Читать интересную книгу Будет только хуже (СИ) - Климов Виктор

А потом пришла ударная волна. Не такая, чтобы дом сложился под ее напором, но достаточная, чтобы сбить нас с ног и выбить по всему видимому городу окна. У меня до сих пор в ушах стоит этот звон. Видать этот взрыв случился на достаточном удалении от нас.

Не помню, кто, вроде Сёма закричал, что надо быстро спускаться и бежать до станции метро, она находилась совсем не далеко. Знаете, мы разом протрезвели. Уж я-то точно. Другие девчонки впали в ступор, Аню я так и не смогла оторвать от перил балкона, она в них вцепилась так крепко, что костяшки на пальцах побелели, и ничего не хотела слышать, я кричала ей прямо в ухо, но никакой реакции. Мы…я оставила ее там, на балконе. Мы так и бежали, похватав, какую успели одежду, по лестничным пролетам, а под ногами хрустело стекло. Кто-то в истерике бился в застрявшем лифте, но… мы не могли задерживаться. Паша тащил меня, схватив за руку, не на мгновение не отпуская.

А потом, когда мы уже среди прочих кричащих и напуганных людей спускались по неработающему эскалатору вниз, произошел новый взрыв, и этот был уже гораздо ближе. Мне трудно описать, с чем можно сравнить грохот, который я услышала. Как будто мир содрогнулся до самых своих оснований. Нас тряхануло, с потолка и стен станции посыпались куски облицовки и бетона прямо нам на головы. И люди, люди стали сыпаться с эскалатора, давя друг друга и превращаясь в чудовищную многорукую мокрую массу. Меня спасло то, что мы уже почти успели спуститься, и смогли вовремя отбежать, чтобы нас не завалило. Тогда много погибло от того что их просто раздавили.

А потом мы поднялись на поверхность. Не все, многие отказались, так как боялись радиации, но мы понимали, что другого варианта не было, у нас не было ни еды, не воды.

— Там же вроде водопровод должен быть, — раздался чей-то голос.

— Он там и есть, ответила Алина, не оборачиваясь, — вода только быстро закончилась. В толпе говорили, что должны быть скважины, но насосы либо не работали, либо не нашлось того, кто бы их запустил. Через несколько дней из тоннелей стали появляться другие люди, те, что как и мы успели спуститься в метро, Они рассказали, что станции, откуда они пришли затапливает, и вода поднимается всё выше.

А потом да, вода появилась и вода. Мы теснились на платформах, желудок сводило от голода, дети постоянно плакали, стонали раненые. Все делились тем, что у кого было с собой, и мы растягивали припасы сколько было возможно, но мы же обычно не ездим в метро с полными сумками продуктов. Уровень воды всё повышался и в какой-то момент мимо нас поплыли тела тех, кого мы относили подальше в тоннель, чтобы просто их не видеть, а потом и тела с других станций. На многих, как на плотах, сидели крысы. Некоторые как будто даже привставали на задние лапы, чтобы получше рассмотреть нас.

К тому же вентиляция отключилась, из-за огромного количества людей становилось нечем дышать. Трупы стали гнить, и я не желаю вам почувствовать этот запах никогда в жизни. Дальнейшее пребывание на станции стало просто невыносимым.

— Понятно, — послышался тот же голос.

— Мы долго не могли открыть стальные ворота, их переклинило взрывной волной. Но то, что мы увидели за ними…. Груды тел тех, кто не успел добежать до метро. Сотни, тысячи мёртвых тех, замерших в гримасе ужаса. Я однажды видела фотографии гипсовых слепков того, что осталось от жителей Помпей. Эти скрюченные тела, замершие в страхе от надвигающейся смерти. У нас было страшнее. Мы понимали, что можем получить дозу, но выбор был между плохим и очень плохим.

— То есть вы облучены? Что ж вы тогда делаете здесь? Вам в госпиталь надо или…, - говоривший сконфуженно замешкался.

— В тот лагерь, что за городом? В хоспис для безнадежных что ли? — Алина повела взглядов в сторону говорившего. — Все, кто там был какую-то дозу да получил. Кто-то сразу во время взрыва, кто-то потом, как мы, когда собирали на себе городскую пыль. Кто съев зараженную шоколадку, или выпив воды. Мне сказали, что моей жизни прямой угрозы нет и окружающим тоже. Соврали или нет, не знаю. Волосы пока не лезут, и то хорошо.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Она поежилась, не то от страха, не то от нахлынувших воспоминаний.

