многих:
– Советское правительство не намерено повернуть свой курс на дружбу с Берлином?
– Откуда у вас такие мысли, ваше высочество? – возмутилась Коллонтай. – Советский Союз и фашистская Германия – это же огонь и вода!
– Да, но у вас есть нечто общее, – хладнокровно заметил кронпринц, – вы не признаете демократии и управляетесь диктатурой.
А через несколько недель, 24 августа 1939 года, когда появилось сообщение о приезде в Москву имперского министра иностранных дел Иоахима фон Риббентропа и о подписании пакта с нацистской Германией, Коллонтай недрогнувшей рукой записала в дневнике:
«Смелый шаг Москвы. Господа империалисты и не думали, что мы проявим такую решительность и так верно учтем мировую политическую конъюнктуру… Рука моя не выронила газету, я даже не особенно удивилась. Шаг с нашей стороны вернейший.»
Коллонтай больше не позволяла себе сомнений в линии партии. Или не доверяла их дневнику.
Последствия союза Гитлера и Сталина вскоре ощутила и Коллонтай. Началась финская война. 30 ноября 1939 года советская авиация бомбила Хельсинки. Части Ленинградского округа перешли границу. В сводках с театра военных действий Коллонтай с горечью читала названия мест, где отдыхала ребенком у дедушки. Ведь в ее жилах текла и финская кровь.
Несмотря на огромное превосходство Красной армии над финнами, зимняя кампания протекала на редкость неудачно. Начались тайные переговоры через посредство шведов о заключении мира. Александра Коллонтай играла первую скрипку. Но у нее возникли трения с НКВД. Политическая разведка хотела показать Сталину, что эта она заставит финское правительство принять условия мира.
В марте 1942 года Коллонтай исполнилось семьдесят лет. Приехавший в Стокгольм молодой тогда дипломат Владимир Иванович Ерофеев вспоминал:
«Ее разбил паралич. Левые рука и нога у нее не действовали. Меня она принимала, сидя в кресле-коляске, без которого уже не могла обходиться… Говорила она с трудом, но старалась держаться бодро, улыбалась, ко всему проявляла большой интерес, короче, не сдавалась».
Неприятности чекисты способны доставить любому дипломату, хотя бы и послу. Резидентом политической разведки в Стокгольме был Борис Ярцев, он же Борис Аркадьевич Рыбкин. Его заместителем и по совместительству женой была Зоя Ивановна Воскресенская, после войны она начнет писать детские книги о Ленине.
«Шифровальщиком в посольстве, – вспоминал Владимир Ерофеев, – и одновременно помощником резидента по наблюдению за коллективом советской колонии был некто Петров. Это был развязный грубиян, пьяница, тиранивший свою жену. Однажды шведская полиция подобрала его пьяным и доставила в посольство. В кармане у Петрова были ключи от сейфов и печать. Хотя об этом случае сообщили в Москву, он остался в резидентуре.
Он вызвал меня на беседу и тут же потребовал, учитывая мою близость к Коллонтай, информировать о ее поведении, настроениях, разговорах:
– Ты что, не видишь, что она – не наш человек? Окружила себя подозрительными людьми. Ее муж, Дыбенко, расстрелян.»
Самое забавное состоит в том, что после войны бдительный чекист Владимир Михайлович Петров работал в Австралии. И вместе с женой попросил там политического убежища.
Свой архив Коллонтай держала в сундучке и тряслась над ним. В 1943 году ее, тяжелобольную, вывезли в санаторий. Как только пришла в себя, попросила доставить ей сундучок. Выяснилось, что сундучок пуст. Резидент наркомата госбезопасности отправил бумаги в Москву.
Что сделала Коллонтай, которая шла в тюрьму при царизме, спорила с Лениным, ничего не боялась? Вызвала резидента и сказала: как вы посмели? Я здесь хозяйка?..
Наученная жизнью, Коллонтай даже не посмела возмутиться. Написала резиденту благодарственное письмо за то, что в трудное военное время он сберег ее записи.
Записала в дневнике:
«Оглядываюсь: всегда-то я шагала через препятствия. Смолоду была «мятежная». Никогда не останавливалась перед тем, как на это посмотрят «другие», что скажут. Не боялась ни горя, ни трудностей. И опасности не пугали. Захочу – добьюсь. И достигала.
Я преодолела в себе чрезмерную эмоциональность, присущую женщинам прошлого, – именно то, что больше всего вредит в дипломатии. А нужно: бесчувствие, объективность, холодный рассудок и никаких эмоций».
17 сентября 1944 года с помощью Коллонтай было подписано перемирие с Финляндией, которая вышла из войны. Это был последний дипломатический успех первой советской женщины-полпреда.
В конце войны у Коллонтай случился инсульт, после чего последовал паралич левой половины тела и воспаление легких. В марте 1945 года ее вывезли в Москву. Она попросила Молотова вернуть ей все бумаги, которые забрал резидент. Но в наркомате иностранных дел ее бумаг не нашлось. Тогда Коллонтай в последний раз обратилась к Сталину. Записи ей вернули. Сталинское покровительство продолжало действовать. Тяжелобольную Коллонтай даже не отправили на пенсию. Она числилась советником Министерства иностранных дел и работала над мемуарами.
Александра Михайловна Коллонтай скончалась в 1952 году, не дожив двух недель до восьмидесятилетия, которое собиралась пышно отметить в особняке Министерства иностранных дел на улице Алексея Толстого.
Никого из мужчин, которых она любила или которые любили ее, уже не осталось в живых. Все они были значительно моложе ее, но ни к кому из них судьба не была столь благосклонна. Или, может быть, никто из них не был наделен такой счастливой способностью легко расставаться с идеалами юности и забывать о любимых людях?
Жена, подруга и соратник. Надежда Крупская
Надежда Константиновна Крупская родилась в Санкт– Петербурге. Как и многие революционеры того времени, по сословной принадлежности – дворянка.
Константин Игнатьевич Крупский помимо Константиновского кадетского корпуса окончил в 1837 году Михайловское артиллерийское училище, был выпущен подпоручиком и определен в расквартированный в Царстве Польском, в городе Кельце (неподалеку от Варшавы), Смоленский полк 7-й пехотной дивизии.
Мать Елизавета Васильевна, дочь горного инженера Василия Ивановича Тистрова, поступила в Павловский военно-сиротский институт благородных девиц.
В 1858 году Елизавета Васильевна получила звание домашней учительницы. Нашла место гувернантки троих детей помещика Русанова в Виленской губернии. Полк, где служил молодой офицер Крупский, располагался совсем рядом. Русанов устраивал званые вечера, на одном из них встретились поручик Крупский и очень красивая Елизавета Васильевна и полюбили друг друга. Надежда Константиновна – их единственная дочь.
Отец Надежды Константиновны служил в генерал-губернаторстве потому, что после раздела Речи Посполитой к Российской империи отошла значительная часть ее территории и населения. Поляки не смирились с разделом, одно восстание следовало за другим.
Константин Крупский изучал польский язык и сочувствовал польским повстанцам во время национально-освободительного восстания 1863–1864 годов, когда в России многие возненавидели поляков.
– Мы жили в Польше, – вспоминала много позже Надежда Константиновна, – и это много дало мне в понимании национального вопроса. Национальное угнетение Польши царизмом нельзя было не чувствовать.
Константин Игнатьевич скончался от