Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сетрит? – Это она ожидала услышать от него меньше всего. – Хочешь, чтобы я ей что-то передала? Хочешь, чтобы я привела ее к тебе? – Не дожидаясь ответа, она вскочила на ноги, обрадовавшись возможности сделать что-то действительно полезное.
Дождь уже разошелся вовсю. Она бежала босиком через двор и дальше по тропинке через заросли крапивы к жилищу Луды, чувствуя, как грязь просачивается между пальцами ног. К счастью, в дом ей заходить не пришлось. Сетрит в подоткнутой юбке была в курятнике; один ее брат, самый маленький, висел, замотанный в тряпку, у нее на боку, а второй ковылял позади нее с корзинкой для яиц.
– Как он?
– Я не знаю, чего он хочет. Но он назвал твое имя. И я думаю, что он умирает.
Лицо Сетрит скривилось в недовольной гримасе. Намокшие под дождем волосы казались теперь темнее.
– Почему он не мог умереть сразу? Зачем так тянуть с этим?
– Слушай, ты идешь или нет?
– Как я могу пойти? – Она окинула взглядом детей и пожала плечами. – Я должна собирать яйца и присматривать за этими мальцами. Если я просто так уйду, мать убьет меня.
– Я прослежу за ними. – Элфрун протянула руки к ребенку, висевшему на перевязи на бедре у Сетрит, но та отвернулась.
– Нет, я не пойду, – бросила она через плечо. – Чем я ему помогу? А ты вообще уверена, что он мое имя произнес?
– Думаю, да. – Но на самом деле – нет. Уверенности в этом у нее не было. – Неужели тебе все равно? Он позвал тебя по имени! И мне кажется, он умирает. Как ты можешь не пойти?
– Уходи отсюда. Пока не вышла моя мать и не выпорола меня. Или и того хуже – пока не вышел отец. – Сетрит снова скорчила недовольную гримасу.
Потрясенная Элфрун уставилась на нее, но девушка уже отвернулась и, присев, стала свободной рукой шарить под колючим кустом боярышника в поисках случайно оказавшегося там яйца. Маленький братишка у нее на бедре хватал ее за мокрые пряди волос, и она пошатывалась, рискуя потерять равновесие.
14
Он спускался с пустынного нагорья по извилистой тропе, и солнце у него за спиной уже скрылось на западе за гребень холма. Тропа была утоптанной и глубокой, и можно было не сомневаться, что зимой именно по ней стекает вода; но сейчас было позднее лето, и на ней была лишь сухая белая пыль и камешки, хотя для задубевших подошв его босых ног было уже все равно, идет он по гладкой или по неровной поверхности. Последние несколько недель все было в порядке: Финн следовал своим инстинктам и советам случайно попадавшихся ему на пути людей, блуждая среди этих малонаселенных холмов, составлявших собой гряду Линдси. Они отделяли побережье от затопляемой во время паводка долины большой реки, которую местные называли Трент – «нарушитель границ». Никто не спустил на него собак, никто не попытался его ограбить – впрочем, для этого еще было достаточно времени. Его котомка легчала, а небольшой кошель с серебром тяжелел. Но не только он: багаж важной информации также пополнялся.
Он гадал, расскажут ли монахи и крестьяне в Лауте ту же историю, которую он слышал все лето: что людям мерсийского Линдси не хватает хорошего предводителя, и длится это уже на протяжении целого поколения. Что растущее могущество Уэссекса на юге отвлекает внимание правителей Мерсии от северо-восточной провинции, которая никогда не забывала о своем прошлом, хотя всем известно, что ее вечно по очереди перетягивали на свою сторону то нортумбрианцы, то мерсийцы. Что сами эти правители расслабились и самоуспокоились, поскольку основные их земли расположены далеко на западе. Сам Финн считал этот уголок Мерсии переспевшей сливой, готовой упасть с ветки: издали она казалась сладкой и привлекательной, но подойди поближе, и увидишь червоточины и услышишь жужжание ос, дерущихся за желанный липкий приз.
И люди Линдси высказывались с презрением о своем великом северном соседе. Прошло уже больше десяти лет с тех пор, как Осберт повел свою армию на юг от Хамбера! Финн с интересом слушал эти нелестные высказывания.
– Мы не имеем ничего против того, чтобы он оставил нас в покое, – сказал ему трактирщик в Бардни. – Но что будет тогда с нашими честолюбивыми устремлениями? – Он долил Финну эля в его почти нетронутую кружку. – Вот что нас тревожит. Если он не может позаботиться о своих старых слугах и пристроить молодых людей, они начнут смотреть на сторону. И будут пастись в наших краях. – После этого он рассмеялся и пожал плечами. – Но раздор между родственниками в Нортумбрии также будет занимать их умы, так что им будет не до нас. Пока Элред… или кто там еще из претендентов? В общем, пока он будет держаться подальше от наших территорий, мы будем счастливы.
И этот человек с веснушчатым одутловатым лицом с двумя подбородками при свете очага действительно выглядел вполне счастливым.
