Читать интересную книгу Рыцарь времен протекших... Павел Первый и масоны - Борис Башилов

Раньше всего план свержения Павла возник не у кого-либо другого, а у племянника его воспитателя Н. И. Панина — у Никиты Петровича Панина. Панин проектировал ввести регентство над "сумасшедшим" Павлом, причем регентом над "помешавшимся" отцом должен был быть воспитанный швейцарским масоном Лагарпом в республиканском духе, Александр. То есть дворянство и масоны не желали считаться с введенным Павлом I законом о престолонаследии и возвращались к утвердившейся после Петра практике возведения на Престол Государей, устраивающих дворянство.

План регентства обсуждался Паниным в глубокой тайне и имел все черты заговора. Проф. Зызыкин в своей книге "Тайны Императора Александра I", оправдывает организацию заговора Никитой Паниным.

"Действовать открыто и благородно было невозможно, и никто из друзей Панина не осудил его за этот план"(?!).

Заговор Панина не удался, так как в 1800 году Н. П. Панин был удален Павлом из столицы. Но Панин только сделал вид, что отстранился от участия в заговоре, но на самом деле принимал в нем участие и пользовался большим влиянием среди заговорщиков. Это доказывает его присутствие во дворце в ночь убийства Павла.

В дневнике Пушкина за 1834 год имеется следующая запись о том, как к Трощинскому, находившемуся в опале, в 2 часа ночи приехал фельдъегерь. Трощинский думал, что его вызывает Павел.

"Трощинский не может понять, что с ним делается, -  пишет Пушкин. - Наконец видит он, что ведут его на половину Великого Князя Александра. Тут только догадался он о перемене, происшедшей в государстве. У дверей кабинета встретил его Панин, обнял и поздравил с новым Императором".

Каким образом Н. П. Панин мог оказаться в Зимнем Дворце через два часа после убийства, если он не был активным участником заговора?

О том, что Панин играл видную роль в заговоре и убийстве Павла свидетельствует и отношение к нему Александра I и Николая I. Александр I вскоре удалил Панина и запретил жить ему в Петербурге, так же, как и Палену. Николай I оставил это распоряжение в силе.  

II

После удаления Павлом Никиты Панина из Петербурга во главе заговора становится прибалтийский немец Пален, втершийся в доверие к Павлу. Пален стремится уже не к установлению регентства и даже не к свержению Павла, а ставит целью заговора убийство Павла I.

Пален, по характеристике Ростопчина, был настоящий демон интриги и истинный сын Маккиавелли. И, действительно, читая циничные признания Палена о том, как он обманывал Павла, Императрицу, сыновей Павла, видишь, что этот человек совершенно лишен совести. Не лучше были в нравственном отношении и другие участники заговора. Каждый из них по справедливой оценке Ростопчина "заслуживал быть колесованным без суда".

1 октября 1797 года Пален так распинался в своей преданности Павлу I: "...уведомился он о всемилостивейшем помещении его на высочайшей службе, просил удостоить принять подобострастное приношение живейшей благодарности и купно всепреданнейшего уверения, что он жизнь свою по гроб посвящает с радостью высочайшей службе и для того перед лицом его, Государя, повергает себя к освященным стопам Его Величества".

А после убийства Павла, получивший от Павла I графское достоинство, Пален цинично заявлял, что "за что другое, а за это сумею дать отчет Богу".

Как все благородные люди, Павел был доверчив. На использовании этой черты характера Павла и построил свой план действия Пален. Он бесстыдно пользовался доверчивостью Павла, изображая действительно преданных ему лиц, как Аракчеева и Ростопчина и других преданных Павлу людей — как его тайных врагов, а тайных врагов Павла, участников заговора, изображал, как самых преданных ему лиц.

Пален достиг высоких постов и заслужил доверие Павла в результате сложной интриги, проведенной заговорщиками против Аракчеева. Заговорщикам удалось оклеветать Аракчеева и добиться удаления его из Петербурга. На место Аракчеева заговорщиками единодушно был рекомендован Пален. Пален стал начальником полиции и тайной канцелярии. Пален рекомендовал Павлу уволить "ненадежных" лиц и заменить их участниками заговора.

"...Масоны постепенно осуществляют план полного окружения Императора. Гр. Пален, оставаясь петербургским военным генерал-губернатором, сосредоточил в своих руках все нити государственного управления. Генерал-прокурором был назначен масон П. В. Лопухин. Были приближены ко двору масоны Голенищев-Кутузов, обер-гофмаршал Нарышкин и обер-камергер гр. Строганов.

