Ким держит телефонную трубку и кладет свободную руку на стекло. Я тоже. По ее
щекам текут слезы.
- Я этого не делал.
Она фыркает и награждает меня сердитым взглядом. Да уж. Такие взгляды ей удаются
хреново.
- Я знаю, болван. Ты должен им все рассказать.
- Детектив, который занимается делом, в курсе, но улики против меня. Он ничего не
может сделать.
Сердце Ким пускается вскачь.
- И что это значит?
- Ким, о тебе они не знают. Никто не знает, что у меня есть сестра. Меня спрашивали
о родственниках. Спрашивали, были ли другие дети. Я сказал, что у Эрла был только я.
Видимо, Сара тоже о тебе не упоминала. Ты ничего никому не должна говорить. И тебе
нельзя сюда возвращаться.
- Что? Нет. Нет-нет-нет…
- Солнце, передай трубку Амадору.
- Нет! – кричит Ким. Начинает паниковать, а это совсем на нее не похоже. Она всегда
тише воды, ниже травы. – Рейес!
Амадор обнимает ее за плечи. Не для того, чтобы успокоить, а чтобы из-за нее их не
выгнали. Отбирает у нее трубку, и Ким тут же хватается за пластмассовую столешницу.
Пальцы такие же белые, как и сама пластмасса.
Амадор знает, что надо делать. Мы обсуждали это сотни раз.
- Позаботься о ней, - говорю я ему.
Он кивает:
- Все готово. С ней все будет путем.
Меня опять затапливает облегчением. Так сильно, что я дрожу с ног до головы и за
это проклинаю себя, на чем свет стоит. Не нужно Ким видеть, что я не могу справиться с
чувствами.
Говорить почти не о чем. Несколько месяцев назад мы с Амадором придумали, как
забрать Ким у Эрла, и теперь все готово. Она будет жить в хорошей семье. Вернется в
школу. А я как-нибудь раздобуду ей денег.
- Лады. Дай ей трубку. Ты знаешь, что делать дальше.
38
http://worldselena.ru/________________________________________________________________________
- Еще бы.
- Аммо, даже не знаю, как тебя…
- Не смей вываливать на меня это сопливое дерьмо. – В его глазах стоят слезы, но он
изо всех сил с ними борется. – Я всегда тебя прикрою. Сам знаешь.
Я киваю:
- Если бы мог, я б тебя поцеловал. С языком и все такое.
Амадор смеется, и от этого по щеке стекает слеза.
- Поздновато спохватился. А ведь мы могли бы стать счастливой парой, pendejo5.
Внезапно я понимаю, что у меня мокрое лицо.
- Я люблю тебя, старик.
- Я тебя тоже. Ты только выбирайся отсюда, ладно?
- Постараюсь, - вру я в ответ.
Вариантов не осталось. Признаваться в том, чего не совершал, только ради приговора
помягче, я не стану. А отсидеть все равно придется.
Амадор передает трубку Ким. Она ничего не говорит. Лицо такое бледное, что сестра
смахивает на призрака.
- Ты меня не знаешь. И больше никогда сюда не возвращайся.
Сказать хочется много. Например, что из-за меня ей больше никогда не причинят
вреда. Никогда. Но слова не идут с языка, а в горле огромный ком.
Ким молчит. У нее дрожит подбородок. Наверное, даже если бы она захотела, то не
смогла бы сказать ни слова.
- Я люблю тебя, - тихо говорю я.
И эти слова становятся последней каплей. Ким опять рыдает, и Амадору в прямом
смысле слова приходится увести ее силой. Но она меня послушает. Не станет выходить на
связь. Она намного сильнее, чем ей кажется.
Это была наша последняя встреча перед долгой-долгой разлукой.
Глава 16
Несколько месяцев я жду суда в СИЗО. Меня называют заключенным, а по-моему, я
впервые в жизни свободен.
Несколько раз детектив Боб вызывает меня на допрос. Едва ли не умоляет дать ему
хоть какую-то зацепку. Знает, что я невиновен. Понятия не имею откуда, но знает. В этом
сомнений нет. Я почти ничего не говорю. В основном отмалчиваюсь. Никакие слова не
отменят улик.
Детектив искренне пытается хоть что-то найти, но у него так же, как у меня, связаны
руки. Месяца через два он сдается.
Суд проходит быстро. Несмотря на абсолютную некомпетентность моего адвоката,
пять человек из жюри присяжных считают, что я невиновен. Трое из них женщины, которые
уложить меня в постель хотят сильнее, чем сделать следующий вдох. Оставшиеся двое –
мужчины. У одного на уме то же самое, что и у женщин. Второй всеми фибрами души
ненавидит копов и не верит ни единому их слову. Будь я серийным убийцей, он все равно
посчитал бы меня невиновным.
