— Матушка, есть у меня заботы. Возьми дочек, им пора уже знать законы холмов. Вот и займись их обучением.
В этот раз Арсай уже ждал Лайду. Он сидел на прежнем месте — залитой солнцем ложбинке между холмами. Теплый плащ был расстелен на траве и Лайда не скрыла усмешки: уж не о ней ли так чужак проявил заботу? Великая намеренно подошла к Арсаю с другой стороны и уселась на траву, игнорируя расстеленный плащ. Арсай немного смутился — не ожидал он, что дикарка продемонстрирует свою несговорчивость так открыто. Ну, значит слаще будет победа над своенравной дикаркой холмов. Он открыл уже рот, чтобы сладкими речами подольститься к Лайде, но Великая сделала знак ладонью, призывая чужака к молчанию и заговорила сама:
— Я хочу увидеть тех, кто с тобой одной крови.
Лайда протянула раскрытую ладонь и Арсай протянул свою ладонь навстречу. Как только ладони соприкоснулись, перед мысленным взором Великой предстали лица молодой женщины и мужчины в годах. Женщина была похожа на Арсая, те же черты, только чуть нежнее и правильнее. И словно шепот донес до слуха Лайды имя: "Лисай".
Мужчина был грузным, его одутловатое лицо было искаженно гримасой недовольства. Незначительное сходство еле угадывалось, а шепот назвал имя "Миард".
Но этого Лайде было мало. Она скользнула дальше, пытаясь прочесть сердце Арсая и успела разглядеть лицо старухи, которую шепот назвал "Банча". И в тот же миг Арсай отдернул свою ладонь, но до слуха Великой долетел чуть слышный шепот "Ксана" и перед взором скользнул чуть различимый образ молодой девушки.
— Кто такая Банча? Она другой крови, но она в твоем сердце.
Арсай, недовольный тем, что чуть было не попался, ответил:
— Банча моя кормилица.
Про Ксану Лайда не стала спрашивать. Не просто так чужак скрывает эту девушку от взора Великой. Он не хочет, чтобы Лайда знала про неё. Но Великая узнает, что задумал этот чужак.
Между Арсаем и Лайдой повисло молчание. Арсай гадал, успела ли дикарка узнать про Ксану. А Лайда ждала, что еще может рассказать чужак.
— Лайда, неужели после всего, что я рассказал о Леании, тебе не захотелось хотя бы побывать там?
— Великая Лайда. Не забывайся, чужак, — надменным голосом поправила Лайда Арсая. А мага вдруг взбесила эта дикарка. Он тут перед ней ужом вьется, а ей хоть бы хны! Что она о себе возомнила?! Привыкла, что мужчины перед ней преклоняются и слова против не могут молвить?
Арсай вдруг бросился на Лайду, одной рукой обнимая за талию, а второй пытаясь перехватить правую руку дикарки и повалить её на землю. Но Лайда вдруг вывернулась из цепких рук чужака и, неожиданно для Арсая, оказалась сверху с занесенным кинжалом, а сам маг оказался прижатым спиной к земле. Мужчина с изумлением и восхищением смотрел на Лайду, которая занесла над ним кинжал. При этом рука Великой была крепка и Арсай не сомневался, что еще одно движение и кинжал пронзит его грудь. Взгляд Лайды был грозен, в нем не было ни капли сомнения, что нужно сделать с зарвавшимся чужаком.
— Нет, Великая Лайда, прояви милость! — просипел Арсай. Дикарка чуть склонила голову набок и с издевкой спросила:
— Назови хоть одну причину, почему я должна тебя помиловать?
Арсай тяжело дышал, в положение поверженного он попал впервые.
— Я не задумывал ничего дурного. Просто ты такая прекрасная, Великая Лайда, что я не смог удержаться. Я хотел всего лишь поцеловать тебя.
Лайда скривила губы: слишком груба была эта лесть. Даже юная девушка не купится на неё.
— Ты посмел прикоснуться к Великой. Только муж Великой может касаться её. И тебе полагается смерть, — совершенно спокойно, без горячности произнесла Лайда.
— Я могу заплатить богатый выкуп, чтобы загладить свою вину, — не отступал чужак.
