какой-то неуверенности и даже страха. Он уже побывал под огнём фашистов, испытал бомбёжки. Об этом в медсанбате знали все, и поэтому смотрели на него с любопытством. Он же, вероятно, воспринимал это любопытство по-другому, оно его обижало и утомляло. Комиссар ни с кем не хотел разговаривать и целые дни проводил в отведённой ему маленькой палатке, сидя у большого деревянного ящика, заменявшего ему стол, читая, или, может быть, просто перелистывая ворох газет и каких-то бумаг. Все видели странность комиссара и с лёгкой руки Льва Давыдовича Сангородского прозвали его иноком-молчальником.
События на фронтах развивались с молниеносной быстротой, обстановка, даже судя по отрывочным газетным сообщениям, становилась всё тревожнее и грознее, а комиссар как в рот воды набрал. Это удивляло, возмущало личный состав батальона, и так как свободного времени пока было много, то вызывало самые различные толки и пересуды.
Через день или два в медсанбат прибыл второй политработник — младший политрук Клименко. Он был из пограничников, служил на какой-то западной заставе. В первые же часы боя получил ранение, был эвакуирован в Москву, где прошёл лечение в госпитале пограничников. Благодаря своей молодости и хорошей физической подготовке, он быстро восстановил силы и уже через две недели запросился обратно на фронт. Из госпиталя его направили во вновь формируемую 65-ю стрелковую дивизию. В политотделе, считаясь с его не полностью зажившей раной, решили назначить его на штатную должность политрука медицинской роты медсанбата.
Клименко был полной противоположностью комиссара: крепко сколоченный невысокий блондин, с отличной военной выправкой, строгими серыми глазами и каким-то особым уменьем быстро сходиться с любым человеком. Он мог расспросить так, что ты незаметно для себя выложишь всё самое сокровенное. Если услышанное Клименко не нравилось, то он делал критические замечания и ненавязчиво, но вместе с тем настойчиво, вкладывал в сознание человека свою точку зрения, незаметно, чуть ли не в корне, меняя его настроение и направление мыслей.
Всё время Клименко был среди людей, знакомил их со сводками, информировал и растолковывал их, делился эпизодами тех первых приграничных боёв, в которых ему довелось участвовать. Его слова, его мнение дышали такой ненавистью к врагу, такой верой в нашу победу, такой верой в непогрешимость Сталина и его соратников, что он невольно заражал всех тех, с кем ему доводилось беседовать. И многие, в том числе и Алёшкин, считали, что комиссаром-то следовало быть ему, а не Барабешкину.
Особенно это мнение укрепилось после того, как однажды, когда над лесом пролетело звено наших самолётов, капитан Барабешкин, выскочив из своей палатки в солдатской каске, привезённой им с собой, стал бегать по расположению медсанбата с криком «воздух, воздух!» и требовать, чтобы были немедленно сняты все белые вещицы, выстиранные и развешанные для просушки по веткам женской половиной батальона, чтобы немедленно все прекратили чтение газет и книг, так как белая бумага демаскирует расположение части. Он требовал ещё и ещё чего-то, как-то бестолково, сердито и грубо крича. Но самолёты улетели, Барабешкин убежал в свою палатку, а все недоумённо переглядывались и смущённо улыбались. Люди сразу же изменили прозвище комиссара. Оно было, как и все, вышедшие из-под острого языка Льва Давыдовича, метким: комиссар-воздухокричальник.
Вслед за командиром и комиссаром медсанбата по служебной лестнице следует штаб батальона, возглавляемый уже известным нам младшим лейтенантом Скуратовым. В штабе было человек восемь разного канцелярского люда, с которыми мы ещё познакомимся поближе по мере развития нашего рассказа.
Следующими, собственно, основными подразделениями медсанбата были две роты. Первая рота — медицинская. Командовать ею был назначен уже известный нам военврач третьего ранга Лев Давыдович Сангородский. Эта рота состояла из двух взводов: операционно-перевязочного и сортировочного. Первым командовал военврач третьего ранга Симоняк. Это был невысокий полнотелый человек лет сорока пяти, с круглой лысой головой, большим животом, на котором никак не мог удержаться ремень. Доктор Симоняк по профессии, как и Сангородский, был урологом, до этого работал в одной из одесских поликлиник, имел уже порядочный стаж врачебной работы, был хорошим знакомым Льва Давыдовича, и, пожалуй, именно поэтому и получил свой пост. В вопросах хирургии вообще, и особенно в военно-полевой, он разбирался очень слабо, о военной службе, как сам он выражался, не имел ни малейшего представления и воинское звание получил в военкомате как окончивший в своё время высшее медицинское учебное заведение.
В этом взводе было три врачебных бригады (отделения), состоявших каждое из двух врачей, трёх медсестёр (из них одна операционная и две перевязочные) и четырёх санитаров. Всего, таким образом, в операционно-перевязочном взводе, кроме командира, было шесть врачей, девять медсестёр и двенадцать санитаров, то есть двадцать семь человек. Одним из этих врачей был назначен Алёшкин, о других врачах и санитарных медсёстрах этого взвода мы расскажем в своё время.
Второй взвод этой роты назывался сортировочным. Начальник санитарной службы дивизии и командир медсанбата не очень-то хорошо представляли себе функции этого взвода, поэтому во главе его поставили первого попавшегося врача, а именно женщину-педиатра из детской поликлиники НКВД доктора Криворучко. Это была чёрненькая, очень худенькая молодая женщина среднего роста, весьма слабого телосложения. Она не имела понятия о том, какая работа её ожидает. По характеру малообщительная, она страдала какой-то манией чистоты и постоянно что-нибудь стирала в маленьком тазике, который взяла с собой из дома. При этом тоненьким, слабым голоском она напевала одну и ту же, видимо, очень полюбившуюся ей популярную песню: «Синенький, скромный платочек…»
В сортировочном взводе, кроме врача-командира, был один фельдшер, он же заместитель командира взвода, три медсестры и шестнадцать санитаров.
Вторая рота носила название госпитальной, она также состояла из двух взводов. Начсандив и командир медсанбата полагали, что если медицинская рота своим операционно-перевязочным взводом оказывает первую помощь раненым и проводит несложные обработки небольших ран тела и конечностей, чтобы обработанные раненые в дальнейшем немедленно эвакуировались, то госпитальная рота должна проводить сложные полостные операции, чтобы этих тяжёлых раненых затем госпитализировать и, дождавшись транспортабельного состояния, эвакуировать. Поэтому начальство выделило в эту роту наиболее опытных врачей, командиром был назначен военврач второго ранга Башкатов, до войны работавший главным хирургом в больнице г. Серпухова. Это был высокий седоусый человек лет 48, выглядевший гораздо старше своего возраста. Башкатов был худ и бледен. Как вскоре выяснилось, он страдал серьёзным заболеванием печени и почек, во время мобилизации ему удалось это скрыть. Башкатов был учеником знаменитого хирурга Сергея Сергеевича Юдина и считался очень опытным хирургом, кичился своими знаниями и опытом, и потому держался особняком. С ним дружила и по возможности ухаживала за ним, так как