– Геннадий Петрович, вам звонят. – Из микроавтобуса выглянула молоденькая девушка, держа в руке трубку телефона.
Генка постоял ещё какое-то время, затем тряхнул головой и побежал к машине…
Мы стояли на площади, теперь уж точно площади, не поляне, озираясь вокруг. Инга взяла меня под руку и прошептала:
– Я здесь была.
Я удивлённо открыл рот.
– Помнишь, я рассказывала тебе сон. Это – то самое место.
Круглое пространство, окаймлённое невысокими деревьями. В центре – выложенный тротуарной плиткой круг. Я был уверен, посмотри со спутника – круг окажется абсолютно правильным, без намёка на эллипсоидальность. Инга незаметно выскользнула. Четыре скамейки в диаметрально противоположных местах, прямо компас, ни дать ни взять: Норд, Зюйд, Ост и Вест. Довольно многолюдно. Но как-то странно: люди все по одному. Одинокий мужчина в центре, опустив голову, раскачивается на пятках. Бабушка присела на скамейке. Рядом другая, но не переговариваются, что было бы естественно, сидят молча. Молодой мужчина, мой ровесник, мерит шагами пространство перед скамейкой Зюйд. Женщина в платке, сравнительно молодая, но без косметики… И у каждого в руках цветы – две розы, два тюльпана, две гвоздики.
– Серёжа.
Я обернулся на звук. Инга стояла на краю площади в десятке шагов от меня. Подойдя, я разглядел большой кусок тёмного гранита, утопленного в земле и подёрнутого зелёным, видимо, от времени. Выбитые тремя столбцами буквы складывались в скорбный список:
1. АЛЕКСАНДРОВ Денис, 8 лет
2. АНДРЕЕВ Алёша, 10 лет
3. БЕРГ Саша, 10 лет
4. БОРЗЕНКО Витя, 7 лет
5. ДОРОХОВ Дима, 9 лет
…
18. ИШАКОВА Настя, 8 лет
19. КАНАТ Ильгар, 9 лет
20. КЕМЕРОВ Валера, 7 лет
21. КОЧЕТОВА Лена, 10 лет
…
55. РЕУТОВ Денис, 8 лет
56. РЫНДИНА Света, 11 лет
57. САЙДУЛАЕВ Руслан, 10 лет
59. САРСАНИЯ Аслан, 8 лет
60. СЕРКОВА Настя, 9 лет
…
76. ЦАРЦОЕВ Доку, 9 лет
77. ШЕПЕТОВ Глеб, 11 лет
78. ЩУКИНА Оля, 7 лет
Я пробегал глазами раз за разом детские имена и фамилии, и во мне нарастало, разгоралось пламя, которое ничем невозможно потушить. Я инстинктивно обнял жену за плечи. Она опустила голову мне на плечо и закрыла лицо руками. Мы стояли, как два истукана, под взгляды ожидающих шторма мужчин и женщин – мам, пап, бабушек, дедушек, близких и не очень, добрых и злых, сварливых, злопамятных, бесчестных, глупых, наивных, щедрых, чистосердечных, таких разных людей.
Порыв ветра налетел внезапно…
…стал здесь лидером? Не знаю. Само собой получилось. Может потому, что я – единственный, кто не ревел, не носился как полоумный солнечный зайчик, а был спокоен и собран. Всегда. С самого начала, с тех первых минут над развалинами школы. Или потому, что погиб первым. То есть, мы с Леной Кочетовой были первыми, но она – девочка, а это многое меняет. А ещё потому, что на правах первого встречал остальных, и так и остался для них тем, от кого они узнали страшную правду о своём новом статусе.
Я тогда разговаривал с каждым, объяснял и успокаивал как мог, как умел. Ребята погибли разные. Много мелюзги, но было и несколько пятиклашек, старше меня на год. Реакция почти во всех случаях следовала одинаковая: недоверие, отрицание, слёзы, истерика. Я сам себе много раз поражался: почему так спокойно всё принял. Мне, если честно, тоже приходилось несладко, но внешне всегда оставался уверенным и собранным. Никто не знает и никогда не узнает, что творилось и творится у меня в душе. Я привык. Такова доля всех старших детей в семье.
