевать.
Я достаю из холодильника все, что мне нужно, и складываю в хозяйственную сумку.
ГРЭМ
— ТЫ, БЛЯДЬ, С УМА СОШЛА?
Мой вопрос риторический. Я уверен, она сумасшедшая.
Эва сидит на краю крыши, свесив ноги над городом, который находится в 1396 метрах под нами.
С улыбкой на лице.
Потому что она сумасшедшая.
— Брось, Эва. Один порыв ветра, и ты слетишь с крыши.
— Тогда, думаю, хорошо, что сегодня ночью не ветрено.
Свирепо смотрю, а она улыбается.
— Здоровяк боится высоты. Никогда бы не подумала.
— Не боюсь высоты, — говорю я. — Боюсь, ты разобьешься насмерть.
— Я не упаду. Ты здесь, чтобы защитить меня, помнишь?
— Я телохранитель, а не супергерой.
Она протягивает ко мне руку.
— Просто посиди со мной тридцать секунд, и я спущусь.
— Не дождешься.
Она пожимает плечами и вскакивает на ноги, идя вдоль края здания, словно по натянутому канату.
Сердце в груди подскакивает к горлу.
— Эва, пожалуйста.
— Тридцать секунд — это все, что потребуется, чтобы я спустилась.
Моя челюсть сжимается, когда раздраженный вздох выходит из меня.
— Ладно.
Эва снова опускается вниз, оседлав крышу так, что только одна нога свисает с края. Она похлопывает по пространству перед собой, и сажусь лицом к ней.
— Ты пришла сюда одна?
— Иногда. Раньше приходила сюда со своим братом, — говорит она.
— У тебя есть брат?
— Был.
У меня сжимается грудь.
— Что случилось?
— Он покончил с собой в прошлом году.
О Боже. Вот кто такой Эрик.
— Эва, мне очень жаль.
Она пожимает плечами и смотрит вниз на всех людей, суетящихся на улицах внизу.
— Он обычно говорил, что страха не существует. Что его создал наш разум, и если мы позволяем ему управлять нами, то становимся пленниками внутри собственных тел. Он ничего не боялся. Даже смерти.
— Теперь я понимаю, откуда в тебе эта безрассудная жилка.
Она улыбается, настоящей искренней улыбкой, и что-то сжимает мое сердце. Даже в мешковатых спортивных штанах и толстовке с капюшоном, с влажными волосами она потрясающе красива.
— У меня есть правило: делать то, чего боюсь. Если я преодолею страх, тогда он больше не сможет контролировать меня.
Киваю.
— И это заставляет тебя чувствовать себя ближе к нему.
Ее улыбка исчезает, когда она смотрит мне в глаза.
— Ты знаешь меня всего пару дней, но, кажется, понимаешь лучше, чем люди, которые знали всю жизнь. Почему так?
— Дело не в количестве времени, которое ты проводишь с кем-то.
— Тогда в чем же?
— Все дело в качестве того времени, если действительно прислушиваешься к тому, что говорят люди, даже когда они вообще ничего не говорят. Ты тоже должна слушать молча. Именно тогда люди говорят больше всего.
Подбородок Эвы вытягивается.
— Я бы хотела послушать Эрика. Может быть, ты смог бы услышать то, чего не смогла услышать.
Я невольно протягиваю руку и обхватываю ладонями ее лицо.
— Здесь нет твоей вины, Эва. Ты лучше, чем кто-либо другой, знаешь, как мы пытаемся скрыть самые темные стороны самих себя, те части, которые нам слишком стыдно показывать людям.
— Что ты скрываешь, Грэм? Чего стыдишься?
Ее вопросы поразили меня, как удар под дых. Я тщательно подбираю слова, прежде чем ответить.
— Мне стыдно хотеть того, чего не должен.
— Например, что?
— Другой жизни. Начать все с чистого листа. Хоть раз в жизни сделать что-нибудь эгоистичное.
Мой взгляд падает на ее губы, и мне требуется вся сила воли, чтобы не притянуть их к себе.
— Хотеть тебя.
Черт, мне не следовало этого говорить.
— Почему ты не должен хотеть меня? — Ее голос едва слышен.
— Потому что я не могу дать тебе то, чего ты заслуживаешь.
— Что, если я скажу, что все, что ты можешь предложить, будет достаточно?
Она прикусывает нижнюю губу, в ее глазах появляется сожаление, как только слова слетают с ее губ.
Моя храбрая девочка.
Прежде чем успеваю остановить себя, я протягиваю руку и большим пальцем оттягиваю ее губу между зубами, скользя по пухлости. Как легко было бы поцеловать ее прямо сейчас. Эва ждет, когда я сделаю первый шаг. Вижу желание в ее глазах, как грудь поднимается и опускается между частыми вздохами. Она хочет этого так же сильно, как и я.
Но я не могу.
Не сейчас, когда действую за спиной девушки и ищу способы разрушить бизнес ее отца.
Еще одна вещь, которую мой отец разрушает во мне.
Моя рука падает на колени, где ей и положено оставаться.
— Ты заслуживаешь большего, чем просто достаточно, Эва. Никогда не соглашайся на меньшее, чем то, чего хочешь.
Она кивает, уголки ее рта опускаются.
— Ладно, Здоровяк. Твои тридцать секунд истекли. Давай спускаться.
ГЛАВА 6
ЭВА
— ПРОСТИ ЗА ВЧЕРАШНЕЕ.
Диана отмахивается от меня.
— Не стоит. Все в порядке.
— Нет, Ди. Это не нормально. Мне не следовало так на тебя огрызаться. Ты мой лучший друг, и просто пыталась помочь.
Она кивает.
— Это правда. Мне больно видеть тебя расстроенной.
— Знаю. — Я протираю глаза, а затем провожу пальцами по волосам, тяжело выдыхая. — Впрочем, ты прав. Если расстраиваюсь, то с концами.
— Уже почти время ужина, а ты проработала весь обед. Я никогда раньше не видела тебя такой.
Смотрю вниз на все карточки с местами, разбросанные вокруг.
— Мы только наполовину закончили с рассадкой гостей. Я просто хочу покончить с этим, чтобы уже не думать об этом.
— Мы опережаем график. Не загоняйся.
Я бросаю взгляд в противоположную сторону комнаты, где находится Грэм.
— Наверное, просто пытаюсь чем-то себя занять. Мыслями о том факте, когда Грэм признался, что хотел меня прошлой ночью.
За этим следует тот факт, что он стыдится этого.
Он считает себя недостойным, чем я заслуживаю, словно я хочу такого же роскошного образа жизни, в котором родилась. Но для счастья мне не нужны деньги. Мой мир и так наполнен дорогими вещами, но я существую, будто пустая оболочка самой себя, мертвая внутри. Ничто здесь не заставляет меня чувствовать себя живой.