— Вряд ли ты можешь что-то предложить моему народу. Но сегодня у меня хорошее настроение и я не желаю уподобляться тем, кто когда-то поднял руку на тех, с кем они одной крови. Я сохраню тебе жизнь на этот раз. Но запомни, чужак- еще раз дашь волю рукам- и я убью тебя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
С этими словами Лайда поднялась, освобождая Арсая и, не оглядываясь, пошла в глубь холмов. А Арсай некоторое время так и лежал на земле не веря, что чуть было его не заколола кинжалом дикарка. Его, сильнейшего мага Леании, чуть было не закололи, при этом дикарка справилась с ним безо всякой магии. Тут взор Арсая немного затуманился: а дикарка хороша! Её вздымающаяся грудь, глаза, потемневшие от гнева… Наверняка, она страстная и необузданная на брачном ложе… И он, Арсай, обязательно позабавится с ней.
Когда утром Олеха позвали в шатер вождя, парень уже знал о чем пойдет разговор. Слухи по кочевью быстро расползаются, хотя там, возле костра были только мужчины, не считая Ферюзе. Но то, что степнячка точно не болтала о произошедшем, Олех был уверен. Да и какая теперь разница кто проболтался — ответ все равно ему держать перед вождем.
Айлук в шатре был не один. Рядом с ним сидел Колуч. Бледный, с тонкими поджатыми губами, он сейчас сильно напоминал свою мать.
Вождь не торопился с разговорами — сначала все трое плотно позавтракали. При этом прислуживала мужчинам младшая дочь Айлука — Зея. И только когда с утренней трапезой было покончено и девушка унесла из шатра пустые миски, Айлук обратился к парням:
— Ну, и как это понимать? Давно по кочевью таких разговоров не велось. Неужто вам двоим в великой степи тесно, что разойтись миром не можете? Что скажешь, Колуч?
Колуч скользнул недобрым взглядом по лицу Олеха и повернулся к отцу:
— Вождь, с тех пор как Олех появился в степи, так и пошли слухи. Он хочет меня оклеветать, очернить в твоих глазах, чтобы занять мое место в твоем сердце.
Вождь нахмурился и перевел взгляд на Олеха. Парень даже растерялся от таких обвинений. Что он теперь должен оправдываться за то, чего и в мыслях не было?
— Ты вчера, Колуч, отказался выпить из пиалы, которая предназначалась мне. Не потому ли, что в ней был яд?
— Вот видишь, отец, он клевещет на меня! Я побрататься хотел, чтобы слухи не плодить, а он все против меня обернул!
Но вождь, будто и не слышал возмущенные речи сына. Он, не поднимая головы, глухим голосом спросил:
— А почему не выпил из пиалы Олеха, если слухи хотел прекратить?
Колуч замолчал. Будто вся бравада и праведный гнев слетели с него. Айлук поднял голову и встретился глазами с сыном. Колуч покраснел, побледнел, его губы дрогнули и он, не выдержав, отвел глаза.
Айлук с горечью проговорил:
— Не думал я, что второй раз в жизни придется делать выбор между сыновьями…
В шатре повисла тишина. Колуч испуганно вытер о штаны вдруг вспотевшие ладони, его грудь взволнованно вздымалась. А Олех почувствовал как алеют его щеки, пылает лицо, горят уши.
— Олех, ты сын моего первенца, Ярыша. И видят духи степи, как кровоточит мое сердце в разлуке с ним. Но и Колуч мой сын. И его дом — великая степь. А ты готов остаться в степи, признать её своим домом?
Олех встретился взглядом с вождем и по лицу Айлука понял, что этот вопрос задан не просто ради любопытства. Очень многое зависит от того, что ответит Олех.
— Мой дом в холмах. И я рано или поздно вернусь туда…
— Вот ты и сделал выбор, Олех. Раз ты вернешься в холмы, то не стоит сеять в степи раздор…
— Айлук, так я и не сеял раздор! Не было у меня мыслей против Колуча. С Ферюзе все само вышло, без злого умысла! А то что вчера случилось, так нет в том моей вины. За это пусть Колуч ответ держит…
— Как бы то ни было, не уживетесь вы в степи. Начнете людей баламутить своими распрями. Не для того я степь великую под свою власть собирал, чтобы потом делить её промеж вас. Один из вас покинет степь. И это ты, Олех. Тебе есть куда идти, а Колуч — сын степи, здесь его место.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Олех почувствовал жар в груди, будто углей туда кинули:
— Ярыш тоже сын степи! Однако не побоялся покинуть свой дом, откуда его родной отец выгнал без вины!