Мне десять лет. Уже давно, девять лет. Девять лет мне десять лет. Звучит смешно, как строка из детского стихотворения Агнии Барто. Но я не смеюсь. И не плачу никогда. Мне нельзя, я здесь главный. У меня семьдесят семь товарищей и почти три сотни обезумевших взрослых – родителей, бабушек-дедушек, дядей-тётей. Я в ответе за них всех. Я, Руслан Рамизович Сайдулаев, погибший ученик четвёртого «в» класса разрушенной школы № 4 города Н-ска.
Дома полгода не был, с самих папиных похорон. До сих пор виню себя в его смерти, хотя поделать ничего не мог. Не мог я поймать его, поскользнувшегося при обходе очередного строящегося объекта, и мягко опустить на землю подальше от торчащих арматурин. Не мог. Как узнал о его смерти, скажу честно, обрадовался. Теплилась надежда на то, что всё будет иначе, не так как у ребят с их близкими. Я ошибался.
Папа. Отец… Я оберегал, хранил свою семью как мог. Два раза спасал жизнь отцу, один раз спас маму, брата уж не упомню сколько, а однажды в последний момент успел вытолкнуть Сиринку из… Даже вспоминать не хочу. Она, наша самая младшенькая, совсем девушкой стала. Красавица, вся в маму. Шамиль – брат, на год младше меня – заканчивает первый курс Бауманки. Шалопаем был, я с ним пуд соли съел. Сколько раз приходилось заступаться, драться из-за него, забияки. После моей смерти он сильно изменился, повзрослел, оно и понятно: стал старшим братом, у нас в семье с этим строго. Взялся за ум, школу с красным дипломом закончил и укатил поступать в столицу.
Первый раз это произошло спустя три месяца после взрыва. У Димки Дорохова из третьего «а» папа разбился на машине. Пьяным в столб на полном ходу въехал. Димка рванул туда быстрее пули, возбуждённый, радостный: папка, папка ко мне пришёл! Обратно летят вдвоём. Лучше б я этого не видел. На Димке лица нет. А его батя – гримасничает, хихикает, глаза безумные… За ту неделю ещё у двоих ребят погибли близкие. Картина всегда одна и та же, смерть лишает их рассудка. Почти три сотни набралось наших родных, наших взрослых, ставшими для нас детьми, младенцами неразумными. Включая моего отца.
Горе мне с ними. Только меня одного слушаются. Оставь без внимания – натворят бед. Спасатели МЧС несколько лет назад изобрели «шарманку». Хоть какая, да помощь, мне. Шарманка – это мы её так прозвали. На самом деле у неё другое название, научное, хитрое очень. Только играет она музыку. Простую, механическую, как на детском ксилофоне. Наши взрослые от неё без ума: как услышат, ныряют в тот железный ящик, и на полдня, а то и на пару дней, о них можно забыть. Возвращаются потом тихие, спокойные, умиротворённые.
Вчера с концертом этим я маху дал. Не уследил. С Леной Кочетовой был занят, проводил психологическую реабилитацию, как говорится. Срывается она иногда. Девчонка, одно слово. Летали на Северный полюс медведей смотреть. Потом на Южный – «на пингвинчиков». Целый день с ней потерял. А они тут без меня устроили. Чуть Витькиного отца-спасателя не пришибли. Но я успел.
Не выходит у меня из головы та женщина. Как я разволновался! Сначала не понял: сидит по-смешному на полу перед сценой и на меня глядит. Именно на меня, а не сквозь, как обычно. Я опешил, спрашиваю тихо: «Вы меня видите?». Смотрит, рот открыла. Я громче: «Вы меня видите? Слышите?» Машет головой, не слышу, мол.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});