Читать интересную книгу Путь один- в глубь себя - Бхагаван Раджниш

Общество состоит из слепцов. Те, у кого есть глаза, к обществу не примыкают; они рождаются одиночками. Кабир говорил: «Не бывает толп мистиков, и они не собираются в группы». Мистик совершенно одинок, ведь вершины так высоки, что взобраться на них можно только в одиночку. Толпа добраться туда не может. Вершины так труднодоступны, что лишь изредка какому-то одиночке удается их достичь; все остальные остаются далеко позади. Общество состоит из людей, лишенных ума. Но эти глупцы тоже придумывают правила, причем они живут с ощущением, что умом не обделены. Первое правило неумного человека гласит: ты — это твое тело и ничто кроме тела. Это первое убеждение невежды, из которого следует, что все, находящееся в твоем теле, и есть ты. Первый принцип мистиков, или людей знания, таков: ты — это не твое тело; ты иной и отделен от него. Твое существо совершенно уникально и не связано с телом. Ты пребываешь в теле, но ты — не тело. Тело как дом, а ты — его жилец. Тело как одежда, которую ты надел, чтобы скрыть под ним себя. Тело можно сравнить с инструментом, которым ты пользуешься, или с повозкой, где ты — возничий.

Так что первое правило мистиков гласит, что ты отделен от тела, а первое правило невежд — «Ты и твое тело — это одно и то же». Все неприятности в ваших с телом отношениях происходят от этого. Если ты от тела не отделен, то, какие бы изъяны и недостатки у тебя ни обнаружились, следует заняться телом и убрать их оттуда. Но их не уничтожить одними твоими усилиями, ты лишь загонишь все внутрь. Подавленные, они формируют болезни, причем самые разнообразные.

Фрейд утверждает, что девяносто процентов всех известных психоаналитикам болезней появляется вследствие подавления сексуальных инстинктов. Современная медицинская наука говорит о том, что минимум пятьдесят процентов всех болезней имеют психологическую природу. Ты удивишься, но как минимум трое из четырех человек страдают теми или иными психологические нарушениями, а Фрейд говорит, что девяносто процентов из них — результат подавления сексуальных инстинктов. Как только секс начинают подавлять, создается предпосылка для возникновения болезни. Представь, что у тебя закипел чайник, а ты придавил его крышку чем-то тяжелым и законопатил все отверстия. И все потому, что тебе не нравится пар! А под чайником все еще горит огонь; теперь взрыва не миновать.

Каждый день твое тело живет активной жизнью: ты принимаешь пищу, с каждым вздохом в твои клетки поступает кислород. Твой организм производит новые кровяные тельца, так в тебе рождается секс. Пища подпитывает огонь, дыхание помогает его разжечь, а сам огонь находит свое выражение в сексе — вот что мы подавляем. Печь разгорелась докрасна, мы подбрасываем в нее все новые дрова, а на крышку чайника взгромоздили огромную каменную глыбу — религии, мораль и нормы поведения в обществе. Ты не позволишь чайнику выпустить пар, и количество дров тоже не уменьшишь. И что тогда произойдет? Взрыв! Тебя подкосила болезнь; ты сойдешь с ума. Сумасшествие означает взрыв, это значит, что все нормы и границы сметены. Чайник разлетелся на куски, повсюду валяются дрова, все залито кипятком.

Поэтому некоторые так называемые религиозные люди — а они к религиозности никакого отношения не имеют — принимаются вытаскивать из печи дрова вместо того, чтобы снять груз с крышки чайника. Они меньше едят, потому что страшатся секса... ведь если тело откормить, секс начнет оживать. Именно еда поставляет энергию для секса, поэтому святые постятся. Если поститься, новая энергия не образуется, так что и взрыва в чайнике не случится. Но такой святоша обычно хилый, и ходит он с угрюмой физиономией. Очень тяжело встретить счастливого святого с улыбкой на лице. Он будет мрачным, дряхлым и глубокомысленным, такое себе полузасохшее дерево, ведь еды он позволяет себе ровно столько, сколько хватает, чтобы не протянуть ноги. Если съесть чуть больше, чем необходимо для выживания, в нем зашевелится секс.

Страсть — это изобилие энергии, ее расширение — в сексуальную игру вовлекается твоя избыточная энергия. Поэтому святой станет принимать только минимальное количество пищи, необходимое для поддержания в нем жизни. Он будет есть только раз в день, и то не досыта, откладывая в сторону самые лакомые кусочки. Он будет питаться всухомятку, чтобы не съесть лишнего «горючего». Теперь в нем не будет огня, только его остатки — дым и немного тепла, которого хватит, чтобы согреть содержимое чайника, чтобы жизнь могла хоть как-то в нем теплиться, не замерев окончательно. Разумеется, этот святой оказался в том же положении, что и печка, которая только дымит. Дым немного подогревает воду, но кипение не наступает, вода не испаряется и чайник не шумит, не поет свою песню.