Однако улики говорят сами за себя. Мне выносят приговор. Кто бы сомневался.
В тюрьме я ни с кем не связываюсь. По большей части меня никто не трогает, но
всегда находится тот, кому позарез надо доказать свою крутизну. Драки становятся
привычным делом. Правда, надолго они не затягиваются, но все равно радуют. Хоть какой-
то способ выпустить пар, отыграться, выбивая из очередного претендента дерьмо. Мало что
приносит столько удовольствия.
Постепенно я обрастаю определенной репутацией и становлюсь мишенью для
5 (Исп.) Придурок, дурак; чувак.
39
http://worldselena.ru/________________________________________________________________________
каждого желающего попытать счастье. Но это даже к лучшему – я постоянно начеку. Кое-
чему Эрл Уокер меня все-таки научил. Грязно драться.
Только на драках ничего не заканчивается. Народ начинает шептаться по углам.
Говорят, что я не человек. Что двигаюсь, как животное. Говорят, я хищник, а не добыча.
Со временем я знакомлюсь с несколькими заключенными. Некоторые из них
терпимые. Один и вовсе ничего, поэтому я поддаюсь редкому порыву и говорю ему, что его
ждет ад. Рассказываю почему. Уверяю, что еще есть шанс все изменить. Нужно сознаться.
Перевернуть всю свою жизнь. Помогать другим. Чувак уже на правильном пути, но
отмазаться от ада ничуть не легче, чем от зоны.
Сам удивляюсь, но он мне верит. Идет к охраннику и говорит, что хочет встретиться
со своим адвокатом. Покаяться в грехах. Помочь другим.
Адским клеймом чувак обзавелся давным-давно, когда принимал наркотики.
Выстрелил в аптекаря во время ограбления. Тот мужик по сей день в инвалидном кресле.
Зек, в конце концов, завязал с наркотой, а за решетку попал по случайному стечению
хреновых обстоятельств, но с того самого дня больше никому и никогда не причинял вреда.
Как бы то ни было, ущерб нужно возместить. Никакими поступками уже не исправить
содеянного, но, если чувак покается в грехах и станет помогать другим, адское клеймо
начнет бледнеть и рано или поздно совсем исчезнет. Чувака еще можно спасти.
Жаль, что меня нельзя.
Глава 17
После вынесения приговора меня сразу же переводят во временную тюрьму, где берут
анализы и заставляют проходить психологические тесты. Еще через несколько недель
этапируют в федеральную тюрьму Нью-Мексико. Я младше всех. Вместе со мной перевозят
колоритную смесь рецидивистов и впервые осужденных. Первые нервничают, ерзают и
психуют. Новички дрожат от страха. Одного так заметно трясет, что хочется сказать ему,
чтобы поостыл, но толку от этого не будет. Все равно он станет чьей-то «шестеркой».
Слухи обо мне добрались и до зоны. Один из самых частых «постояльцев» хочет
наложить на меня лапы, но он еще не в курсе, что обо мне говорят. К тому моменту, как меня
выпускают на общий режим, за мной уже ходит прозвище. «Дыхание дьявола». Однако
скучное существование в четырех стенах лучше всего на свете разбавляет перспектива
принять вызов, и в первый же день за мою голову назначают цену.
Едва я сажусь за стол с подносом, чтобы пообедать, сразу чувствую, как с разных
сторон ко мне подходят трое. У каждого по самодельной заточке вкупе с намерением во что
бы то ни стало уложить меня если не в гроб, то хотя бы в больницу. На этот раз свое право на
первенство хочет отстоять «Синдикат Нью-Мексико»6 – известная в определенных кругах
группировка. А достичь цели можно только одним способом – так сказать, поставить меня на
место.
Я жду, пока трое не подойдут поближе. Один охранник, молодой пацан, для которого
все здесь так же в новинку, как и для меня, замечает происходящее. Он на взводе. Вызывает
подмогу, но не успевает даже договорить, как все трое бросаются в атаку.
Я уворачиваюсь от заточки, выкручиваю парню руку и только потому, что сегодня
настроение у меня исключительно паршивое, сворачиваю ему шею еще до того, как он
успевает хоть что-то понять. С двумя другими поступаю точно так же. Один из них
соображает, что происходит, и пытается отступить, но мне не хочется так просто его
отпускать. Тем более он особо редкая сволочь, приговоренная к вечности в аду: изнасиловал
и избил соседскую девочку, а потом задушил ее в лесу, чтобы она никому ничего не