— То, что мы увидели наверху, было подобно Аду на Земле. Кругом, сколько хватало взгляда, были руины. Жилые высотки превратились в жалкие огрызки. проходимых дорог почти не осталось, вместо них мыло винегрет из бетона, кирпичей, арматуры и автомобилей. И пепел, я никогда не забуду этот пепел и пыль. Они сыпались как снег и лежали по всюду, покрывая толстым слоем тысячи мёртвых тел. А потом мы встретили тех, кто не успел укрыться в метро, но каким-то чудом выжил на поверхности. Лучше бы я их не видела. Сложно назвать то, что от них осталось, людьми. Да, они ходили, и даже пытались говорить, но, Боже, у меня до сих пор они стоят перед глазами!

Обожженные тела с пригоревшими лохмотьями одежды, волдыри по всему телу, волосы клочьями. Пока я их не увидела, я думала, что безумные взгляд был у тех, кто спасся в метро. Оказалось, я ошибалась. Та безумная пустота, что бы в их взгляде… Помню мать с дочкой, они получили большую дозу радиации. Мать всё время пыталась успокоить ребенка, а у самой кровь шла изо рта. Да и дочь её, на самом деле, была очень спокойной. Она лишь постоянно повторяла: "Мама, не переживай, со мной всё в порядке, я просто хочу пить." Девочка очень хотела пить, постоянно тихо просила воды. Не плакала, не капризничала, просто тихо так повторяла, что хочет пить. Ну и, мать нашла уцелевшие бутылки с водой в развалинах супермаркета, понятно было что зараженную, но дала ей напиться. И сама напилась. Им было уже всё равно.

— Так всё страшно? — обратилась с вопросом женщина средних лет, рядом с которой шмыгал носом мальчуган лет тринадцати в явно зимнем пуховике.

Алина молча кивнула и еще больше подобралась.

— Мы решили идти на восток, на выход из города, по тому, что от него осталось. Так и брели. Очень хотелось пить. Кто-то не выдерживал и подбирал уцелевшие бутылки с водой и еду в разрушенных магазинах. Я так и не рискнула.

— А раненые как же? Ну, те, что в метро, — влез в повествование пацан.

Мать попыталась одернуть сына, но тот не понял почему. Алина осунулась еще сильнее, но ответила:

— Кто мог идти, пошел с нами. Остальные остались на станции.

Сколько мы шли, не помню, я уже как будто спала на ходу, но в какой-то момент появились солдаты в костюмах РХБЗ, они нас стали сортировать по степени истощения и облучения, раздевали, одежду всю забирали, а нас отправляли в развернутые полевые душевые с дезраствором. Сильно с нами не церемонились, срезали с нас, всё что было, снимали всё, что только можно снять (кольца, серьги, цепочки, всё) и подвергали обработке. Нас, не вещи.

Я понимала, что если сейчас не попью, то буду хлебать дезраствор прямо в душе и плевать, что будет потом. Кое как жестами я показала, что хочу сильно хочу пить, губы потрескались, а язык еле ворочался. Помню, солдат так посмотрел на меня сквозь очки противогаза… А я стою такая вся без ничего перед входом в душевую. Кивнул, вытащил бутылку из ящика и протянул мне, а ее еще и открыть не могу, силы совсем оставлять стали. Он помог мне ее открыть. Вы представить себе не можете, что такое напиться после нескольких дней жажды.

Потом нам выдали новую чистую одежду и стали грузить по фургонам. Я до сих пор не верю, что увидела своими глазами то, о чем только читала да смотрела в кино. Как будто всё нереальное, не со мной произошло.

Влад понимал, насколько им повезло с Алей, они видели взрывы только издалека. Он понимал, что сейчас стал свидетелем своего рода исповеди.

— А вы откуда, — спросила Алина, лишь слегка посмотрев в сторону женщины.

— Мы из Пскова, — ответила она, — там не бомбили ядерными ракетами. Но тоже было тяжело.

Глава 5. Новая работа

Разговор у бочки с огнем тем временем продолжался. А пёс всё так же сидел рядом, периодически сглатывая слюни и разевая пасть. Вот ведь привязался. Еще и в глаза периодически старается заглянуть. Тем самым взглядом, после которого всегда хочется чем-нибудь угостить блохастого. Косит так снизу-вверх, высунув язык, из-за чего казалось, будто он улыбается, хотя, конечно же, собаки так не делают. Вроде бы.