Многие мастера дзэн воспевали эту мелодию кипящего чайника, посвящали ей свои стихи и русские поэты. Эту музыку слышно ранним утром, когда день с его суетой еще не вступил в свои права, когда люди еще спят, а птицы не расправили свои крылья. В этот час можно услышать тихую песню чайника. Но если не поддерживать огонь, эта музыка замолкнет.

Крайне сложно встретить святого, бурлящего энергией. Его жизненные силы ослаблены, он почти мертвец; он ходит, сидит, перемещается с места на место, но он устал. Он устал, хотя ничего не делал; поток его жизненной энергии остановился. Если Земля наполнится такими вот монахами, жди беды. Для человека, охваченного печалью, счастье других невыносимо; он хочет, чтобы все вокруг были такими же печальными. К тому же угрюмое лицо рождает чувство вины у тех, кто улыбается. Больной всегда смотрит на здоровье других с завистью, он создает у них чувство вины, будто быть здоровым — грех.

Ты удивишься, узнав, что Лев Толстой, который весьма благосклонно относился к такого рода болезненной святости, написал, что быть здоровым — значит быть больным и если человек стремится к духовности, он должен отказаться от желания быть здоровым. Вместо этого он должен приготовиться к болезням, его уделом должен стать общий упадок жизненных сил и плачевное состояние здоровья.

Так что во имя духовности можно пойти на следующее: или уменьшить количество топлива, тогда можно не опасаться, что появится пар, или и дальше приваливать крышку чайника разными тяжестями, чтобы он не взорвался. В первом случае результатом будет угрюмая личность, ходячий труп, а во втором — человек, обреченный на безумие, когда взрыв все-таки случится. Те, кого мы называем монахами, следуют одним из этих двух нездоровых путей.

Но посмотри на Будду или Махавиру; они не выглядят ни больными, ни безумными. Редко встретишь тело, столь же прекрасное, как у Махавиры. Каждая его клеточка — воплощение танца и счастья. Глядя на образ Махавиры, трудно представить, что бывают тела прекраснее. А теперь посмотри на монахов, последователей Махавиры! Они настолько измождены, что при взгляде на них становится дурно. Похоже, что они и вправду очень больны; от здоровья Махавиры в них не осталось и следа. А как может быть ахимса, ненасилие, там, где нет цветения, где нет здоровья? Страдающий человек должен быть жестоким и агрессивным. Ему хотелось бы и других видеть такими же несчастными, как и он сам, и он не успокоится, пока всех вас не заставит страдать. Вот почему эти так называемые святые пускают в ход всю свою изобретательность, чтобы остальным было тоже плохо. «Ешь меньше, — поучают они. — Прими обет безбрачия». А если ты не согласишься, они посмотрят на тебя так, будто ты величайший в мире грешник. В их взгляде ты прочтешь ненависть и осуждение. Но такое осуждение, исходящее от «святых», на самом деле означает лишь одно: оно показывает, что сами они так и не обрели здоровья, их точит болезнь.

Истинный святой — это человек, который переполнен бесконечным танцем. Он — беспрестанная музыка.

Даже если он совершенно неподвижен и ничем не занят, посидев с ним рядом, ты почувствуешь, что его существо танцует. Даже когда он хранит молчание, ты услышишь льющиеся из него стихи. Если у тебя есть уши, ты услышишь, как на его ногах позвякивают танцевальные браслеты, когда он проходит мимо. В каждом его движении будет слышно звучание вины*, наигрывающей мелодию его жизни. Все его существо стало музыкальным и артистичным. Только тогда жизнь становится праздником и только тогда человек может возблагодарить существование.

Как может испытывать благодарность переполненный страданиями святой? Даже обращаясь к Богу, он жалуется. Он способен сказать только: «Что за жизнь Ты дал мне? Какая же это тяжкая ноша. Прекрати ее!» Жалобы — это единственное, чем может быть исполнен такой святой; испытывать благодарность он не способен. Благодарность рождается в тебе, только если ты познал блаженство.

Наблюдение, присутствие и есть путь к блаженству.

Топливо поступает без ограничений, ведь в нем — источник жизни. Энергия не уменьшается, ее нужно увеличивать, ведь энергия — это блаженство, а Бог — просто название высшей энергии. Ты не сможешь достичь ее, обесточивая себя, лишая себя сил. Божественное можно испытать, лишь когда энергии в тебе становится все больше, когда она настолько переполняет тебя, что ее поток сметает все твои границы и барьеры. Ты можешь достичь его, только если твоя энергия бьет через край, выходит из любых берегов. Как пересохшая река может достичь океа-