— Ну, здесь точно проблем не возникнет, — поникшим голосом отозвалась Жанна. — Ты же слышал, что сказал. Он считает меня не более привлекательной, чем заборный столб. — Девушка пожала плечами, стараясь не показывать, что глубоко уязвлена этим.
На нее воззрились выцветшие проницательные глаза старика.
— А тебе-то хочется, чтоб он совсем наоборот считал а? — произнес он.
Девушка открыла было рот, чтобы запротестовать, но поняла, что не имеет смысла отрицать правду, какой бы болезненной она ни была.
— Да, мне хочется казаться привлекательной в его глазах. А какой бы женщине этого не хотелось? Он само воплощение мужественности, — призналась Жанна, добавляя в котелок щепотку трав. — К тому же он хороший человек. Даже изнемогая от боли, старался спасать меня, а не себя. Он меня и пальцем не тронул, — криво усмехаясь, сказала она. — В противном случае я согласилась бы, не раздумывая.
Безумный Джек некоторое время хранил молчание, словно прикидывая что-то в уме, затем, вздохнув, произнес:
— Уж не знаю, говорил ли тебе папаша твой о детишках и откуда они берутся, но многие женщины потом всю жизнь жалели, что вовремя «нет» не сказали. Когда в мужчине играет похоть, он поет сладким голосом и обещает много такого, чего нипочем не будет делать.
— Тай не из таких, он не будет лгать мне.
— Девочка моя, да разве ж это ложь? Когда у мужчины зудит между ног, он правду от лжи не отличает, — прямо заявил старик. — Если б все мужики стояли и рассуждали, что хорошо и что плохо, вместо того чтоб дело делать, в мире б давно никого живого не осталось.
Жанна, помешивающая травяной чай, фыркнула. Старик явно чувствовал себя не в своей тарелке, объясняя девушке очевидные истины, но продолжал говорить.
— Я тебе что толкую, — не сдавался Джек, роясь карманах в поисках пачки прессованного табака, — напарник-то твой поправится скоро, в силу войдет. По утрам просыпаться будет с твердым, как скала, инструментом между ног. Уж будь уверена, он поищет теплое местечко, чтоб похоть свою облегчить.
Жанна втянула голову в плечи, радуясь, что широкие поля шляпы скрывают выражение ее лица. Она не знала, что и делать — запустить в старика кружкой горячего чая или броситься ему на шею, рассыпаясь в благодарностях за заботу о бедной сироте.
— Я с тобой прямо говорю, девочка моя, — упрямо продолжал Безумный Джек. — Ты же одна на этом свете, и женщины нет никакой рядом, чтоб о мужиках-то тебе рассказала. А то ведь и глазом не успеешь моргнуть, как толстеть начнешь, и не от еды вовсе.
— Твой чай готов.
— Крошка, ты меня понимаешь?
— Да знаю я, откуда дети берутся и как туда попадают, если ты об этом, — кратко ответила Жанна.
— Именно об этом, — промямлил старик.
Девушка подняла глаза и увидела, что он, ловко орудуя перочинным ножиком, нарезает брикет табака на кусочки.
— Неудивительно, что ты мучаешься животом, тут и скунс бы не выдержал.
Безумный Джек лишь рассмеялся в ответ.
— В моем возрасте пожевать хорошего табачку — единственная отрада. Да еще месторождение хорошее найти. Я и в одиночку неплохо справлялся с тех пор, как папаша твой преставился. И вот что я тут подумал — ссужу девчонку золотишком, чтоб вырвалась она из этого места, зажила по-человечески.
Жанна собралась было возразить, но Джек не дал ей произнести ни слова, продолжая делиться своими соображениями и одновременно смачно жевать табак.
— Девочка моя, просто послушай старика. Народу-то на территории все больше становится, во как. Может так случиться, что бандит какой-нибудь выследит тебя, и не будет он тратить время на сладкие разговоры, а просто попользуется тобой. Я не только о мятежниках да Каскабеле толкую, солдаты-то наши ничуть не лучше отбросов общества оказываются.
Безумный Джек наблюдал за Жанной, хлопочущей у костра. Каждый изгиб ее тела безмолвно кричал о ее женственности и нежелании слушать ничьи советы.
— Здесь становится чертовски опасно для женщины, пусть и в мужской одежде. Нечего тебе жизнь свою зря тратить в одиночку.
— Я прекрасно справлялась целых пять лет.
— Прекрасно, говоришь? — воскликнул старик. — Да ты на себя посмотри! Худющая, как кобыла, выкармливающая двух жеребят. Тебе мужа надо, и поправиться немножко, чтоб кости твои мясом обросли.
— Моя мама была изящной, а не толстой, как маслобойка, — пробормотала девушка, — и папа ничуть не возражал.
«Тай, кажется, тоже не стал бы возражать против стройной фигуры», — мысленно добавила она.
Безумный Джек вполголоса выругался и попробовал убедить Жанну по-другому:
— И не одиноко тебе жить здесь с мустангами своими?
— А тебе разве одиноко?
— Черт побери, я сделан совсем из другого теста! Я мужчина, в конце концов, а ты нет, что бы на себя ни надевала. Что же ты — замуж не хочешь? Детишек не хочешь?
Жанна не ответила, так как этот вопрос был для нее слишком болезненным. До того как встретила Тая, она никогда не задумывалась над тем, какие дары может преподносить жизнь. Теперь же она в полной мере познала значение слова одиночество.
— Мустанги заменяют мне семью, — произнесла она.
— И не будет у тебя ничего другого, если не уйдешь отсюда.
— Если уйду, то все потеряю, — не без оснований возразила Жанна. — Я не та девушка, в которую влюбляются мужчины. Тай дал мне это ясно понять, а уж он-то разбирается в женщинах, — пожала она плечами, стараясь скрыть разочарование. — Я уж лучше с мустангами жить буду, чем в каком-нибудь пансионате, где меня будут лапать мужики, думая, что никто не видит.
— Но…
— Решено. Я остаюсь здесь.
Глава 9
Источник, который Жанна называла ванной, имел гладкие стенки и дно, оправдывающие его название и располагался на значительном расстоянии от горячего ключа, поэтому вода здесь была не такой обжигающей и почти не пахла серой. Прозрачная водная гладь так и манила окунуться в ее глубины. Ее можно было пить, но растения по берегам источника не росли, и его обрамляли только песок и стесанные водой камни, украшенные причудливыми желтоватыми узорами минеральных отложений. Для Тайрелла, стремившегося избавиться от последних напоминаний о приключении с Каскабелем, это было идеальным местом отдыха.
Обычно он наслаждался успокаивающей теплотой источника, но сегодня его переполнял гнев. Когда Тай узнал, что «мальчик» на самом деле оказался девочкой, первым его побуждением было схватить Жанну, перекинуть через колено и пороть до тех пор, пока она не усвоит хорошие манеры. Вспоминая, что она позволяла ему разгуливать перед ней всего лишь в набедренной повязке, сделанной из кусков старого одеяла, Тай распалялся еще больше.