Раздоры между родственниками. Это была еще одна фраза, которую следовало бы запомнить. Любое бедствие таит в себе новые возможности.
Из усыпанных ягодами зарослей бузины раздался вечерний крик черного дрозда. Финн был голоден, ему хотелось пить, поэтому он остановился и, сорвав несколько горько-сладких ягод с темно-красных стеблей, сунул их в рот. Но слишком много их есть нельзя: они способны сделать с внутренностями человека страшные вещи. Надо полагать, в Лаут до темноты ему не попасть. А стемнеет уже скоро, тем более что небо затягивало тучами. Так что вот-вот на землю упадет летняя ночь.
На меловой горе подходящего пристанища не найти, да и свет костра отсюда виден за много миль. Впрочем, жилья поблизости тоже не видно. Он, конечно, мог спокойно поспать под кустом, который хоть как-то защитит его от ветра, потому что, несмотря на сгущавшиеся тучи, дождем не пахло, но, если выбирать между этим вариантом и возможностью поесть у огня, было совершенно ясно, что он предпочтет. Поэтому Финн, размахивая ясеневым посохом, двинулся дальше своей легкой походкой, благодаря которой расстояния поглощались незаметно.
Он прошел, однако, всего пару миль, когда услышал тихое блеяние. Он сразу остановился. Есть стадо – значит есть пастух, а присутствие пастуха означало наличие собак. Рука крепче сжала гладкую поверхность палки, мгновенно превратившейся из походного посоха в грозное оружие.
Они приближались, пригнув головы и рыча, страшные звери с серой шерстью, недалеко ушедшие от волков, для защиты от которых их в свое время и вывел человек. Их было две – точнее, в сумерках он видел пока двух; они двигались, припадая к земле, и, ощерившись, издавали непрерывное низкое рычание, говорившее о том, что настроены они серьезно. Финн медленно пятился, держа палку наготове. Дерева, на которое можно было бы залезть, поблизости не было. Они, крадучись, подбирались все ближе и разделились, обходя его слева и справа, так что следить нужно было за обеими сразу.
Он непроизвольно задерживал дыхание, продолжая пятиться: руки подняты в успокаивающем жесте, палка готова к отражению атаки. От этого леденящего кровь рычания у него самого волосы на затылке встали дыбом. Интересно, они охотятся на него или просто прогоняют? А может, ведут себя с ним, как с овцами?
Внезапно раздался резкий свист и оба пса застыли на месте.
Финн тоже замер, стараясь восстановить дыхание. Собаки продолжали смотреть на него, и он прекрасно понимал, что, если развернется и побежит, это будет для них сигналом к нападению.
Снова раздался свист, на другой ноте, и собаки тут же развернулись, в последний раз блеснув белыми зубами, и скрылись в сгущающейся тьме.
Финн не двинулся с места, продолжая концентрироваться на вдохах и выдохах, а потом медленно переместил вес тела с носков на пятки, давая расслабиться напряженным коленям. Псы могли вернуться в любой момент. А там, где собаки, есть и люди.
– Кто ты такой?
Говорившего он не видел. Голос шел откуда-то сзади и сверху, с насыпи, тянувшейся вдоль северной стороны тропы. Он не шевелился, по-прежнему стараясь выглядеть дружелюбно настроенным. Голос был молодой и высокий, а безрассудный юноша может быть намного опаснее настороженного старика.
– Я странствующий торговец, – ответил он. Опустив посох, он согнул спину, чтобы показать свою ношу. – Видишь мою котомку?
Раздалось громкое хмыканье, потом – тишина. Финн ждал.
Затем другой голос, неприветливый, спросил:
– Ты покупаешь что-то, торговец, или только продаешь?
Финн ощутил, как по телу разливается приятное расслабление. Он сместил вес тела на одну ногу и слегка согнул другую в колене.
– Могу и купить, – отозвался он.
Послышался хруст гравия и осколков мела – это молодой спрыгнул с насыпи. В жилете из овчины мехом наружу он и сам был похож на овцу. Он выразительно мотнул головой в сторону, и Финн последовал за ним.
Пристанище пастухов находилось в полумиле от места встречи: стенка из кусков торфа, выложенная полумесяцем, с крышей из согнутых веток ивы, на которые для защиты от дождя и ветра был натянут большой кусок промасленного войлока. Очаг был обложен по бокам дерном; парень раздвинул его и начал подкармливать пламя сухими колючими ветками, которые трещали, посылая в ночное небо искры. Сухие овсяные лепешки и палочки твердого кислого сыра. Овечье молоко, еще теплое, которое поздним летом горчит от травы. На границе освещенного участка крадучись сновали собаки; время от времени глаза их, отражая свет костра, сверкали каким-то мистическим, неестественным блеском.
- Любовь к электричеству: Повесть о Леониде Красине - Василий Аксенов - Историческая проза
- Баллада о первом живописце - Георгий Гулиа - Историческая проза
- Ушкуйники против Золотой Орды. На острие меча - Виктор Карпенко - Историческая проза