помощь, мастер Лука. Вы и группа можете быть свободны.
Дважды синодника просить не пришлось. Жрец тяжело поднялся, вынул из складок рясы фляжку, к которой приложился, едва открутил крышку. В воздухе растекся аромат трав и алкоголя. Лука шумно выдохнул, принюхался к своему рукаву и утер выступившие на глазах слезы.
- Чаек крепкий, - сообщил он зачем-то, а потом махнул ладонью. – Кто вам поверит...
Затем взял со стола кусок пирога, сунул его в рот, почти не жуя, развернулся и засеменил к выходу. Группа задержания последовала за ним, оставив нас со спящим в кресле Двушкиным.
Некоторое время во дворе царило молчание. А затем, Зимин вздохнул, обернулся к нам и произнес:
– Итак, у меня две новости, дамы и господа. Как водится, хорошая и плохая. Хорошая в том, что я и Павел Филиппович оказались правы. И конюший невиновен. А плохая в том, что других подозреваемых у нас нет. А так как дело уже заведено, и группа должна будет отчитаться о результате, застряли мы здесь, скорее всего, надолго.
Глава 8 Обед
Мы вышли с территории особняка Двушкина. И на площади, нас встретила толпа с угрюмыми лицами. Все собравшиеся были одеты в уже знакомые рубища, вышитые чудными рунами. Вид серого сборища вызывал неприятные ассоциации. Отчего-то мне показалось, что картина эта напоминает мне межмирье, где призраки ждут, когда для них откроются двери в новую жизнь.
Судя по количеству людей здесь собралась вся деревня. Среди них были и женщины в сарафанах и косынках. У некоторых из них я заметил серпы. Оставалось надеяться, что эти инструменты жители случайно захватили с работ, а не собирались разобрать нас на части. И хоть бояться простых людей не стоило, меня происходящее напрягло. Было в этих сумрачных лицах что-то торжественно темное.
– Секта у них здесь, что-ли? - едва слышно пробормотал Зимин, с холодным любопытством рассматривая толпу.
Вперед вышел староста, который провожал нас к особняку Двушкина. И которого, очевидно, выбрали в качестве переговорщика. Он поклонился в пояс и начал:
– Не велите казнить, милсдари.
– И не думали, добрый человек, - ответил кустодий, сверля старосту стылым взглядом. - С машинами что-то случилось?
Парламентер поспешно замотал головой:
– Что вы, милсдари? - испуганно затараторил он. - Я же говорил, у нас воровство запрещено. Грех это. Наши в деревне даже двери не запирают. В любую избу войти каждый может, кто через ворота прошел.
Зимин усмехнулся:
– Ну, неудивительно, с такими-то питомцами.
Он кивнул в сторону одного из домов, за забором которого громко лаяла собака. Здоровая, лобастая, с широкой челюстью, наполненную острыми зубами.
– Да, это не от воров, милсдарь, - отмахнулся староста. - А от гостей с болот. Дюже они собак не жалуют.
Шуйский удивленно поднял бровь:
– Гостей с болот? - переспросил он. - Это кто такие?
– Ну, от тех, которые в топях живут, и богу своему болотному поклоняются, - спокойно пояснил староста, и тут же сменил тему разговора. - Так вы, милсдари, прибыли, чтобы разобраться с теми, кто на болотах озорничает да людей губит?
Стас кивнул:
– Так и есть. А вы знаете что-то?
– Давайте ко мне домой пройдем, и расскажу, что знаю, - ответил староста. - Заодно отобедаем. Время за полдень, а вы наверняка окромя чая и пирогов ничего у достопочтенного Никона и не отведали.
Мы переглянулись, и Шуйский с готовностью кивнул:
– Все равно придется опрашивать всех жителей.
– Пожалуй, - согласился с ним Зимин и обернулся ко мне:
– А вы как считаете, Павел Филиппович?
Я пожал плечами:
– Ну, идемте.
Староста довольно улыбнулся и указал на дом, который расположился неподалеку, на площади:
– Все уже подано. Токма вас ожидает.
Он развернулся и направился к дому. Мы последовали за ним. Толпа молча расступилась, позванивая инструментами и пропуская нас, но до ворот особняка старосты я чувствовал, как спину буравят тяжелые взгляды селян.
Староста подошел к дому, потянул на себя скрипнувшую калитку и прошел на территорию. Нечаева толкнула меня в бок, указав взглядом на полосу из песка, которую нарочно насыпали под полотном двери. Мы легко ее перешагнули и я заметил, как староста довольно кивнул при этом.
– Прошу, милсдари, - с улыбкой произнёс он, жестом приглашая нас за собой.
Мы последовали за мужчиной, обходя дом, за которым раскинулся задний двор. Он походил на двор Двушкина, хотя уступал в размерах. Тут также стояла беседка, только не резная, как у помещика, а попроще. Но все же добротная, из широких досок, выкрашенная белой краской.
Хозяин дома провел нас к накрытому внутри беседки столу, сел в старое плетеное кресло, которое видело лучшие времена, но было еще крепким. Мы тоже заняли места на удобной лавке.
– Прошу, милсдари. Отведайте, что Искупитель послал. Не побрезгуйте.
Я отметил, что Искупитель сегодня был щедр. Потому, что послал он запеченного с лесными травами глухаря, куски жареной оленины с ягодным соусом, и крупную рыбу в золотистом кляре. На деревянном подносе лежали крупные ломти домашнего хлеба с семенами, сочные перья зеленого лука, и лохматые веточки петрушки с каплями воды на ножках.
– Все дары леса, окромя зелени, - поймав мой удивленный взгляд, ответил староста. - И уверяю вас, все разрешения на охоту у местных жителей есть. У нас тут еще поблизости перепелиная ферма, так что если желаете…
– Не желаем, - ответил Зимин, с растущим интересом осматривая стол. – Вы будто готовились к нашему приезду. Или вы так каждый день пируете?
– Таковы местные традиции, - развел руками староста. - По покону, для обеда на столе должны быть мясо, птица и рыба. И если покон нарушить - Искупитель может разгневаться и лишить дом достатка. Охотники у нас знатные. Хоть силой не владеют, но у простых людей свои таланты. Вы отведайте. Вашему помощнику, который подле ворот вас ожидает и с собой говорит, моя дочка уже отнесла угощение. Так что никто голодным не останется в этот день. Все по покону.
- Благодарю, - ответил я, зная, как Фома не любит голодать.
- Никто не должен нуждаться. Это правило, которому мы следуем всегда, - произнес мужчина и вновь обвел стол. – Отобедайте, гости дорогие.
Уговаривать нас не пришлось. И мы принялись за еду. Которая и правда оказалась весьма хороша. Мясо было прожарено именно так, как полагалось. Дичь осталась