Масон Кочубей, друг детства наследника Александра Павловича, в 1798 г. был назначен вице-канцлером и возведен в графское достоинство. В 1801 г., по удалении гр. Ростопчина, по-прежнему вице-канцлером стал кн. А. В. Куракин. Генерал-прокурор Обольянинов, член масонской шайки, в 1800 г. был назначен заведующим Тайной Экспедицией. Это назначение было громадным завоеванием масонов. Рожерсон в письме к гр. Воронцову писал: "...теперь, слава Богу, у нас есть свой".[28]

Павлу Пален давал понять, что он не может надеяться на верность своей жены и своих сыновей. Сыновьям же Павла и Императрице Пален сообщал, что Император считает их участниками заговора против него и что он намеревается заключить Императрицу в монастырь, а сыновей в крепость.

Великого Князя Александра Пален долго и искусно провоцировал, прежде чем он получил от него согласие на свержение отца. Тут необходимо опять отметить, что первый, кто начал настраивать Александра против отца, был гр. Н. П. Панин.

"Паниным, — как пишет друг Александра Чарторыйский, — были пущены в ход все доводы, чтобы подействовать на душу молодого князя, чтобы вынудить у него решение принять участие в деле, столь сильно идущим вразрез с его чувствами. Вполне возможно, что сам Пален настоял, чтобы Павел выслал Панина, дав ему понять о том, какие разговоры тот ведет с князем, так как Пален стоял не за регентство, а за убийство Павла. Палену нелегко удалось уговорить Александра дать свое согласие на участие в заговоре".

"Я, — говорил Пален, — старался разбудить самолюбие Александра и запугать альтернативой — возможностью получения трона, с одной стороны, и грозящей тюрьмой или даже смертью, с другой. Таким образом мне удалось подорвать у сына благочестивое чувство к отцу и убедить его принять участие в обсуждении вместе со мной и Паниным способов, как ввести эту перемену, необходимость которой он и сам не мог не признавать...

Сперва Александр был видимо возмущен моим замыслом. Он сказал мне, что вполне сознает опасности, которым подвергается Империя. а также опасности, угрожающие ему лично, но что он готов все выстрадать и решился ничего не предпринимать против отца...

Я не унывал, однако, и так часто повторял мои настояния, так старался дать ему почувствовать настоятельную необходимость переворота, возраставшую с каждым новым безумством, так льстил ему или пугал его насчет его собственной будущности, предоставляя ему на выбор или престол или же темницу и даже смерть, что мне, наконец, удалось пошатнуть его сыновнюю привязанность и даже убедить его установить вместе с Паниным и со мною средство для достижения развязки, настоятельности которой он сам не мог не сознавать. Но я обязан в интересах правды сказать, что великий князь Александр не соглашался ни на что, не потребовав от меня клятвенного обещания, что не станут покушаться на жизнь его отца. Я дал ему слово".

Провоцируя Павла на невыгодные для него действия, восстанавливая его против семьи, а членов Императорской семьи против Императора, Пален продолжал стягивать заговорщиков в Петербург, используя отходчивое сердце Павла.

Видные заговорщики Зубовы и Беннингсен были по приказу Павла удалены из Петербурга. А Палену было необходимо, чтобы они могли жить в Петербурге.

"Тогда, — цинично повествует Пален, — я придумал следующее. Я решил возбудить сострадание Павла к печальной судьбе офицеров, исключенных со службы... Я бросился к его ногам. Он был не прочь от романтизма и через два часа двадцать курьеров были разосланы во все стороны, чтобы вернуть всех, кто был уволен или исключен со службы. Так были возвращены, среди сотен других, Беннингсен и Зубовы".

Разве этот случай не свидетельствует о рыцарском характере Павла, его незлопамятности и добросердечии?

"Тогда, — рассказывал впоследствии Пален, — я обеспечил себе два важных пункта: 1) заполучить Беннингсена и Зубовых, необходимых мне и 2) еще более усилить общее ожесточение против Императора".[29]

А ведь именно "острый угол зубовской табакерки", — как цинично пишет еврей М. Цейтлин в своей книге "Декабристы", — казалось, был гранью новой, счастливой эпохи. 

XIV. Вильям Питт не жалеет английского золота

"В Европе с растущим беспокойством следили за укреплением дружбы между французским властелином и русским императором. В случае укрепления союза между этими двумя державами, они вдвоем будут повелевать на всем континенте Европы — это было мнение не только Наполеона и Павла, но и всех европейских дипломатов того времени. Совершенно определенное беспокойство царило и в Англии. Правда, французский флот был гораздо слабее английского, а русский флот был и вовсе ничтожен, но замыслы Бонапарта относительно Индии и внезапная посылка каких-то русских войск по направлению к Индии тревожили и раздражали Вильяма Питта, первого министра Великобритании. С большим беспокойством ждали во всех европейских дипломатических канцеляриях и королевских дворцах наступления весны 1801 г., когда оба будущих могущественных союзника могли бы предпринять нечто решительное. Но первый весенний день, 11 марта, принес совсем другое".[30]